— Зачем тебе это?
— Пригодится, ради интереса. Но мы тут подумали с другом… И я вспомнил: ты говорил, что слышал голоса из цистерны! Было?
Кей пожал плечами, глядя в веселые, злые глаза не остывшего от боя Грамона.
— Было… Хью, она умирает.
— Я постараюсь прислать мага! Но нам надо спешить. Посторожи это!
Бурдюки шлепнулись рядом на пол, обдав Кея и Офу брызгами. Поэт осторожно обтер лицо Офы.
— Я бы отнес тебя к поезду, но боюсь, ты умрешь… А Хью скоро приведет мага.
Офа растянула губы, и Кей понял: она смеется.
21
Платок! Как много в этом слове,
Когда это ее платок.
А может, не ее…
У распахнутых дверей экипажного вагона курили легкораненые. Жекоби растолкал их и первым взобрался по лесенке. Второй уровень, третий… Топоча, кшатрии подбежали к временным апартаментам принцессы. Подполковник едва не упал, оскользнувшись — кровь.
— Дело плохо, — одними губами сообщил он Грамону.
Тот, не отвечая, показал пальцем на ухо и на коридор впереди. Тихий шлепающий звук за углом. Раз, еще раз… Еще… Тяжелое падение. Шуршание, сопение, кто-то пытается встать. На ходу вытаскивая саблю, Грамон рванулся вперед. Водяной успел раньше: стрелка из короткого арбалета звонко ударилась о клинок. На второй выстрел Хью ему времени не оставил.
— Ну вот! — расстроился Жекоби. — Не будь я хромым после некоторых дел, взяли бы живьем!
— Молчи!
Водяной еще дышал, еще колыхалась вода в бурдюках за спиной. Они склонились над ним, Хью содрал маску с бледного безносого лица.
— Симиаэль!.. — то ли сказал, то ли проклекотал умирающий. Они подождали еще немного, потом Жекоби выпрямился.
— Все, отплавался. Надо швырнуть его тело вниз — может, отстанут уже от нас!
— Или наоборот, будут лезть, пока всем кишки на шею не намотают! — усмехнулся Грамон. — Но не спеши, давай обыщем. Мне послышалось… Нет, не послышалось.
За пазухой водяного нашелся цветастый платок, уже изрядно в крови. Инициалы эльфийской вязью.
— Ты разбираешься?
— Я каждый день такое вижу! — Жекоби взял платок, присмотрелся. — Да, ее метка. Что ж, кое-что прояснилось. Великая сила любви! Смотри: нашел как-то возможность пробраться в цистерну с товарищами, долго сидел там в духоте, спланировал это нападение, заплатил кентаврам… И все ради эльфы, которую и видел-то, наверное, раз в жизни!
Они рассмеялись, но Хью несильно толкнул в грудь приятеля.
— Смех смехом, но надо посмотреть — может, она еще жива? Дверь оказалась заперта. Жекоби постучал.
— Убирайтесь!
— Господин Ахастиаль? Я так и думал! Открывайте, все уладилось. Старик открыл не сразу, да и тогда продолжал прижимать кинжал к горлу принцессы. Только увидев труп водяного, он отпустил рыдающую Симиаэль.
— Жалко девочку, но нельзя ее было отдавать, — сетовал он, на дрожащих ногах добираясь до кресла. Чуть в стороне лежал мертвый Ит Колораль, последний телохранитель своей госпожи. — И теперь нельзя, если они будут продолжать наседать. Мертвая эльфийская принцесса гораздо лучше, чем эльфийская принцесса в заложницах.
— Ну, тут не совсем в этом, кажется, дело… — Жекоби налил вино в три бокала. — Водяной просто влюбился.
— Просто ничего не бывает, — вздохнул старик. — Мы не знаем пока, кто он, но, наверное, под водой есть и другие. Менее влюбчивые. Вы же знаете, как мой народ относится к аристократии. Да и вообще, я не очень понимал, что происходит. Проще было устранить источник бед — на всякий случай. В некоторых видах магии я, слава Творцу, еще разбираюсь, но не повезло. Теперь вы должны все много раз перепроверить: нет ли двойной игры? Уж очень странная история.
— Выводов пока два, — сказал Хью Грамон, присаживаясь на диван рядом с плачущей принцессой. — Первый: водяные снова размножились и несут угрозу Империи. Второй: они встречались с западными эльфами. Где, когда — пока неизвестно. Но будет известно.
— Я вам с трудом верю, — усомнился Ахастиаль.
— Платок! — Хью изящно взмахнул трофеем. — Неопровержимое доказательство! Но я, кажется, кое-что забыл… Прошу меня извинить.
Мага он нашел в капитанском отсеке.
22
История любая — лишь эпизод
Истории, которая длиннее. А над самой длинной,
Наверное, зевает и Творец.
