Читать интересную книгу Король - Андрей Посняков

Король с капитаном, как опытные ландскнехты, тут же упали в траву.

– Ложи-и-ись! – приподняв голову, закричал Леонид Саньке. – Ложись, дура. Убьют!

– А вот и не убьют, – нагло отозвалась девчонка. – Я слово заветное знаю.

Сказала, повернулась да, сделав пару шагов по едва заметной тропинке, остановилась и махнула рукой непонятно кому:

– Эй, вы, там! Кукушка серая болотной цапле поклон шлет.

– И болотная цапля – кукушке, – немедленно отозвался откуда-то из-за деревьев звонкий мальчишеский голос. – Проходи, брате. Тут еще двое были…

– Это со мной, – перебила Графена-Санька. – Добрые люди. Мы переночевать только.

За деревьями хмыкнули:

– Ну, это как яблоневое вече скажет.

– Думаю, разрешит.

Усмехнувшись, девчонка обернулась к своим спутникам и насмешливо прищурила глазищи:

– Эй, господа мои. Поднимайтесь уже, ага. Никто в вас стрелять не будет.

Первым поднялся Арцыбашев, а уж потом, немного погодя, и бравый разбойник. Поднялись, осмотрелись, и неспешно двинулись по тропинке. Впереди, как водится, шагала гулящая.

Шли недолго, еще раз нарвались на невидимую стражу – опять тот же обмен словами-паролями про кукушку и цаплю – резко повернули направо и, пройдя овражком, очутились среди каких-то развалин. Заросший кустарником двор, покосившийся частокол, совранные с петель ворота. Просторный, с прогнившею крышею, дом.

– Здесь покуда побудьте, – выглянувший из-за ворот белобрысый отрок лет двенадцати хмуро кивнул на распахнутую настежь дверь. – К вечеру ближе решим.

Внутри полуразрушенного сруба неожиданно оказалось куда уютнее, чем виделось снаружи. Стол, широкие лавки, старые пустые сундуки были расставлены весьма аккуратно и так, чтоб в горнице поместилось как можно больше людей. В углу виднелся обложенный круглыми камнями очаг, над которым висел изрядных размеров котел. Под котлом был уже приготовлен хворост.

– Похлебку варить собрались, – с шумом втянув в себя воздух, Михутря внимательно осмотрел горницу. Заглянул под лавки, распахнул все сундуки… да, пожав плечами, сообщил:

– Ничего дорогого нет. Одно тряпье какое-то. Графена, ты нас куда привела-то, а?

– Говорю же: в одно доброе место. Уж кто-кто, а приказные сюда точно не сунутся.

– Хотелось бы верить.

Недоверчиво хмыкнув, Арцыбашев растянулся на лавке, положив под голову руки и, тут же вскочив, глянул на приятеля:

– А может, рванем когти, а?

– Кого рванем?

– Какие когти? Чьи?

Снаружи вдруг послышались голоса, и в сруб один за другим вошли пятеро человек в неприметной одежке. Все – очень молодые, даже юные, парни, у каждого за поясом – нож.

– Ну, здравы будьте, гостюшки, – по-хозяйски усевшись на лавку, ухмыльнулся один из парней – постарше и посильнее других. Темно-русые волосы его давно немытыми космами ниспадали до самых плеч, серые, чуть прищуренные, глаза смотрели на чужаков с подозрением и плохо скрытой ненавистью, резко очерченные скулы и упрямо сжатый рот говорили о том, что отроку много чего пришлось повидать в своей пока еще не столь уж и долгой жизни.

Похоже, он был здесь за старшего. Этакий атаман подростковой банды.

– Кто сказал слово? Ты? – взгляд юного атамана уперся в Саньку.

Девчонка безмятежно улыбнулась:

– Здрав будь, Хлепа. Не позабыл меня?

– Тебя?

Удивленно моргнув, парнишка поднялся с лавки и, глянув девчонке в лицо, ахнул:

– Графа! Ты! А говорили, будто…

– Врали, – еще больше улыбнулась Графена. – Ты пустым-то словам не верь. Слушай, Хлепа, нам помощь нужна, – девушка тут же стала предельно серьезной. – Ночь провести так, чтоб никто… Ну, ты понял.

– Только ночь?

– Только.

– Добро, – покусав тонкие губы, Хлепа махнул рукой своим. – Ну, что стоим? Кто похлебку варить будет?

Отроки тут же засуетились, бросились разводить огонь… Все это время невольные гости – Михутря и Арцыбашев – отстраненно сидели на лавке. Юный атаман разговаривал только с Санькой.

– Переночуете, да. Даже накормим. А потом место вам покажу… но страж наш невдалеке будет. Мало ли…

– Чего-то боитесь? – гулящая вопросительно вскинула глаза.

– Да уж, пасусь немножко, – не стал скрывать Хлепа. – Ты ж, Графа, умная. Может, скажешь что? У нас отрок один был, Евграфий – так вот он с неделю назад пропал. Мы уж думали – убили, мало ль, бывает. Однако же нет. Третьего дня наши его на Софийском дворе встретили. В кафтанчике справном, в сапогах… Откуда такое богатство?

