Читать интересную книгу Дэниел Мартин - Джон Фаулз

Джейн слишком хорошо знала эту комнату, чтобы снова обратить внимание на её убранство. Она прошла прямо к окну и стала смотреть вниз — в сад. Минутой позже, сняв красный платок, она тряхнула тёмными волосами, и они рассыпались по плечам; от окна она так и не отошла, стояла, держа в руке платок. Думала о чём-то.

— Выпьешь чего-нибудь, Джейн?

Она обернулась от окна, сказала, чуть улыбнувшись:

— Может, чаю?

— Пойду налью чайник.

Вернувшись с чайником из ванной, он обнаружил, что Джейн стоит в том углу, где была устроена довольно жалкая кухонька.

— Молоко у меня только сухое.

— Это не важно.

— Могу стянуть немножко у старушки Нади Константиновны.

— Да это не важно.

— Её нет дома.

— Право, не надо.

Она вышла из угла с двумя чашками, заварочным чайником и двумя ложками и опустилась на колени перед камином. Он поставил чайник на маленькую электроплитку, на которой всегда кипятил воду, и прошёл в кухонный угол за сухим молоком, чаем и сахаром. Потом уселся на ковёр напротив Джейн, глядя, как она, тщательно отмеривая чайные листья, опускает заварку в чайник.

— А Нэлл зайдёт сегодня?

Он покачал головой:

— Пишет курсовую.

Она кивнула. Было ясно — ей не хочется разговаривать. Но для него ощущение пустоты погружённого в молчание дома, пустоты этого дня, этого времени делало объявший их вакуум непереносимым.

— Зажечь камин?

— Как хочешь.

Он зажёг спичку — фыркнула газовая горелка, пламя вспыхнуло синим с золотом, разбрасывая светящиеся розовые искры. Тихонько зафыркал и чайник на плитке. Дэн вдруг почувствовал, как в самой глубине его существа пробуждается что-то вроде довольного урчания, вопреки смущению, вопреки молчанию Джейн. Мысленно он уже репетировал всякие забавные варианты рассказа о случившемся (его мозг уже тогда был способен создавать хитроумнейшие диалоги: это поселившееся в нём чудовище в те годы казалось всего лишь смешным и необычным даром небес); мысленно обыгрывалась напыщенная речь полицейских, которые «хочут образованность показать»; невозможное фатовство Эндрю; заявление Марка — «Я участвовал в десанте у Анцио, старина»… да не только само происшествие — серые ягодицы цвета недоваренной требухи, черви, кишащие в волосах (хоть он узнал об этом с чужих слов, но можно сказать, что сам видел…), а кое-что ещё, ведь он провёл целый день с Джейн — кумиром целого курса, без пяти минут знаменитостью.

Вся молодёжь Оксфорда искренне верила, что Джейн будет знаменита, знаменита по-настоящему, с её-то внешностью и талантами (гораздо более серьёзными, чем способность изображать Риту Хейуорт: её Виттория в «Белом дьяволе»48 была тому несомненным доказательством). Теперь она сидела, опершись на руку, чуть склоняясь на один бок, и смотрела в огонь. Больше всего, если подумать, его привлекала в ней не искромётная живость, не способность перевоплощаться, не пластика — словом, не то, что она являла собою на сцене, а то, о чём теперь говорило её лицо: чуть меланхоличная задумчивость, внутренняя одухотворённость. В ней спокойно уживались два разных человека, это стало ясно уже давно, она была натурой гораздо более сложной, чем Нэлл; именно это, вопреки всяким внешним обстоятельствам, и делало её ровней Энтони, который во многом казался абсолютной противоположностью им троим: знаток классической философии, выпускник Уинчестер-колледжа,49 которому уже сейчас обеспечена профессорская карьера здесь же, в Оксфорде; человек практичный, с быстрым аналитическим умом и афористичной речью, мыслящий логически во всём, что не касалось его религиозных убеждений (католицизм в то время считался в той же мере пижонством, что и коллекционирование зеркал в рамках «Art Nouveau»).

Студентов вроде Марка — рано созревших молодых людей, успевших на собственном опыте узнать, что такое война, и воочию видевших смерть, — в Оксфорде было хоть пруд пруди; все до единого в университете знали про то, как прокторский «бульдог»50 попытался силой выволочь студента из пивнушки, да обнаружил, что его жертва — тот самый молодой полковник, ординарцем которого он служил во время войны. Но зрелость Энтони была иного рода: по сравнению с другими сверстниками он лучше знал, кто он есть и кем намеревается стать. Его помолвке с Джейн завидовали, но только тот, кто плохо знал их обоих, мог считать, что они не подходят друг другу. Под маской внешней несхожести они прекрасно друг друга дополняли.

