Я с вопросом в глазах посмотрел на кардинал-викария, он недовольно повел бровью, в стене с явной неохотой проступила дверь, больше похожая на массивные врата.
- Мы пришли, - сказал он коротко. - Сосредоточьтесь на молитве.
- Какой?
- Любой, - ответил он безучастно и добавил: - Важно состояние духа.
- Бодрое, - отрапортовал я. - Убивать и грабить!
Он поморщился.
- Христианство, - напомнил строго, - мирная религия. Убивать и грабить можно только за правое дело.
- И насиловать! - добавил я.
- И насиловать, - согласился он. - Но только в интересах распространения правильного мировоззрения на мироустройство.
- Понятно, - ответил я, молитвы не могут быть воинственными, постарался настроиться на то, как хорошо, когда на земле мир и благоденствие, можно наконец-то сосредоточиться на прогрессе, равноправии, вертикальном развитии. - Господь да осуществит наши благие помыслы…
Он покосился с недоверием, какие у такого здоровенного могут быть благие помыслы, однако потянул дверь на себя, и она пошла за ним медленно и печально, почти с ожидаемой музыкой, но бесшумно.
Глава 10
Я переступил порог с трепетом во всем теле, ожидая нечто необыкновенного. Однако помещение хоть и просторное, уходящее вдаль, но вдоль стен обычные столы, перемежающиеся огромными сундуками. Кое-где некие экспонаты развешаны просто на стенах, но чаще лежат в беспорядке, как показалось, на столах.
Кардинал остро взглянул на мое несколько разочарованное лицо:
- Как себя чувствуете?
- Ожидал нечто более, - признался я.
- А оказалось менее?
- И весьма, - уточнил я. - Даже в какой-то мере зело. Хотя и обло.
Он тяжело вздохнул:
- Великие вещи, как и великие люди, не кричат о себе и не стараются выделиться чем-то внешне. Видите вон на столе охотничий рог? В него не протрубить достаточно громко, не так ли?.. Однако один его звук обрушил стены Иерихона. Рядом простой вроде бы камень, но в нем страшная сила, ибо им совершено первое убийство на земле, когда Каин приревновал своего брата… А вон тот камень впитал кровь последних защитников крепости Моссад, когда они убили свои семьи и покончили с собой, чтобы не быть римскими рабами…
Я перевел дыхание, спросил уже другим тоном:
- А вон то собрание посохов?.. Что-то вот тот кажется странно знакомым.
- Только один? - спросил он тихо и с почтением. - Это посохи и жезлы, что тогда были тоже посохами, пророка Моисея, Авраама, Аарона, Елисея, Иеремии, Иезекииля и десятков других великих, что бродили по древним землям и страстными проповедями не давали угаснуть искре божьей в людских душах…
- У меня уже озноб по шкуре, - признался я.
Он кивнул, на хмуром лице отразилось смутное удовлетворение.
- Я вообще упал в обморок, - проговорил он, - когда впервые все это увидел.
- Ой, - сказал я льстиво, - вы тонкая натура!
Он сообщил с некоторой похвальбой, лесть нравится всем:
- Семь лет ушло, пока переписал… Пойдемте, вам нужно что-то выбрать.
- Выбрать, - ответил я, - а можно возьму все?
Он впервые улыбнулся:
- Понимаю, понимаю такое желание.
- Да у меня прозвище такое, - объяснил я виновато. - Ричард Загребущие Руки. Или короче - Ричард Загребущий. Можно проще - Загребун.
Он не отвечал, а я шел следом, то и дело задерживаясь, не в силах оторвать взгляд то от лука Нимрода, стрелой из которого тот достал небо так, что обратно вернулась в крови, то от меча Иисуса Навина, с виду куда уж простого и слишком короткого, чтобы мог сойти даже за одинарный…
На отдельных столах всякие мелочи вроде срезанных волос Самсона, в которых осталась и накопилась со временем его исполинская сила, заколка для волос Вирсавии, брошка Сюзанны, ожерелье Клеопатры…
Я ахал, всплескивал руками, восторгался, бывал сражен под корень, наконец взмолился:
- Неужели все это будет спрятано под землю? Где, возможно, исчезнет навсегда?.. Почему не раздать верным слугам церкви и не попытаться дать отпор Маркусу?
Он бросил на меня осторожный взгляд:
- Сэр Фидей… или вас лучше называть лордом Дефендером?.. В отношении вас решение уже принято папой, это никто не оспорит. В отношении остальных…
- А что остальные?
- Слишком велик соблазн, - ответил он. - Соблазн воспользоваться такой мощью в своих личных интересах.
- А я?
