Читать интересную книгу Купчино (Трилогия) - Андрей Бондаренко

— Прочитай, послушаю. Глядишь, и предстоящая поездка покажется — в визуальном восприятии — короткой.

— Да, как-то неудобно…. Какой из меня — чтец? Вот, пострелять, ножики пометать, продемонстрировать всякие хитрые приёмчики из арсенала мастеров восточных единоборств — совсем другое дело. Стишки? Извини, но не по мне эта нежная стезя.

— Заканчивай дурочку ломать, — посоветовала Сова. — Я, Антонов, тебя насквозь вижу. Ты же только притворяешься бесчувственным и чёрствым солдафоном. А, на самом деле…

— И какой же я — на самом деле?

— Какой-какой…. Трепетный и нежный. Белый и пушистый…. Давай, зачитывай! Не тяни время.

— Как скажешь. Прозорливая ты моя. Слушай.

Всё в этом Мире — немножко курьёзно.Яркая, яркая в небе — звезда.Капает, капает — но, осторожноС неба — святая вода…

Может, привал?Да — пока — ещё рано.Капает с неба — вода.Сердце, оно — словно рваная рана.Видно, уже навсегда…

Она целовалась — с ним.Многие видели.Только — печали — во мгле.Чем же, лошадка, её мы обидели?Закат — улыбается мне…

Едем, лошадка, кататься по Свету.Грустный наездник — в седле.Сигарный окурок — зажат меж зубами,Полночь — в замёрзшей Душе…

Кактусы, кактусы.О, мои кактусы….Текила — бушует в крови.Может, лошадка, немного поплачем?Ветер — в ночи — шелестит…

Может, лошадка, немного поплачем?Ветер — в ночи — шелестит…

Прерывая минутную паузу-тишину, Гришка спросил:

— Почему молчим? Не понравилось?

— П-понравилось, — слегка заикаясь, отозвалась Сова. — Просто г-горло…. Перехватило горло слегка. Припомнилось — в-всякое и разное…. Кактусы, кактусы. О, мои кактусы. Текила бушует в крови. Может, лошадка, немного поплачем? Ветер — в ночи — шелестит. Хорошо сказано, душевно…. Где там мои сушки? Спасибо. Хрум-хрум-хрум…. Гринь.

— А? Чего?

— Признавайся. Ты, ведь, тоже стишками балуешься?

— С чего ты взяла?

— Взяла, и всё тут…. Ты не ответил на мой вопрос.

— Ну, есть такое дело, — помолчав-посопев, сознался Григорий. — Так, немного. Типа — не в затяг…. Прочесть? Как-нибудь в другой раз. Вот, когда разрешишь называть себя по имени — тогда. В плане честного взаимообмена дружескими любезностями.

— Замётано, договорились…. Антонов! Заканчивай так плотоядно пялиться на мои неповторимые коленки!

— Да, я что? Ничего. Показалось тебе.

— Впрочем, пялься, сколько хочешь. Даже приятно…. Ну, куда теперь поворачивать?

— Кажется, направо…

«Странные дела, право слово, творятся», — вкрадчиво зашелестел вредный внутренний голос. — «Ты, братец, знаком с этой Ольгой Николаевной Петровой всего несколько часов. И толком-то про неё ничего не знаешь. В смысле, про Прошлое…. Верно, я ничего не путаю? А складывается устойчивое впечатление, что вы уже знакомы лет сто с пушистым хвостиком…. Даже юная Юлька-Матильда и известная столичная фотомодель Северина Никонова-Логинова не кажутся, уж, такими желанными и прекрасными…. Кстати, заметил, какие у Совы глаза? Большие, выразительные, тёмно-зелёные. Колдовские, если выражаться по сути…. Вот, я и говорю, мол, странные дела…».

Проехав по улице Александра Матросова с полкилометра, машина свернула в запутанные питерские дворы.

— Настоящий лабиринт. Запутанный до полной невозможности. Хрум-хрум, — усердно крутя баранку, пожаловалась Сова. — Может, где-то здесь и легендарный греческий Минотавр проживает? Ни на грамм не удивлюсь…. А дорога разбита вдрызг. Сплошные выбоины и колдобины. Депутаты и Губернаторы настойчиво твердят, мол: — «Санкт-Петербург — город европейских стандартов…». Совсем, морды сытые, охренели в атаке. Врут и не краснеют. Уроды и уродки. Хрум-хрум…. Ага, вот, и искомый дом «сталинской» постройки. Длинный-длинный такой…. Возле какой парадной останавливаемся?

— Проезжай мимо и сворачивай за угол, — распорядился Гришка.

— Зачем это? Казановы и Брюса Уиллиса тебе мало? Решил ещё — для полного комплекта — и в английского Джеймса Бонда поиграться?

— Оля, давай договоримся сразу, на берегу…

— Не называй меня по имени!

— Хорошо, не буду…. Давай договоримся сразу. Ты являешься главной, спору нет, по всяким логическим, аналитическим и психологическим штуковинам. Признаю…. Но оперативная и диверсионная деятельность — это моя безраздельная вотчина. Так будет полезнее для дела. Согласна?

