— Да, пролез под дверью. С трудом, но пролез.
— Господи, как хорошо, что заключенные не могут уменьшаться в размерах.
— Это точно. — Я еще раз внимательно осмотрел затянутые парусиной стены в надежде углядеть дырку, щель. Не углядел. — Ладно, пошли отсюда.
Пароход Уилли появился вновь через три вечера, когда за столом сидел Гарри Тервиллигер. Вместе с ним дежурил Перси, который погнался за мышонком по Зеленой миле со шваброй в руках, той самой, за которую было взялся Дин. Грызун легко ускользнул от Перси и вновь нырнул под дверь изолятора. Ругаясь во весь голос, Перси отомкнул дверь и выволок из изолятора все скопившееся там барахло. С одной стороны, говорил Гарри, он вызывал смех, с другой — ужас. Перси клялся и божился, что доберется до этой гребаной твари и оторвет ей башку. Но не добрался. Вспотевший, растрепанный, с вылезшей из брюк форменной рубашкой, полчаса спустя он вернулся к столу дежурного, откинул со лба волосы и заявил Гарри (тот все это время спокойно читал), что залепит щель изоляционной лентой, решив тем самым все мышиные проблемы.
— Поступай как считаешь нужным, Перси, — ответил Гарри, переворачивая страницу книги и подумав при этом, что Перси наверняка забудет перекрыть щель под дверью. Гарри не ошибся.
Глава 8
В конце зимы, когда все эти события остались в далеком прошлом, в один из вечеров Зверюга подошел ко мне. Блок Е временно пустовал, поэтому дежурили мы вдвоем. Перси уже перебрался в Брейр-Ридж.
— Пойдем со мной. — Необычные нотки в голосе Зверюги заставили меня насторожиться. Я только что вошел с улицы (а ночь выдалась холодная и дождливая) и стряхивал с шинели капли дождя перед тем, как повесить ее в шкаф.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, — покачал он головой, — но я нашел место, где проживал Мистер Джинглес. Когда он только появился здесь, до того как Делакруа взял его к себе. Хочешь посмотреть?
Разумеется, я хотел и последовал за ним по Зеленой миле в изолятор. Все вещи Зверюга вытащил в коридор, решил воспользоваться затишьем и провести в изоляторе генеральную уборку. Дверь он оставил открытой, внутри стояло ведро со шваброй. Пол, застеленный все тем же зеленым линолеумом, подсыхал. А посреди изолятора высилась стремянка, которая обычно хранилась в кладовой, выполнявшей и другую роль: там заканчивался земной путь приговоренных к смертной казни. К стремянке у верхней ступени крепилась полочка, на которую электрик мог положить инструмент, а маляр — поставить ведро с краской. Сейчас на полочке лежал фонарь. Зверюга протянул его мне.
— Поднимайся по лесенке. Ты ниже меня, поэтому тебе придется встать чуть ли не на верхнюю ступеньку. Не волнуйся, я подержу твои ноги.
— Я боюсь щекотки, — предупредил я. — Особенно под коленками.
— Учту.
— Обязательно учти. Потому что сломанная нога — слишком дорогая цена за лицезрение мышиного жилища.
— Что?
— Не обращай внимания. — Моя голова уже находилась на уровне лампочки, подвешенной под самым потолком и забранной решеткой. Я чувствовал, как шатается подо мной стремянка. Снаружи доносились завывания зимнего ветра. — Лучше покрепче меня держи.
— Держу, не беспокойся. — Он сжал мои икры, и я поднялся еще на ступеньку. Теперь от потолка меня отделял какой-то фут. Я повел фонариком, но не увидел ничего, кроме паутины.
— Не туда смотришь, Пол, — раздался снизу голос Зверюги. — Посмотри налево, туда, где сходятся две балки. Одна чуть сдвинута в сторону.
— Вижу.
— А теперь направь луч на место их соединения.
Я направил и сразу понял, куда надо смотреть.
Балки соединялись шестью штифтами, один из которых вылетел, оставив черную круглую дыру диаметром с четвертак.[11] Я посмотрел на дыру, потом с сомнением на Зверюгу.
— Мистер Джинглес был маленький, но чтобы такой маленький? Вряд ли.
— Тем не менее ушел он через эту дыру. Я в этом абсолютно уверен.
— Не может быть.
— А ты постарайся подлезть поближе и принюхайся, не волнуйся, я тебя удержу.
Я подчинился, упершись одной рукой в потолочную балку, отчего уверенности у меня сразу прибавилось. Вновь завыл ветер, воздух вырвался из дыры, на меня пахнуло ночным холодом… и чем-то еще.
Мятой!
«Не давайте в обиду Мистера Джинглеса», — прошелестел у меня над ухом дрожащий голос Делакруа. Я услышал этот голос и ощутил тепло Мистера Джинглеса, когда француз передал его мне, обычного мышонка, может, умнее многих других ему подобных, но тем не менее мышонка. «Не позволяйте никому причинять вред моей мышке», — попросил он, и я пообещал. Как обещал всем и все, когда им действительно предстояло пройти Зеленую милю. Отправите письмо моему брату, которого я не видел двадцать лет? Я обещаю. Произнесете пятнадцать раз молитву «Аве Мария» за упокой моей души? Я обещаю. Позволите мне умереть под моим истинным именем и выбьете его на моем могильном камне? Я обещаю. Только так можно заставить их пройти последний путь и усадить в конце на Старую Замыкалку без потери рассудка. Обычно я сразу забываю про обещание, но данное Делакруа сдержал. Что же касается француза, то ему пришлось заплатить высокую цену. Перси об этом позаботился. Да, я знаю, его было за что приговаривать к смертной казни, но никто не заслуживает тех мучений, что выпали на долю Эдуарда Делакруа, когда он угодил в объятия Старой Замыкалки.
Запах мяты.
И что-то еще. Что-то внутри дыры.
Правой рукой я достал ручку из нагрудного кармана, левой опираясь о балку, забыв о том, что Зверюга щекочет мне кожу под коленями. Пошебуршав ручкой в дыре, я вытащил щепочку, выкрашенную в желтый цвет, и вновь услышал голос Делакруа так ясно и отчетливо, словно его дух вошел вместе с нами в этот изолятор, в котором Уильям Уэртон находился большую часть времени, проведенного в блоке Е.
«Эй, идите сюда! — произнес голос, веселый и радостный голос человека, забывшего, пусть ненадолго, где он находится и что его ждет. — Идите сюда и посмотрите, что может делать Мистер Джинглес!»
— Господи, — прошептал я, почувствовав, как у меня перехватило дух.
— Нашел еще одну? — спросил Зверюга. — Я вытащил три или четыре.
Я спустился вниз и посмотрел на его большую ладонь. На ней лежало несколько щепочек, эдаких шпаг для эльфов. Две желтые, как и моя, одна зеленая, одна красная. Выкрашенные не краской, а восковыми мелками.
— Господи. — Мой голос дрожал. — Щепки от катушки? Но почему? Почему там?
— В детстве я был совсем не таким, как сейчас. Вытянулся между пятнадцатью и семнадцатью годами. А до того дышал в пупок многим сверстникам. Когда я первый раз пошел в школу, мне казалось, что я такой маленький… совсем как мышка. Я перепугался до смерти. И знаешь, что я сделал?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});