Он повторил про себя эти слова.
Повторил их еще раз…
— Элберт!
Теперь в голосе Кела слышалась неподдельная паника. Хорошо же Элберт бережет коммерческое сопротивление! Опять доверился креслу. Он с сожалением переместил свой центр тяжести вперед и решил опереться на подлокотники кресла.
— Осторожней! — вскрикнул Кел. — Теперь хорошо, только не прикасайтесь к подлокотникам. Просто подайтесь вперед. Вот так. — И пояснил: — Поверхность у подлокотников шероховатая и влажная, а за этим может крыться только одна цель: вводить наркотики под кожу! Разумеется, в микроскопических дозах. Но нам и их надо остерегаться. Я слышал о таком приеме, но впервые столкнулся с ним на практике, — признался он.
Элберт изумился, а через мгновение изумился еще сильнее.
— У мистера Саутфилда точь-в-точь такое же кресло, а он откинулся на спинку. Больше того, он, читая, поглаживает подлокотник!
— Знаю, — покачал головой Кел. — Выдающийся человек, правда? Выдающийся. Запомните, Элберт. Настоящий коммерсант, человек в зените успеха, в то же время и тонкий ценитель. Мистер Саутфилд — тонкий ценитель. Он хочет испытывать самые сильные из всех известных соблазнов — ради удовольствия, которое доставляют ему эти соблазны. Элберт, каждому действительно преуспевающему человеку (а мистер Саутфилд именно таков) свойственна тенденция к чувственности, эти люди склонны потакать собственным прихотям. А почему? Потому, что тот, кто хочет преуспеть, должен глубоко понимать людей, потакающих собственным прихотям.
Элберт мимоходом отметил про себя, что сам Кел не настолько потакает своим прихотям, чтобы довериться креслу. Он даже не делал вида, будто доверяется. В лице мистера Саутфилда они явно встретили человека, стоящего гораздо выше Кела. Это кого угодно лишит присутствия духа. Оксидаза эпсилон казалась слишком ничтожной соломинкой, не способной уравновесить столь невыгодное соотношение сил.
— Вот одна из причин существования кураторов, — продолжал Кел. — Высокое начальство не может работать в атмосфере посредственной коммерции. Ему нужен стимул и предмет роскоши — хорошо поданная информация. Кураторы это умеют. — Он доверительно склонился к Элберту. — Поэтому, говорят, их прозвали пяткочесами.
Элберту польстило, что Кел счел его достойным услышать профессиональную шутку.
Мистер Саутфилд перевел взгляд на арку, через которую кто-то вошел — не мистер Демарест, а черноволосая молодая женщина. Элберт вопросительно посмотрел на Кела.
— Минутку. Сейчас выяснится, кто она такая.
Женщина стояла лицом к мистеру Саутфилду у стены против Элберта и Кела. Мистер Саутфилд сонным полушепотом произнес:
— Да, мисс Друри, план перевозок руды. Продолжайте.
— Должно быть, курирует другое дело, — заключил Кел. — Понаблюдайте за ее работой, Элберт. Такой случай вам не скоро представится.
Элберт стал разглядывать женщину. Она нисколько не походила на эталонную секретаршу из Агентства; казалась значительно старше (лет тридцати); была одета в закрытый, строгий деловой костюм, серый с черным, тесно обтягивающий бедра; не употребляла косметики. Даже в прошлом не могла она быть эталонной секретаршей — не тот тип. Во-первых, сложена плотнее, во-вторых, хоть и очень привлекательна, но не ослепляет нечеловеческой красотой. Напротив, Элберт мог смотреть и смотрел на нее с удовольствием (хотя в отличие от мистера Саутфилда и не был тонким ценителем). Ласковые черные глаза и уверенная осанка мисс Друри подействовали на него освежающе.
Мисс Друри заговорила тихо и музыкально — о том, как разработать самые целесообразные маршруты перевозок металлической руды в Зоне Великих озер. Она перешла на речитатив, голос ее то нарастал, то понижался, а порой становился прерывистым. Прелесть!
Но коронный ее прием действовал исподволь, наподобие кресла. Прошло немало времени, прежде чем Элберт это осознал. Ну, точь-в-точь как кресло.
Мисс Друри не стояла неподвижно.
Она покачивала бедрами. Лишь на какой-то сантиметр в сторону, но весьма, весьма соблазнительно. Это движение можно было проследить во всех подробностях, ибо юбка не просто льнула к бедрам, а обрисовывала каждый мускул живота. Оно казалось совершенно непроизвольным, но Элберт понимал, что оно тщательно отработано.
Понимание, однако, не мешало ему наслаждаться.
— Ну и ну, — поделился он с Келом, — неужели мистер Саутфилд слышит, что она говорит?
— Чего? А-а… она иногда нарочно понижает голос, чтобы мы не подслушали секретов Корпорации, но он ведь к ней ближе, чем мы.
— Я не о том!
— Вы спрашиваете, каким образом ее манера говорить не отвлекает его от смысла? Элберт, — многозначительно сказал Борсма, — если бы в его кресле сидели вы, вы бы тоже воспринимали смысл — и со страшной силой. Безукоризненное изложение всегда сосредоточивает слушателя на смысле. Но у такого человека, как мистер Саутфилд, оно также стимулирует критическую оценку! Выдающийся человек. Специалист и тонкий ценитель.
Тем временем, как увидел Элберт, мисс Друри закончила свое сообщение. Может быть, она задержится, обсудит это сообщение с мистером Саутфилдом? Но нет, он отпустил ее, проронив всего лишь два-три слова.
IV
Спустя несколько минут вспышка удовольствия, доставленная присутствием мисс Друри, сменилась вспышкой гордости.
Он, простой, ничтожный профессор Леру, стал свидетелем драмы в нервном узле Озерной Зоны — свидетелем переговоров титанических личностей, решающих судьбы миллионов. Больше того, одно из решений будет касаться его самого! Хорошо бы следующим куратором на аудиенции у мистера Саутфилда оказался мистер Демарест!
Но его мучила одна забота.
— Кел, а разве мистер Демарест может излагать так же… ну… убедительно, как мисс Друри? В смысле…
— Ну, Элберт, уж предоставьте это ему. Помимо сексуального, существуют и другие подходы. Специалисты умеют взывать к самым слабым и зачаточным из человеческих побуждений — даже к альтруизму! Да-да, я знаю, непосвященных это удивляет, но даже альтруизм можно использовать.
— В самом деле? — Элберт был благодарен за каждую крупицу сведений.
— Порой настоящие мастера просто из любви к искусству предпочитают именно такой метод, — прошептал Кел.
Мистер Саутфилд шевельнулся в кресле, и Элберт мобилизовал всю свою бдительность.
Действительно, в арке появился мистер Демарест.
Его выход на сцену, безусловно, не оставлял желать ничего лучшего. Мистер Демарест вошел еще стремительнее, чем в кабинет мистера Блика. Его костюм сверкал, его карие глаза пылали. Он встал у стены возле мистера Саутфилда, не совсем навытяжку, а в борцовской стойке. Сжатая пружина.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});