Читать интересную книгу Дьявольская сила - Фриц Лейбер

Оправившись от первого потрясения, я понял, что должен действовать без промедления. Если бы о находке стало известно, мои богобоязненные соседи действительно сделали бы мое пребывание здесь просто невыносимым. Не теряя ни секунды, я сбегал за картонной коробкой, и, вернувшись с ней в комнату, собрал все косточки до единой, а потом отнес сей ужасный груз в семейный склеп и высыпал его в нишу, в которой когда-то находились давным-давно превратившиеся в прах останки Джедедия Пибоди. К счастью, маленькие черепа рассыпались, и поэтому если бы кому-то вздумалось устроить осмотр склепа, его взору предстали бы лишь останки давно умершего человека, и никто, кроме эксперта, не сумел бы установить, кому принадлежали эти косточки, которые достаточно хорошо сохранились и могли бы дать ключ к разгадке. К тому времени, когда польские рабочие поведали бы о находке архитектору, я бы уже смог отрицать правдивость их рассказа, но моим опасениям не суждено было сбыться, так как охваченные страхом поляки так ни словом и не обмолвились об истинной причине своего отказа работать у меня.

Не дожидаясь вестей от архитектора, я, движимый доселе неведомым мне инстинктом, направил свои стопы к потайной комнате — в руках я держал мощный фонарь, намереваясь подвергнуть сей тайник самому тщательному осмотру. Однако, едва ступив внутрь, я сделал открытие, от которого у меня дух перехватило: кроме вполне отчетливо различимых следов, оставленных мною и архитектором в ходе нашего короткого набега, там виднелись и другие, более свежие следы, наводившие на мысль о том, что после нас в комнате побывал еще кто-то или что-то. Следы эти, легко просматриваемые, остались от босых ног мужчины и, столь же явные, от лап кота. Но мне предстояло сделать еще более зловещее открытие. Когда я пошел по направлению следов, начинавшихся в северо-восточном углу причудливо искривленной комнаты, в той точке, где человек не мог бы находиться в полный рост, да и кот вряд ли бы мог — однако, следы вели именно оттуда, — они привели меня к черному письменному столу, на который я, споткнувшись, едва не упал, и тут обнаружил нечто куда более чудовищное и поначалу мной не замеченное.

На пыльном столе, рядом с отпечатком, появившимся, возможно, оттого, что там полежал кот, а может быть, на стол клали какой-нибудь сверток или куклу, виднелась небольшая, диаметром чуть более восьми сантиметров, свежая лужица какой-то вязкой, как будто выделившейся из дерева под воздействием высокой температуры, жидкости. Посветив фонарем, я уставился на лужицу, пытаясь определить ее происхождение; потом перевел свет на потолок и поискал, нет ли там трещины, через которую дождевая вода могла попасть внутрь, и тут вспомнил, что со времени моего приезда и последнего посещения этой странной потайной комнаты дождя не было. Тогда я дотронулся указательным пальцем до лужицы и поднес его к свету. Жидкость имела красный цвет — цвет крови — и тотчас же, без всяких подсказок, я понял: это и была кровь.

О том, как она туда попала, не хотелось и думать.

К тому времени в голове у меня роились самые ужасные мысли, но в них отсутствовала логика. Задержавшись у стола еще на минуту, чтобы прихватить несколько лежавших там книг и рукописей, я вышел со своей поклажей из комнаты и очутился в более прозаическом мире, где комнаты не имели невозможных на вид углов, предполагавших существование измерений, неизвестных человечеству. Я крепко прижал книги к груди и почти виновато поспешил вниз в свои покои.

Странное дело, но едва я открыл книги, у меня возникло жуткое чувство уверенности, что их содержание мне знакомо. Тем не менее, я не только их раньше не видел, но даже не встречал названий наподобие «Malleus maleficarum» и «Daemonialiatas» Синистрари. В этих книгах рассказывалось о всякого рода заклинаниях и легендах, об уничтожении ведьм и колдунов посредством огня и о способах их передвижения: «Во время своих главных действ они физически переносятся с места на место… с помощью овладевших ими дьявольских сил в ночное время передвигаются верхом на некоторых животных… или просто проходят по воздуху. Сам Сатана, хозяин их душ, указывает им путь… Они берут мазь, изготовленную ими по указанию дьявола из детских косточек, особенно из косточек тех детей, которых они сами умертвили, и наносят ее на стул или метлу; и будь то день или ночь, их немедленно уносит ввысь, причем по желанию они могут стать невидимыми…» Прекратив чтение, я обратился к книге Синистрари.

Почти сразу я наткнулся на окончательно расстроивший меня отрывок: «Promittunt Diabolo statis temporibus sacrificia, et oblationes, singulis quindecim diebus, vel singulo mense saltern, песет alicujus infantis, aut mortale veneficium, et singulis hebdomadis alia mala in damnum humani generis, ut grandines, tempestates, incendia, mortem animalium…», в котором определялось, как через установленные промежутки времени колдуны и ведьмы должны осуществлять умерщвление ребенка или любое другое колдовское действие, связанное с убийством; само чтение этого отрывка наполнило меня невыразимым чувством тревоги, вследствие чего я только лишь пробежал глазами по названиям остальных принесенных мною книг. Там были Vitae sophistrarum Эунапиуса, De Natura Daemonum Анания, Fuga Satanae Стампы, Discours des Sorciers и не имевшая названия книга Олауса Магнуса в переплете из гладкой черной кожи — только впоследствии до меня дошло, что это человеческая кожа.

Простое наличие таких книг свидетельствовало о более чем обыденном интересе к колдовству, да к тому же столь очевидно объясняло ходившие в Вилбрахаме и его окрестностях многочисленные суеверные убеждения, связанные с именем моего прадеда, что я тотчас же понял, почему они просуществовали такое длительное время. Однако должна была существовать еще какая-нибудь причина, потому что вряд ли многие знали об этих книгах. Но какая? Кости, найденные в комнате за плинтусом, являлись изобличающей уликой какой-то ужасной связи между поместьем Пибоди и нераскрытыми преступлениями прошлых лет. Но все равно об этом, конечно, никто не знал. В биографии моего деда должен был иметься известный факт — не его затворничество и скупость, о чем я знал, а нечто другое, что наводило местных жителей на мысль о такой связи. Разгадку этой головоломки вряд ли следовало искать среди предметов из потайной комнаты, но вот в подшивках местной газеты, имевшихся в публичной библиотеке Вильбрахама, вероятно, можно было найти ключ к решению.

Поэтому полчаса спустя я уже сидел в библиотеке и просматривал старые номера «Газетт». С точки зрения времяпрепровождения, занятие это оказалось крайне утомительным, потому что приходилось искать «вслепую», просматривая номер за номером газеты, вышедшие в свет в последние годы жизни моего прадеда, причем уверенность в положительном исходе поисков напрочь отсутствовала, хотя газеты того времени зависели от юридических ограничений в меньшей степени, чем нынешние. Прошло более получаса, но имя моего прадеда так мне нигде и не встретилось, хотя несколько раз я задерживался на чтении сообщений о «преступлениях», совершенных вблизи поместья Пибоди в отношении местных жителей, главным образом детей. Сообщения неизменно сопровождались сомнениями редакции по поводу некоего «животного», которое «как показывали очевидцы, представляло собой большое черное существо», способное к тому же менять свои размеры — иногда оно было не больше кота, а иногда величиною со льва; данную подробность, несомненно, следовало отнести на счет воображения потерпевших, в основном детей в возрасте до десяти лет, которым — истерзанным и искусанным — к счастью, удалось убежать, так что их не постигла участь детей помоложе, бесследно исчезнувших в течение того, а именно 1905, года. Но нигде, совершенно нигде имя моего прадеда не упоминалось, и только после его смерти о нем появилось сообщение.

Тогда и только тогда редактор «Газетт» напечатал то, что как бы подытоживало общественное мнение относительно Асафа Пибоди. Он писал: «Умер Асаф Пибоди. Его имя надолго останется в нашей памяти. Среди нас есть такие, кто приписывал ему способности, свойственные его древним предкам, а к нашему времени, казалось бы, не имеющие отношения. Среди осужденных в Салеме был некий Пибоди; да, именно из Салема Джедедия Пибоди приехал в Вилбрахам и построил недалеко от него свой дом. Суевериям неведом здравый смысл. То, что старого черного кота Асафа Пибоди не видели со времени смерти хозяина, вероятно, чистая случайность, и, несомненно, не более чем грязным вымыслом является слух о том, будто бы гроб с телом Пибоди не открывали перед погребением ввиду возможности нежелательных изменений в тканях трупа при обряде похорон. Слухи эти зиждятся на допотопном суеверии, согласно которому колдун должен быть захоронен лицом вниз и после этого его никогда нельзя трогать, разве что сжечь…»

Статья оставляла странное, двусмысленное впечатление. Но она поведала мне многое; к сожалению, может быть, больше, чем я ожидал. На кота моего прадеда смотрели как на его близкого друга, потому что у каждого колдуна, у каждой ведьмы имеется свой личный дьявол, который может принять любое обличье, какое ему заблагорассудится. Разве не вполне естественно по ошибке принять кота за близкого друга прадеда на том основании, что, очевидно, при жизни их всегда видели вместе — так, как видел их я в моих снах? Единственный тревожный момент, вынесенный мною из редакционной статьи, заключался в упоминании способа захоронения лицом вниз, потому что редактор не мог знать о том, что Асаф Пибоди действительно был похоронен таким образом. Я же знал больше — его потревожили, а этого не следовало делать. И я подозревал еще больше: нечто глубоко чуждое мне гуляло по старинному поместью Пибоди, появлялось в моих снах, бродило по округе и передвигалось по воздуху.