Шрифт:
Интервал:
Закладка:
LPI
и являющейся прямым технологическим потомком “Biohighsmeal” – Джоффри Гранту. Жесткий ответ господина Гранта о людях, нелюдях и людоедах – в интервью далее...
Федор Иванович не опасался за свою жизнь. Проработав в корпорации более половины времени ее существования, Высоцкий выпустил на рынок первые серии техников. Он учился у Юрия Николаевича Королева, создавшего корпорацию и возглавлявшего ее до последнего вздоха. Они дружили, хоть и виделись редко. У них были общие тайны, победы и слабости. Королев доверял профессору Высоцкому и ценил его отношение к работе и создаваемым живым проектам. А Федор Иванович, в свою очередь, удивлялся, каким удивительным образом совместилось в трансконтинентальной корпорации абсолютный тоталитаризм и неоспоримое уважение к жизни и личности отдельно взятых сотрудников. Забирая все, корпорация многое и давала. Федор Иванович никогда не планировал менять
LSS
и, будучи одним из ведущих ученых корпорации со спокойным терпением сносил негласное вмешательство в личную жизнь. Он всегда знал, что человек, имеющий амбиции расти вместе с “Живым проектом” и
LPI
в целом, должен сделать совершенно определенный и окончательный выбор. Корпорация была его жизнью, а
LSS
LPI
– его жизнеобеспечивающей системой. Но он чувствовал, что внимание к нему выходит за рамки открытых сообществ единой
LSS
, предпочтение которой отдавало все больше и больше жителей славянских территорий и дружественных государств. Точнее, внутренне он понимал и принимал это повсеместную слежку, но внешне не терпел. Теперь он вел деятельность политически враждебную корпорации и просто не мог более позволять службе безопасности совать нос в свои документы, переписку, слушать разговоры и наблюдать его гостей. В первых числах мая Федор Иванович сменил
LSS
с
LPI
на “Русь” и закончил оформление дома в пригороде Манты, Эквадор. Прощаясь с Липой перед переустановкой интеллектуальной надстройки системы, профессор полагал, что пресекает попытки вмешательства в свою частную жизнь на корню. Теперь он отдал свою жизнь под контроль госкорпорации “Русь”, что автоматически сменило его страховщика и львиную долю сервисов, вызвав массу неудобства и раздражения. После практически родного голоса Липы ни один из голосов “Руси” ему не нравился и, скрепя сердце, Федор Иванович решил оставить первый попавшийся и сократить общение с
LSS
до минимума. – Федор Иванович, мною обнаружен модуль лингвистического контроля
LSS
LPI
, не поддающийся деинсталляции. Вы хотите обратиться за помощью в службу поддержки? – Нет. Это контроль за соблюдением коммерческой тайны. Его удаление чревато разливом токсинов по моей кровеносной системе... – ответил ученый, не скрывая раздражения. – Если вы отказываетесь от деинсталляции стороннего модуля лингвистического контроля, корпорация “Русь” не может нести ответственность за нарушение конфиденциальности ваших переговоров. Требуется подтверждение согласия на отказ от ответственности... – Я подтверждаю! – перебил профессор грубо, надеясь что поисковик в его голове наконец заткнется. – Спасибо, Федор Иванович. Подъехав на такси к своему новому дому, Высоцкий опустил стекло и дождался, пока его поисковик скоординирует информацию о владении имуществом с системой продавца. Когда машина, наконец, заехала за высокий забор и створка начала закрываться, Федор Иванович почувствовал себя как за каменной стеной. Нельзя сказать, что переезд в этот край был продиктован экономией, хотя смета Александра оказалась более пухлой, чем ожидал профессор. Выбирая новый дом, он хотел быть как можно дальше от любой станции или офиса
LPI
. Однажды вечером выведя на стену карту, он попросил Липу подсветить все представительства корпорации и представшая перед глазами иллюминация вызвала лишь кислую улыбку. Так или иначе, но от
LPI