Дэн мог бы тогда признать, хотя не столь лаконично, как сейчас, что просто-напросто влюблён в Джейн. Поэтому он и испытывал смущение. Прошло уже несколько месяцев — два семестра по меньшей мере — с тех пор, как он это понял, и понял, что оказался в тупике. Его будущий брак с её сестрой был обречён задолго до этого дня. Бессмертны слова Уэбстера о странных геометрических построениях… Он должен был бы испытывать чувство вины по отношению к Нэлл; но, как ни странно, гораздо более виноватым чувствовал себя перед Энтони, хотя вовсе не (или — почти не) из-за этого проведённого с Джейн дня, когда Энтони позволил себе отдохнуть от предвыпускной зубрёжки и укрылся на весь конец недели в каком-то глостерширском монастыре.

Дэн до сих пор чувствовал себя незаслуженно польщённым дружбой с Энтони: незаслуженно, потому что так и не смог понять, что этот блестящий уикемист51 в нём нашёл. Зато он понимал, что он сам получает от общения с другом, от контакта с гораздо более острым и утончённым интеллектом, с душой, гораздо твёрже воспринявшей как духовные, так и мирские ценности и гораздо менее поддающейся развращающему влиянию новомодных идей и эфемерных идеалов. В каком-то смысле Энтони сам был воплощением Оксфорда, в то время как Дэн был в Оксфорде всего лишь гостем. По правде говоря, от Энтони он узнал гораздо больше, чем от своих профессоров. Но в их отношениях был один существенный недостаток: Дэн не мог избавиться от глубоко запрятанного убеждения, что это — дружба между неравными.

Если быть справедливым к Дэну (и к историческим фактам), следует заметить, что с точки зрения престижа в студенческой среде (а престиж здесь часто связан ещё и с дурной славой) его чувство собственной неполноценности показалось бы современникам поразительным и необъяснимым. Студенты знали его гораздо лучше да и завидовали ему значительно больше, чем Энтони; он принадлежал к той группе однокашников, кто, не сделав университетской карьеры, тем не менее добился известности и за пределами своего колледжа, и — если оглянуться назад из сегодняшнего дня — именно они определяли лицо университетского поколения того времени. Но, подобно Джейн, в нём тоже крылись два человека, хотя тогда он не был готов (или способен) признать это с той же лёгкостью. Возможно, он допускал это, когда думал о своём — скрываемом ото всех — отношении к Энтони или о своём чувстве к Джейн. Он даже слегка завидовал тому, что она, в отличие от него, женщина и её юная женственность позволяет ей более естественно, по-взрослому вести себя: она могла одновременно и подсмеиваться над человеком, и проявлять к нему искреннюю теплоту, а он позволить себе этого не мог. Они обычно занимали одинаковую позицию практически в любом споре с Энтони, устроили настоящий заговор и мягко высмеивали его, если он начинал слишком явно вести себя как новоиспечённый профессор. Но это был сугубо сценический заговор, они играли умудрённых жизнью актёров, высмеивающих всяческий интеллектуализм, пряча за этой игрой свои истинные склонности и симпатии.

И вот теперь Дэн смотрел на это живое доказательство собственного провала, на этот так и не завоёванный им приз, который к тому же был отчасти даже у него украден, поскольку он познакомился с Джейн раньше, чем Энтони, и, пока сам не представил их друг другу, держался на расстоянии просто потому, что испытывал перед нею почтительный страх. Теперь он довольствовался этим суррогатом близости, сидя рядом с Джейн в тёплой тишине, нарушаемой лишь еле слышным шипением огня. Небо, казалось, ещё больше потемнело, как редко бывает в середине лета. Чайник закипел, и Джейн потянулась за ним, сняла с плитки, принялась заваривать чай. Не прекращая этой процедуры, она задала Дэну свой поразительный вопрос:

— Ты спишь с Нэлл, Дэн?

Напряжённое лицо, потупленный взгляд.

— Ну, дорогая… — Он даже присвистнул, сделав вид, что вопрос его удивил и позабавил; на самом деле он был просто шокирован. Не улыбнувшись, она поставила чайник на каминную плиту, поближе к огню. Дэн, мне думается, обладал одним несомненным достоинством: он необычайно быстро улавливал настроение собеседника по интонациям, по тому, как используются слова, по мельчайшим изменениям линий рта и глаз; но это касалось только настроения, намерений угадать он не мог. Он смущённо пробормотал: — Разве Нэлл не…