Он кисло улыбнулся:
- Наш папа человек очень проницательный. За вашим ерничанием, о котором тоже известно, сумел рассмотреть, судя по его решению, человека либо честного и по юности еще бескорыстного, либо слишком большого хитреца, что не станет вот так в лоб пользоваться первой же возможностью. Полагаю, он поверил, что вы вернете любую вещь, взятую отсюда, и постараетесь сыграть на своей чистоте и благородстве, чтобы потом хапануть нечто большее.
Я пробормотал озадаченно:
- Что, в Ватикане совсем не осталось честных людей?
- Здесь очень высокие ставки, - ответил он уклончиво. - Приходится предполагать худшее. Во избежание.
- То есть, - уточнил я, - на всякий случай считать всех жуликами?
Он невесело улыбнулся:
- Странно звучит, да? А вы знаете другой способ?
- Нет, - ответил я честно. - Но в моем окружении ставки поменьше. Если кто и сжульничает, он не погубит мир. Но папа… гм… наверное, он видит в моей душе больше, чем я сам.
- Он такой, - подтвердил кардинал. - Умеет читать даже в самых темных душах. А ваша, возможно, не самая темная на свете. Я, честно говоря, ожидал увидеть на вашем месте человека намного старше. Ваша молодость, увы, удручает.
Я сказал с обидой:
- Ну почему, если молод, то обязательно дурак?
- Я этого не сказал, - проговорил он с улыбкой.
- Но подразумевали, - сказал я.
- Подразумевал, - согласился он. - Я основывался на своем опыте. Я вот был дураком в ваши годы. Потом, правда, умнел. Но не рывками, а так, плавно… Кстати, а вот столы с поясами. Смотрите, какое разнообразие! От пояса самого Каина, что просто веревка, до пояса некого странного героя древних времен, который появился из ниоткуда, совершил многие подвиги, а затем исчез. К счастью, доспехи остались. Правда, почти все растащили, но пояс и латные рукавицы удалось сохранить.
- А где рукавицы? - спросил я.
Он отмахнулся:
- Для рукавиц там дальше три отдельных стола. И еще семь шкафов, для тех, что попроще.
Я с колотящимся сердцем рассматривал изящные перчатки древнего героя, почти понимая, что они собой представляют, чувствуя их огромные возможности, но кто знает, осталась ли в них древняя мощь, или же это только бесполезное железо.
- Нет, - ответил я с сожалением, - если нельзя захапать все, то лучше выбрать то, что наверняка пригодится в бою.
- Кстати, - сказал он, - самое главное я еще не упомянул.
- А что главное?
- Это церковное имущество, - напомнил он строго, - вы обязуетесь вернуть его сразу же после битвы. Согласны?..
- Разумеется, - сказал я поспешно, - сразу же и привезу.
Он сделал отстраняющий жест:
- Не нужно. Оно у вас исчезнет, как только закончится битва. Достаточно вашего согласия, которое вы только что высказали. Что с вами?
Я сказал осторожно:
- Вижу, нужно прикусить язык и быть поосмотрительнее. А то вот так ляпнешь что-то…
- Не ляпайте, - посоветовал он.
- Здесь, - спросил я, - как везде в верхах, все фиксируется?
Он посмотрел внимательно:
- Не знаю, о чем вы, но каждое ваше слово чем-то обязывает вас.
В конце помещения показалась в стене простая дверь из темного дерева. Кардинал-викарий замедлил шаг, перекрестился, я обратил внимание, что руки дрожат, а самого его вообще трясет.
- Кардинал, - сказал я настороженно, - кардинал Чиппелло!
Он проговорил вздрагивающим голосом:
- Сейчас-сейчас… Минутку, это пройдет…
- Здесь опасно? - спросил я.
Он помедлил, кивнул:
- Для слишком уж ревностных христиан… Но вы не такой, верно?
- Ревностный, - заверил я, - но не слишком. Когда ревностный с головы до ног - это чересчур. Мне такое нельзя, я за люд и будущую поступь прогресса отвечаю.
Он сказал со вздохом:
- Но все же соберитесь, помните о своем великом предназначении… или о своих великих обязанностях, что вам ближе.
- Готов, - ответил я бодро, хотя под ложечкой противно заныло. - Человек был создан Господом ни к чему не готовым, но способным всему обучиться.
Он взглянул косо:
- Вы способны?
- Человек на все способен, - ответил я смиренно и перекрестился. - Не знаю, хорошо ли это - быть способным на все… Но верю, Господи! Я такой доверчивый…
Он приложил обе ладони к двери и некоторое время стоял с закрытыми глазами. Дверь после недолгой паузы дрогнула и отворилась вовнутрь, выказывая, что строилась еще дикарями, не знакомыми с правилами безопасности.