— Целиком и полностью, — Сова демонстративно помахала пустым картонным пакетиком. — Джеймс, прихватите, пожалуйста, из багажника очередную упаковку с сушками. Например, с имбирными…

— Куда направимся? — поставив «Шкоду» на сигнализацию, спросила напарница. — Командуй, главный оперативник.

— Сделаем крюк по району. Обойдём нужный дом по периметру. Принюхаемся, осмотримся, — Григорий, сделав «руку крендельком», предложил: — Хватайтесь, миледи! Буду польщён.

— Вы очень любезны, мой дорогой сэр. А на предмет чего — мы будем осматриваться и принюхиваться?

— На предмет чего-либо подозрительного и непонятного. Главным образом, попытаемся выявить коварных и неприметных соглядатаев, наблюдающих за интересующим нас подъездом. Если таковые, понятное дело, имеются…

Они медленно и чинно шагали по узкой аллее, обсаженной с двух сторон толстенными тополями и пыльными кустами акации.

— Тихий летний вечер, птички щебечут, — задумчиво проговорила Сова. — А ещё вчера была зона. Зона…. Колючая проволока. Вонючая роба. Вонючий барак. Вонючее постельное бельё. Вонючие соседки. Вонючий охранный персонал. Вонючий воздух. Вонючая скумбрия с вонючими макаронами, — неожиданно перешла на крик: — Ненавижу! Всё — вонючее насквозь и навсегда! Ненавижу! Суки рваные и позорные…. Как думаешь, Гриня, почему я с самого утра предстала полным и законченным чьмом? Я же с первого дня посадки даже умываться перестала. На время, конечно…. Одна только мысль билась в пустой голове: — «Лишь бы никому не понравиться. Никому! Ни зоновским авторитеткам, ни начальникам, ни солдатско-сержантскому составу. Никому! Пронеси, Господи! Пронеси…». Пронесло. Все эти годы…. Все! Я чушкой замызганной считалась. То есть, неким существом среднего пола, ни на что дельное — в сексуальном плане — не способное и не годное. Ни с мужчинами, ни с женщинами…. На зоне все, без единого исключения, являются сексуально-озабоченными. Все, все…. Пронесло. Спасибо, Господи! Спасибо…, - всхлипнув совершенно по-детски, заплакала.

— Совёнок, успокойся, пожалуйста, — бестолково засуетился Гришка. — Не ко времени, честное слово…. Говори, пожалуйста, немного потише. Давай, твой эмоциональный взрыв отложим на потом? А? Это и с точки зрения классической психологии является правильным…. Я-то всё, честное слово, понимаю. Всё-всё-всё. И даже больше…. Но мирных питерских прохожих не стоит пугать. Себе дороже. Возьмут, да и, долго не раздумывая, позвонят в ментовку. Мол: — «Неизвестные личности бузят! Судя по всему, бывшие уголовники и уголовницы. Помогите! Фас!»…. Да, и дело у нас. Причём, важное…. Не забыла?

— Извини, — жалостливо всхлипнула напарница. — Больше такого не повторится, честное слово. Просто…. Тихий летний вечер. Птички щебечут. Мы с тобой гуляем по аллее — словно влюблённые…. Вот, и прорвало. Извини, ещё раз…. Давай — свернём налево? Там что-то типа беседки.

— Зачем? Это же в стороне от нужного дома.

— Какой глупый…. У меня же вся импортная тушь — вместе с романтическими бабьими слезами — потекла. Надо лицо привести в порядок. Чего ты застыл — соляным столбом?

Нерешительно откашлявшись, Антонов предложил:

— Может, тогда — до кучи — и поцелуемся? Ну, раз всё равно ресницы заново накрашивать? Типа — и помаду обновишь на губах…

— Заманчивое предложение, — облегчённо вздохнула Сова. — А я, грешным делом, сомневалась. Мол, решишься ли предложить? Решился…. Молодец, Гриня. Целуй. Ой, одну секунду! Я только вуальку откину…

Глава шестая Светлые и Тёмные

Поцелуй откровенно затягивался.

Откровенно? Ну, да. Кто бы что понимал — в Высоком искусстве поцелуев…. Не смешите, морды.

Никто, собственно, ничего и не понимает в этом мудрёном деле. Никто, кроме некоторых…

Кого это — некоторых? Тех самых, которые — на самом-то деле — и являются «тайной сутью» русской (российской?), нации.

Те — которые…

Слегка пьян, извините. Поэтому — стишок:

   Иногда — на розовом закате.   Я теряюсь — мыслям вопреки.   Солнышко, оно так ярко светит.   Вечером. Излучина реки.

   Вечером. Излучина той дальней,   Дикой и извилистой реки.   Свет Луны — таинственный, печальный…   Свет, который…. Слышишь? Сбереги.

   Сбереги его — на всякий случай.   Про него — потом — расскажешь ей.   Ей? Конечно. Светлой, самой лучшей.   Той, которая всех краше и милей…

   Той, с которой…   С кем мы — незнакомы.   Так бывает. Яркая заря.   За плечами — странника котомка.   Ветрено.   Средина — сентября…

Вот, как-то так. Навороченная картина маслом.