было сложно удалиться, особенно в центрах цивилизации и комфорта. Тогда профессор решил, что поселится в месте, о котором цивилизация предпочитает не думать, а от комфорта где остался лишь пепел до середины окон первого этажа. Весь город был словно утоплен и прошедшие годы не смогли смыть следов миновавшей трагедии. Но люди продолжали здесь жить. Те, что остались. И те из них, что при этом остались живы. И те из оставшихся в живых, кого не доконал голод и многолетняя, пугающая, незнакомая им зима. Заседание Объединенной лиги по защите прав человека было назначено на первое июня, а до этого срока еще многое нужно было успеть. Федор Иванович по-человечески поражался работоспособности Александра, за считанные месяцы подготовившего детальный план действий и запустившего его. У живого проекта был доступ к счету, на который ученый еще в Палермо перевел средства на “мелкие расходы”. Федор Иванович обходил дом, как раз осматривал кабинет, когда на периферии зрения появился сигнал, а уведомитель легонько защекотал шею. Повернувшись к ближайшей стене, он ответил на вызов. Появившегося на поверхности стены мужчину он не узнал и настороженно поздоровался: – Чем могу быть полезен? Голос собеседника также показался ему незнакомым. – Федор Иванович, я хотел бы с вами встретиться. Лично. Ученому понадобилось время, чтобы проассоциировать обозначенное в контакте имя с нынешним президентом
LPI
. Он спокойно поинтересовался: – С какой целью, Михаил? – Мне хотелось бы понять, что движет вами в деятельности, направленной против корпорации, которой вы посвятили большую часть своей жизни. Я знаю, что вы готовы оказать финансовую поддержку живому проекту Александру и должен решить, будет ли ваша совместная деятельность бесплатной рекламной компанией, по сути – черным пиаром, или же мне стоит побеспокоиться заранее и списать этот проект. Федор Иванович почувствовал слабость в ногах и присел в кресло напротив рабочего стола. – Хорошо, Михаил, я готов встретиться. – Давайте увидимся до первого июня. Я переключу вас на секретаря, и вы сможете подобрать подходящее для нас обоих время и место. Федор Иванович располагал временем не в пример свободнее, чем звонивший ему человек. Он договорился, что сам подъедет в Москву на следующей неделе, вариантов было не особо много. Когда встреча была назначена и стена опустела, стук сердца тяжело отдавался в груди и висках. Он почувствовал себя старым и разваливающимся, тело казалось чужим. Никогда ранее ученый не мог предположить, что одно предложение, произнесенное спокойным тоном, может так напугать его. Что страх ему в принципе свойственен.
Михаил вздрогнул во сне и открыл глаза. Не приснилось: звонок повторился. Скосив взгляд, он увидел время: двадцать минут шестого. В ухе послышался не менее сонный голос ночного охранника: – Михаил Юрьевич, к вам Петр Кудасов. – Не слышал, чтобы у меня менялся состав охраны, – пробормотал Михаил. – У Василенко воспаление легких, я за него. Пустить, да? – уже догадался звонящий. – Да. Спустившись вниз, Михаил зябко поежился и поискал сигареты: сначала руками по предполагаемым карманам, потом глазами по холлу. Встретив раннего гостя у входной двери, он смерил его взглядом и прошлепал голыми ступнями на кухню. Петр был в официальном костюме, хотя надевал их только в случаях крайней необходимости. Такой случай был вчера – собрание акционеров. Судя по тому, что он все еще не переоделся, Михаил сделал вывод, что домой Петр не заезжал. – Кофе будешь? – спросил хозяин, доставая из тумбы непочатый блок сигарет. Посмотрев в недра набитой подобными блоками тумбочки, Петр осуждающе покачал головой. – Если ты не собираешься... – начал Михаил, закуривая. – Я молчу, – отрезал Петр, выводя на столешницу перед другом новости, которыми спешил поделиться. Михаил тут же начал внимательное ознакомление: в такую рань Петр с ерундой бы не заявился. Гость же обернулся к кофеварке. Риторический вопрос: “кофе будешь?” значил не что иное, как: “если хочешь кофе, сделай его сам”. Для понимания этого совсем не обязательно было знать Михаила со школы. – В среду у меня встреча с Высоцким, – сказал глава