Читать интересную книгу Время и снова время - Бен Элтон

Зеленые матерчатые полоски соединяли друг с другом портреты людей с тяжелым застывшим взглядом, свойственным убийцам и полицейским. Мужчины с фотографий подвизались в обеих ипостасях.

– Что они предпримут после гибели вожака? Уж точно не сдадутся. Напротив, воспылают желанием отомстить. Кого они обвинят? Сомнительно, что наемника из будущего. Они обвинят своего смертельного врага – австро-венгерскую тайную полицию – и ударят туда, где больнее. Убьют кого-нибудь из королевской семьи. Скажем, эрцгерцога Франца Фердинанда. Значит, ликвидацией Аписа мы нисколько не отводим угрозу от эрцгерцога, но лишь передаем бразды правления другим людям. Тем, чьи планы нам не известны. По сути, убийство Аписа ничем не лучше неудачного покушения, потому что лишает нас единственного козыря. Мы знаем, что он сделал. Мы знаем, что 28 июня 1914 года он убил эрцгерцога, и знаем, как это произошло. Если дата изменится, мы будем в полном неведении, как все тогдашние австрийцы. Единственный способ предотвратить убийство Франца Фердинанда – не дать фактическому убийце нажать собачку, причем сделать это в самый последний момент.

Впервые за все время на жестком морщинистом лице Дэвиса появилось подобие улыбки, этакий надрез на заплесневелом лимоне.

– Вы, профессор, выбрали верного парня, – сказал он.

– Я же говорила, он хорош. – Маккласки надменно вздернула подбородок. – А вы мне не поверили.

Легчайшая тень улыбки исчезла с ястребиного лика Дэвиса.

– Истинная пр-р-р-равда. Если честно, дор-р-рогой капитан Стэнтон…

– Бывший капитан, – поправил Хью. – Мне дали пинка под зад.

– Вот-вот. Прошлой весной на заседании разведкомитета Хроноса меня не прельстила идея доверить будущее европейской цивилизации тому, кто променял многообещающую военную карьеру на медийную популярность.

– Это не совсем так…

– Но глупец тот, кто не признает своих ошибок. И мне нравится твой стиль, сынок, ей-богу, нравится. Маккласки была права – ты справишься с делом. Первая часть задания – через два месяца попасть в Сараево и нейтрализовать убийцу эрцгерцога.

– Гаврило Принципа, – уточнил Стэнтон.

– Да. Принципа. Того, кто сделал первый выстрел на Великой войне.

– Дурак, безмозглый дурак, – горестно пробурчала Маккласки.

Все трое повернулись к фотографии на стене. Со снимка, в прошлом веке разошедшегося миллионными тиражами, на них смотрел девятнадцатилетний парень, выглядевший нелепым, слегка растерянным мальчишкой. Глубоко посаженные глаза, взгляд печальный и немного романтичный.

Неужели через восемь недель Стэнтон заглянет в эти живые глаза? Он уже почти верил, что такое возможно.

12

Ранним утром 31 мая 2025 года Хью Стэнтон покинул кембриджский Тринити-колледж. К его удивлению, он отбыл в небольшом кортеже с полицейским сопровождением. Возможно, рыцари Хроноса уже миновали свою лучшую пору, однако с ними по-прежнему считались.

– Подстраховаться не мешает, – сказала Маккласки. – Было бы досадно из-за уличной пробки опоздать на рандеву с историей, которое триста лет назад назначил Исаак Ньютон. С турецкой полицией тоже все схвачено. Неважно, как это устроилось, просто кое у кого из наших сохранились хорошие связи в министерстве иностранных дел.

Маленькая кавалькада выехала из ворот колледжа. В окошко Стэнтон увидел свой мотоцикл, припаркованный у сторожки привратника. За пять месяцев он ни разу его не завел. Наверняка сигнализация сожрала заряд аккумулятора.

И страховка, поди, закончилась. Напоминания о ее продлении наверняка были в груде корреспонденции, скопившейся у входной двери дома, в который он так и не вернулся.

И неизвестно, вернется ли вообще.

Колонна выехала из города и устремилась к автостраде. Маккласки была единственным рыцарем Хроноса, сопровождавшим Стэнтона. Все другие откланялись на вчерашнем прощальном ужине, где было сказано много прочувствованно-пьяных речей в честь Хью. Сам он пил умеренно и от ответного слова отказался. Все это было чертовски странно. Его представляли этаким мессией, готовым очистить планету от заблудшего человечества. Но он вовсе не чувствовал себя героем хотя бы потому, что просто не верил в то, что, по всеобщему убеждению рыцарей, нынче произойдет в Стамбуле.

– Я знаю, что в глубине души ты не веришь в нашу затею, – сказала Маккласки.