Новые сапоги немного жали. Особенно правый. «Сапог мой правый — парень бравый… — вспомнил Римти. — Как там дальше? Да ладно, еще сочиню».
Они шли по проселочной дороге, приближаясь к постоялому двору. Надежные, обжитые имперские места. Вкусная пища, крепкое вино, вежливые граждане.
— А когда Офа вылечится, ей дадут гражданство? — спросил Кей.
— Попросим — дадут, — кивнул Хью. — Не волнуйся, с ней все будет в порядке. Если меня не будет в столице, иди к Жекоби, он поможет.
— Где же мне его найти?
— Ну… Я дам тебе один адресок.
Помощь прибыла на мост к вечеру — в том числе и мягкие, рессорные кареты для пассажиров высшего класса и раненых. Грамон сунул браминам какую-то записку, и Офу положили на лучшее место без всяких вопросов. Солдаты и экипаж остались охранять поезд, ждать новых троллей, а Жекоби умчался верхом по своим, особо важным делам. Только Кей и Хью пошли пешком.
— Я думал, вы всегда торопитесь.
— Мы? — Грамон усмехнулся и вытер пот с лысины. — Кто как. Я думаю, что дело не в спешке, а в ритме. Чтобы быть там, где ты нужен, можно бежать, а можно ползти, только скорости должны быть кратными. Понимаешь?
— Даже не пытаюсь.
— Я тоже. Но в любом случае приятно прогуляться, подумать о том о сем… В компании с приятным во всех отношениях попутчиком. Тем более, что никто не должен знать, как я выбирался с Северных Территорий и что там делал.
— Я никому не расскажу, — на всякий случай сказал Кей.
— Да ты вообще славный малый! — Хью приобнял его. — Только стишки сочиняешь дурацкие и нож в дело пускаешь не думая. И то, и другое может довести тебя до беды. Ну ничего, доберемся до столицы, пристроим тебя к какому-нибудь делу. Офу тоже… Пока мы охраняем Империю, она охраняет нас. И с водяными справимся.
— Я знаю, — кивнул Кей Римти, не отрывая голодных глаз от постоялого двора.
«Есть двор, в котором я как вор. А есть другой, я там герой. И вечером и поутру я от двора хожу к двору. Живу я так, и скажет всяк…»
— Да перестань шевелить губами!
Елена Первушина
Паноптикум
Я просыпаюсь от того, что губы мужа щекочут мне ухо. Он шепчет:
— С праздником, дорогая!
Его рука ныряет под подушку, находит мою и пропихивает мне под ладонь что-то маленькое и твердое, точнее (я узнаю даже спросонок) — маленькую коробочку со сводчатой крышкой, в таких хранят драгоценности. Коробочка обтянута бархатом, и он щекочет мне ладонь.
Я смыкаю пальцы вокруг драгоценной добычи, мигом просыпаюсь, сажусь на кровати открываю коробочку и вижу две золотые, осыпанные фианитовой крошкой звездочки — серьги.
— Милый, это… Это же… я не знаю…
Я хватаю его за галстук, притягиваю ближе, целую. Он отвечает на поцелуй неожиданно страстно, как мальчишка, потом отстраняется:
— Ну все, все, я побежал, надо на работу, все остальное — вечером.
И уже в дверях кричит сыну:
— Виктор! Не забудь, список покупок на столе!
Ради праздника я разрешаю себе понежиться в постели еще пять минут и полюбоваться подарком. Но не тут-то было! В дверь, ловкие, как ласочки, проскальзывают мои дочурки-бедокурки Соня и Ангелина, забираются в кровать и тут же садятся на меня верхом.
— Мам, что у тебя? Мама, покажи! Мама, что Гелька лезет, моя очередь первой смотреть! Мам, а вы нам такие купите? Мам, правда, мне уже можно?
Близняшки — Настя и Лиза — застыли в дверях. Мордочки любопытные, как у бельчат, глаза горят, но подойти без приглашения боятся. Они у нас совсем недавно, всего три месяца. Близняшки — дочки средней сестры Виктора. У нее с мужем семеро детей и живут они в Твери, а раз я смогла родить Виктору только двух дочерей, мы решили, что сможем взять еще двоих. С пятилетними уже не надо возиться, как с грудничками, а пособие на них будут платить еще долго, до самого замужества. Лида, сестра Виктора, была рада-радехонька, когда он ей предложил забрать девочек: у них в доме и так не протолкнуться, да к тому же она понимает, что в Петербурге девочки получат лучшее воспитание, и мы сможем в будущем подобрать для них хорошие партии. Она, правда, просила, чтобы мы взяли девочку и мальчика, но Виктор категорически отказался. Мы ведь уже усыновили моего двоюродного племянника — нашего Виктора-младшего, теперь у мужа есть наследник, а больше ему не надо. Он так и сказал тогда: