Заметки на полях Блока
1
К стихотворению «Я недаром боялся открыть…».
•Я хранилище мыслей моей Утаю от людей и зверей — образ зверей расшифрован в дневнике автора: «…Я вновь решил таить на земле от людей и зверей (Крабб) хранилище моей мысли…»[38]. Известно, что Крабб — кличка таксы, принадлежавшей матери Блока, но откуда взялась эта кличка? Вероятно, из «Двух веронцев»: там собаку слуги зовут Crab. К Шекспиру в семействе Бекетовых относились по-домашнему.
2
К стихотворению «В кабаках, в переулках, в изгибах…».
•В электрическом сне наяву — предположение, что имеется в виду кинематограф[39], кажется основательным: кинотеатры на заре их появления нередко именовались электротеатрами[40], а киносеанс уподобляли сну и даже сну во сне[41]. Упоминанию кинематографа в одном ряду с кабаками и переулками соответствуют слова Блока в письме от 5.11.07: «…Шатаюсь по улицам в кинематографах и пивных»[42].
•в сверканье витрин — следующий за этим ряд картин может быть понят как изображения манекенов, которые вместе с киногероями оживают в сознании ищущего бесконечно красивых.
•И казался нам знаменем красным Распластавшийся в небе язык — небесное знамение; ср.: «И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные…» (Деян 2: 2-З)[43].
3
К стихотворению «Невидимка».
•Вечерняя надпись пьяна — смысл образа проясняется при соотнесении финала — С расплеснутой чашей вина На Звере Багряном — Жена — с источником: «…И я увидел жену, сидящую на звере багряном <…> и держала золотую чашу в руке своей <…> и на челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным» (Откр 17:3–5). Ср., впрочем, у Верхарна: «Et ces alcools en lettres d’or jusques au toit»[44].
4
К стихотворению «Снежная Дева».
•Бывало, вьюга ей осыпет Звездами плечи, грудь и стан, — Всё снится ей родной Египет Сквозь тусклый северный туман — ср.: «И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим Одета, как ризой, она. И снится ей все, что в пустыне далекой…»
•Ей стали нравиться громады, Уснувшие в ночной глуши, И в окнах тихие лампады Слились с мечтой ее души — ср.: «Ей рано нравились романы» и «Пишу, читаю без лампады, И ясны спящие громады».
5
К стихотворению «Когда вы стоите на моем пути…».
•Когда вы стоите на моем пути, Такая живая, такая красивая — блоковеды не комментируют эти строки; тургеневеды же слышат — и вполне обоснованно — нечто «восторженно-блоковское» в словах, которые умирающий Базаров обращает к Одинцовой: «И теперь вот вы стоите, такая красивая…»[45].
6
К стихотворению «Она пришла с мороза…».
•Упомянутые в финале имена Паоло и Франческа побуждают видеть в сцене чтения «Макбета» сходство с Дантовым сюжетом о чтении «Ланселота». Совпадений, однако, больше, чем кажется на первый взгляд: роли ревнивого мужа и любовников, застигнутых in flagrante delicto, доверены животным:
Оказалось, что большой пестрый котС трудом лепится по краю крыши,Подстерегая целующихся голубей,
а роль «Ланселота» — «Макбету» и журналу:
Она немедленно уронила на полТолстый том художественного журнала.
•Фигура мужа не редкость в иконографии Дантова сюжета, как и образ падающей или упавшей книги[46].
7
К стихотворению «Ночь, улица, фонарь, аптека…».
•Живи еще хоть четверть века — Всё будет так — ср.: «…Пройдут века — Так же будут, в вечном строе…»
8
К стихотворению «Я пригвождён к трактирной стойке…».
•Я пригвождён к трактирной стойке. Я пьян давно. Мне всё — равно — ср.: «Я не страшуся новоселья; Где б ни жил я, мне всё равно: Там тоже славить от безделья Я стану дружбу и вино».
9
К поэме «Возмездие».
•В Европе спорится работа, А здесь — по-прежнему в болото Глядит унылая заря… — ср.: «В столицах шум, гремят витии, Кипит словесная война, А там, во глубине России, — Там вековая тишина».
10
К стихотворению «Скифы».[47]
•Панмонголизм! Хоть имя дико, Но мне ласкает слух оно… — строки из стихотворения «Панмонголизм» цитируются Блоком в той редакции, в которой оно печаталось при жизни Соловьева[48]. Вынесение их в эпиграф принято трактовать как свидетельство идейной преемственности «Скифов» соловьевским выступлениям на тему «желтой опасности». Но, размышляя о будущем мира в тех же категориях, что и его учитель, автор «Скифов» расходился с ним в оценках и прогнозах: если Соловьеву это имя «ласкает слух» потому, что перед лицом общей опасности России суждено объединиться с Европой[49], то Блоку — потому, что панмонголизм сулит ненавистной Европе гибель. В грядущей битве «враждебных рас» его «скифы» участвовать не станут — тезис, напоминающий позицию соловьевского оппонента и «первого евразийца» Э. Ухтомского, который, постулируя единство психического склада и политических интересов русских и китайцев, настаивал на недопустимости участия России в конфликте Запада и Востока[50].
•Мильоны — вас <…> Придите в мирные объятья! <… > Товарищи! Мы станем — братья! — ср.: «Ты зовешь любви в объятья <…> Там все люди снова братья <…> Обнимитесь, миллионы!» в оде «К радости» в переводе М. Дмитриева (имелся в библиотеке Блока)[51].
•Да, так любить, как любит наша кровь, Никто из вас давно не любит! — П. Вайль и А. Генис обоснованно усматривают здесь перекличку с речью Тараса Бульбы: «Нет, братцы, так любить, как русская душа, — любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в тебе <…> Нет, так любить никто не может!»[52]
•Нам внятно все — и острый галльский смысл И сумрачный германский гений — ср. у Герцена: «…В нашем характере есть нечто, соединяющее лучшую сторону французов с лучшей стороной германцев». Словосочетание острый смысл — по-видимому, обозначение esprit и калька с Scharfsinn. Звуковая фактура эпитета германский предвещает появление слова гений, а контекстуальная его синонимичность с сумрачный, подкрепленная их звуковой перекличкой, напоминает о пушкинской «Германии туманной», в каковом словосочетании повтор ударного «ман» делает туманность атрибутом германскости[53]. «Германской» звуковой фактурой и «сумрачной» семантикой наделен образ Германии и в строке И Кельна дымные громады (мн…гр…ма).
•парижских улиц ад — отсылка к традиционному уподоблению Парижа преисподней[54], а также синоним пекла, т. е. антитеза венецьянским прохладам[55] — ср. в другой знаменитой (и непрямо цитируемой в «Скифах») отповеди европейцам: «От финских хладных скал до пламенной Колхиды».
•Лимонных рощ далекий аромат — реминисценция «Песни Миньоны».
•И Кельна дымные громады — комментарий «готический собор в г. Кельне (XII–XIX)»[56] не точен: строительство собора началось в 1248 году, и дымными громадами назван не только собор, но и расположенный рядом с ним железнодорожный вокзал[57]. У четырехстопноямбической строки с финальным громады богатая предыстория[58]; своя родословная есть и у рифмы громады: прохлады[59]; наконец, оппозиция благоуханной натуры (Лимонных рощ далекий аромат) зловонному городу, усиленная звуковым подобием слов аромат и громады, наследует «Маю» Фофанова: «Там, за душной чертою столичных громад, На степях светозарной природы, Звонко птицы поют, и плывет аромат, И журчат сладкоструйные воды».
11
К поэме «Двенадцать».
•Прилагательное «жемчужный» вызывало у Блока ассоциации с лермонтовскими «тучками небесными»[60] (ср.: «Над маленькой тучкой жемчужной»), отчего не слишком произвольным кажется сопоставление строк:
Степью лазурною, цепью жемчужною
и
Нежной поступью надвьюжной,Снежной россыпью жемчужной,
тем более что лермонтовские «степь» с «цепью» и блоковские «поступь» с «россыпью» исчерпывают половину слов на «пь», годных к поэтическому употреблению.