– Так, может, устроился как-то. Господь помог, или просто – свезло.

Атаман дернул плечом:

– Графа, ты ж яблоневые законы знаешь. Устроился, хорошо тебе – зайди, предупреди, что не будет. И не с пустыми руками зайди.

– Так ты…

– Я вот думаю – не запродался ли Евграфий приказным? Не выдал ли?

– Может, и так, – задумчиво поморгала Санька. – Одначе тогда давно облава была б. Чего приказным ждать-то? Им посейчас чем скорей, тем лучше – персидские купцы вот-вот уйдут.

Выслушав девушку, Хлепа удовлетворенно кивнул:

– Вот и я тако мыслю. С неделю Евграфий на Софийском. Нешто за неделю облаву бы не устроили? Ты права, дева – гости персидские последние деньки здесь. Ладно! Утро вечера мудренее. Сейчас ушицы похлебаем, да спать.

Ушица у беспризорников оказалась знатной. Вкусной, да только вот сварена не по правилам – из самых разных рыб. Так в те времена не принято было. Ежели налимья уха – так из налимов, а бывает еще и форелевая, и хариусная, и осетровая… А тут, вон, и налимы, и щука, и даже – тьфу – костлявое окунье!

Впрочем, гостям уха понравилась, однако добавки Михутря с Леонидом не попросили – постеснялись у обездоленных лишнее взять. А вот Санька-Графена ничего не стеснялась, уписывала ушицу за обе щеки, так что за ушами трещало. Три большие миски на двоих с Хлепою навернула! Из миски одной и гости-беглецы ели, а беспризорники, ничтоже сумняшеся, хлебали прямо из котла.

После плотного ужина гостей повели в опочивальню, если так можно было назвать брошенную под дырявой крышей солому в бывшем хлеву или амбаре. Сильно клонившееся набок строение никакого доверия не вызывало, однако на полу было устроено кострище – а ночки-то уже стояли холодноватые. По велению атамана, какой-то узкоглазый мальчишка, притащив угли и хворост, ловко развел костер.

– Топите по очереди, – рассмеялась Санька. – А то замерзнете ночью совсем.

Михутря глянул на девку с недобрым прищуром:

– Замерзнем, говоришь? А ты?

– А мне есть где переспать, – нагло скривилась рыжая. – Утром уйдем. Я помню, что рано надо. Разбужу.

Пожелав гостям покойной ноченьки, Санька быстро ушла, улыбнувшись с затаенной насмешкою. Словно бы бросила этак по-простецки: пока, мол, парни, не кашляйте. Дежурьте, топите костерок, авось как-нибудь выспитесь.

– Вот ведь корвища, – смачно сплюнул капитан. – Волка ноги кормят, а ее… Одно слово – гулящая.

Бросили жребий. Коротать первые полночи у костра выпало Леониду, и его довольный спутник, поплотнее закутавшись в однорядку, завалился в солому и тотчас же захрапел. Умаялся!

Арцыбашев уселся к костру, вытянув ноги и привалясь спиной к покосившейся стенке. Сидел, подремывал, время от времени просыпаясь и подбрасывая в огонь новую порцию хвороста. Все эти парни, беспризорники, вполне справедливо казались ему обреченными. Ведь беглые все, ясное дело! Все равно рано или поздно поймают, вопрос времени. Вот только причем тут персидские купцы? Хотя… Как и раз и причем! Леонид невесело усмехнулся. Ну, понятно же, чем занимаются приказные. Вместо того, чтоб, устроив облаву, вернуть юных холопов хозяевам или уж по крайней мере сурово наказать, беглых втихаря продают персам. А те, уж конечно, рады мальчикам – на Востоке такой товар идет на ура. А то это – возвратить беглого холопа хозяину… за что, интересно? Простое человеческое спасибо здесь не прокатывает, нужны денежки.

Помешивая тлевшие в костре угли сучковатою палкой, Магнус не забывало чутко прислушиваться к тому, что творится вокруг. Рядом – буквально в паре сотен метров, а может, еще и поближе, проходила внешняя крепостная стена, и сменявшиеся на стенах стражники должны были устроить перекличку как раз в середине ночи. Кажется, давно бы пора уже… Ага, вот… Нет, это какой-то подгулявший бедолага, пропойца, выпавший из дверей кабака… или скорее, из какой-нибудь полуподпольной корчмы, типа заведения пресловутого Агапита Безухого. Ишь, голосит, сердечный. Обсчитали, наверное, сволочи, раздели до нательного креста, опоили гнусным «переваром» – тем еще пойлом.

– Каза-а-ань! – вдруг раздалось чуть ли не над головою. Голос зычный такой, сильный, словно у дьякона. – Каза-а-ань!

Вот и ответ:

– А-а-астрахань!

А с соседней – следующей – башни:

– Москва-а-а!

– Вставай уже, – спохватившись, опальный ливонский король принялся расталкивать своего напарника. – Ну, просыпайся же! Поднимайся, ага.