– Понимаете, я готов допустить, что может случиться нечто, – признался Стэнтон. – Ньютон-то верил, а он, пожалуй, умнейший человек из всех живших на земле. Может быть, меня распылит ударом молнии. Или надвое разорвет гравитационным притяжением, или засосет в черную дыру.

– Однако ты не веришь, что вот-вот перенесешься в прошлое?

– А вы сами-то верите? В августе будет сто одиннадцать лет, как началась Великая война. Вы и впрямь считаете, что ее можно остановить?

– Я уповаю, что мы сумеем это сделать, вот и все.

Повисло молчание, но глаза Маккласки полыхали фанатичным блеском. Она истово верила. Как верили чокнутые старики и старухи, называвшие себя рыцарями Хроноса; все они возомнили, что молодыми и здоровыми вновь возникнут на залитых солнцем холмах возрожденной Британии.

– Время покажет, согласен? – чуть слышно проговорила Маккласки.

– Да, – кивнул Стэнтон. – Вы постоянно это говорите. Время покажет.

Частным самолетом вылетели из Фарнборо. Все снаряжение Стэнтон вез с собой. Только оружие дожидалось его в Турции.

– Даже мы, рыцари Хроноса, не сможем пронести винтовку с телескопическим прицелом через аэропортовскую охрану, – пояснила Маккласки.

Перелет занял почти четыре часа. Маккласки ела все, что предлагали, по обыкновению сдабривая угощение обильной выпивкой. Потом умудрилась захлопнуться в крохотном туалете, откуда ее вызволила стюардесса.

– Знаешь, в 1914-м на Друри-лейн проходили знаменитые сезоны, – сказала она, нетвердой походкой вернувшись на свое место. – Русская труппа Дягилева буквально смела Лондон. За весну-лето они дали десять оперных и четырнадцать балетных спектаклей. Никто не видел ничего подобного. И, думаю, уже не увидит. Такие декорации и массовые сцены с поистине эпическим размахом нынче никто не осилит. Перед отъездом в Сараево тебе непременно стоит попасть хотя бы на один спектакль. У тебя же будет целый свободный месяц. Но я бы еще из Стамбула телеграммой уведомила о желании приобрести билет, поскольку ажиотаж страшный. Возможно, придется встать в очередь на билеты, которые вдруг вернут в кассу.

– Буду иметь в виду, – ответил Стэнтон.

– А в Театре Его Величества состоялась премьера «Пигмалиона». Только представь! Ты сможешь пойти на самый первый спектакль. Миссис Кэмпбелл в роли Элизы, постановка самого Шоу! Невероятно! – Маккласки мечтательно закатила глаза и прошептала: – Театральный Лондон 1914 года – это просто сказка.

Потом она уснула и пробудилась уже в Стамбуле.

В отеле «Пера Палас» на Гран-рю-де-Пера их ждали заказанные номера. С помощью швейцаров выбравшись из машины, Маккласки оглядела величественное здание.

– Несколько лет назад его реставрировали и вернули ему первоначальный блеск, – сказала она. – Вот точно таким же оно предстанет и завтра – независимо от того, будешь ты в 1914-м или старом скучном 2025-м.

– Жаль, конечно, но я останусь в 2025-м, – ответил Стэнтон. – Ибо путешествие во времени невозможно, в чем мы убедимся сегодня в полночь, когда как два дурака будем стоять в пустом подвале в старом районе стамбульских верфей.

– Что ж, тогда нам останется найти ночной бар и выпить за сэра Исаака Ньютона и за то, что даже гении ошибаются.

Было около трех часов дня, когда они, зарегистрировавшись и оставив багаж в номерах, вновь спустились в холл. Там их ждали представители местного охранного агентства, которые должны были сопроводить их к собственности, недавно приобретенной орденом Хроноса.

– Я полагаю, нам следует засветло провести небольшую рекогносцировку, – сказала Маккласки. – Мало радости вслепую тыркаться впотьмах.

Через Галатский мост они проехали в старый район стамбульских верфей. Отыскали улицу, знававшую лучшие времена, и остановились перед бесхозным зданием, некогда впечатляющим особняком.

У входа дежурил охранник, готовый впустить их внутрь.

– Всего один сторож, – сказала Маккласки. – Выпендриваться излишне. Воровать здесь нечего, незачем привлекать внимание.

Они пробирались по сумрачному дому, перешагивая через битое стекло и обломки мебели. Еще недавно здесь обитали самовольные поселенцы, размалевавшие стены граффити, но в последнее время сюда заглядывали только бездомные и вандалы. Крепко воняло мочой, в окнах ни единого целого стекла.

Подсвечивая себе фонариками, Стэнтон и Маккласки выбрались к крутой лестнице в подвал, неожиданно оказавшийся весьма просторным помещением. Арочные своды тонули во тьме.