Я видела, что и Бен изменился. Его, похоже, тоже потрясла эта находка, и он подхватил ту же «золотую лихорадку», что и остальные.
Особенно хорошее настроение было у Джервиса.
Только подумать, на их месте могли бы оказаться мы!
— Если бы это оказались мы… — вздохнула я.
— Если бы… - повторил Джервис.
«Если бы» — эти два слова не раз еще звучали в моих ушах: признание Бена произвело на меня сильное впечатление. Я внушала себе, что нам нужно уезжать отсюда, я не была уверена в себе…
Кое-кто уже пустился танцевать. Двое мужчин принесли с собой скрипки и почти непрерывно играли на них. У одного из музыкантов оказался весьма неплохой голос.
* * *
Странно выглядел этот пейзаж. Горящие костры освещали хижины неверным светом, придавая им загадочность, напрочь отсутствовавшую при дневном освещении.
Морвенны с нами, конечно, не было. Она чувствовала недомогание, и с часу на час мы ожидали рождения ребенка. Мы ни на минуту не оставляли ее без надзора, всегда в доме находился кто-нибудь, чтобы оказать помощь. Сейчас дежурила Мэг со своим мужем, готовым тут же броситься за миссис Боулз, если появятся признаки родов.
Я сидела на траве, рядом со мной — Джастин и Джервис. Джервис продолжал с энтузиазмом обсуждать находку. Я знала, что его желание вернуться домой и жажда найти золото были тесно связаны друг с другом. Я была уверена в том, что если бы не долг дяде Питеру, он уже уехал бы отсюда. Как сказал Бен, даже за лондонскими карточными столами было легче заработать деньги, чем на золотых полях Австралии.
— Тут должно быть гораздо больше золота! — повторял Джервис. — Если находишь след — значит, неподалеку его гораздо больше. Мы отыщем его, я уверен в этом!
— Я слышал, что Бен Лэнсдон собирается прикупить земли у Джеймса Морли, — сказал Джастин. — Как ты думаешь, что он там хочет делать? Пасти овец?
— Он мало похож на скотовода, — заметил Джервис.
— Значит, новая шахта?
— А почему на земле Морли?
— Может быть, он пришел к заключению, что его шахта здесь уже безнадежна?
Я подумала: «Да, у Бена та же золотая лихорадка, как и у остальных, и он никогда не бросит этого дела, как и остальные».
В толпе я заметила Бена: с ним были Джеймс Морли и Лиззи. Бен оживленно разговаривал с ними, Джеймс смеялся, а Лиззи счастливо улыбалась. В свете костров она выглядела просто красавицей, с чудесным наивным выражением лица, говорившим о полной беззаботности.
Они подошли к нам. Бен взял меня за руку и твердо пожал ее.
— Ну, что ты думаешь о нашем веселье? — спросил он.
Превосходно! — ответила я. — Городок выглядит совсем иначе при свете костров, и эти звезды…
— Ну да, мы видим его сейчас «в розовом свете»… Похоже, Одноглазый и Кэссиди просто счастливы!
— Нам будет не хватать их, — сказал Джервис.
— Ничего, на их место придут другие, не волнуйтесь…
— И последуют новые разочарования! — добавил Джеймс Морли. — Я думаю, что большинству из них лучше бы взять по куску земли да растить овец с телятами!
— Ну, не всем это удастся так, как тебе, Джеймс! заметил Бен.
Удастся, если будут работать! А то копают… копают… — и в конце концов ничего не выкопают, только испортят хорошую землю!
— У тебя одно на уме, Джеймс, — рассмеялся Бен, — возвращение к земле!
— Да, и брось надо мной посмеиваться!
Золото, может, здесь и есть, но не так уж его много, чтобы гоняться за ним… Пусть оно себе лежит спокойно!
— Ваш образ жизни приносит, судя по всему, больше счастья? — заметила я.
Перед тобой один из самых удачливых скотоводов Виктории! — сказал Бен. — Не у всех дела идут так успешно, но покажите мне двух более счастливых мужчин, чем Одноглазый и Кэссиди!
— Они счастливы, потому что могут уехать отсюда, — заметила я.
— Но, дорогая, — вмешался Джервис, — ты представь себе счастье, которое охватывает тебя, когда, наклонив свой промывочный лоток и заглянув туда, мгновенно понимаешь, что ты, наконец, добился своего!
— Да, я могу себе представить это чувство, но часто ли такое случается?
— Анжелет тоскует по дому! — сказал Джервис.
— Как и все мы, — заметил Бен. Джеймс Морли запротестовал.
— Нет, я не тоскую, мне нравится смотреть на мои пастбища, на моих овец и телят! Я бы не хотел, чтобы мои земли трогали… это уж факт!
— Даже если там лежат самородки величиной с кулак? — спросил Джервис.
— Для начала мне нужно показать их, тогда, может, я и позволю тревожить свои земли!
— А как же узнать об этом, если не искать? — спросила я.
— Это хорошее рассуждение: значит, и искать не стоит, верно? Ну, что касается меня, так если они есть, то пусть себе там и лежат, я и без того доволен тем, как живу, и не хочу иметь ничего общего с этой золотой лихорадкой! Вон, взгляните на этих людей: танцуют… поют…
Это похоже на то, что писано в Библии: помните, как там поклонялись золотому тельцу?
Я подошла к Лиззи.
— Правда, при этом свете все прекрасно? Не видно некрасивого, как днем? — спросила она.
Я согласилась с ней.
Кто-то затянул песню. Здесь пели старые, хорошо известные всем английские песни: «Ну-ка, девушки и парни», «Служаночка» и «Правь, Британия». Я обратила внимание, что некоторые тайком утирают слезы: песни заставили вспомнить родину.
Потом Кэссиди затянул песню, которую я до этого никогда не слышала. Это была песня золотоискателей:
«Золото, золото, золото!Веет от золота холодом!Скользкое золото — трудно поймать!Трудно поймать — трудней удержать!Кровью и потом политоСкользкое желтое золото!»
Вся толпа молчала, лишь голос Кэссиди отчетливо звучал в ночной тишине. После песен, которые эти люди привыкли слышать с детства, последняя, похоже, произвела отрезвляющий эффект.
Ее слова продолжали звучать в моей душе. Я обратилась к Джервису:
— Думаю, мне пора идти: не хочется надолго оставлять Морвенну, хотя там есть кому присмотреть за ней. Скорее бы уж наступали роды!
— По-моему, такие задержки нередки?
— Возможно, нам следовало отвезти ее в Мельбурн? Там есть больница.
— Все будет в порядке, не расстраивайся, — попытался успокоить меня Джервис. — Я провожу тебя.
Бен встал.
— Вы уходите? — спросил он.
— Я беспокоюсь за Морвенну и отправляюсь к ней. Ты не можешь довериться Мэг?
— Могу, конечно, но мне хочется быть там.
— Я провожу тебя, я все равно ухожу, пойдем.
— Спокойной ночи, Джервис, — сказала я. Он обнял меня и поцеловал: