Читать интересную книгу Ортодокс (сборник) - Владислав Дорофеев

Дорога неумолима и бесконечна. Мы сбились в круг, и ничто нас не вытащит из него. Да! Кроме еще одного круга. Всякий круг сменяется новым, которого ждет та же участь. Надежда одна – какой-нибудь круг сделать бесконечно большим, чтобы никогда не встретиться с собой.

Мне тяжело. Вновь сердце.

Бессмысленно превращать Россию в европейскую страну.

Повсюду игрушечные, просто сказочные, какие-то лубочные пейзажи. Особенно ирреально получается, когда часть пейзажа в тени, другая освещена, равнина сказочная – поля, холмы, коровы, дома, лес, горизонт, уходящий за горизонт.

20 июня, 1994 г.

Последний день в пути, последние сутки начнутся через 4,5 часа.

Екатеринбург я проспал, помню из студенчества, точнее из середины 80-х, что город имеет столичный размах, а также инфраструктуру на высоком, самодостаточном уровне.

Знак границы, точнее знак соединения Европы и Азии – серого цвета удлиненная пирамида, кажется, с золотыми буквами; рядом станция «Вершина», на 1777 км от Москвы, после Екатеринбурга. Было уже под утро, но сумрачно.

Поезд несется к сердцу России. Так мы пересекли страну с юго-востока на северо-запад по диагонали.

Бессмысленно превращать Россию в европейскую страну. Сделайте это, и Россия перестанет существовать. Сила страны – в соединении Европы и Азии в одном теле, сила страны в великой гармонии. В этом и сила русской нации – соединении несоединимого в одном целом, огня и пламени, белого и черного. Не оставаться наблюдателем или потребителем, созерцателем зрелища столкновения или воссоединения, и организовать этот процесс, и в нем участвовать. И поэтому знак, показывающий соединение Европы и Азии, – это великий и исконный символ российской нации и российской государственности.

Солженицын в одном прав. Если Москва превратится в европейский город, то ради спасения нации, назначение столицы должен взять любой другой город России – Новосибирск, Екатеринбург и др. Поскольку абсолютная европеизация Москвы означает истощение жизненных сил, сужение желаний.

Глобализм для России – это как основа не только развития, но существования.

Неужели дух потребительства покорил Россию? Угас огонь покорения, освоения, захвата и удержания новых пространств? Неужели слово «экспансия» – потеряло для России первозданный смысл и значение? Нужно разбудить все эти желания, превратить их в страсти и точку.

Наконец, страну, которая на три четверти лежит в Азии, бессмысленно превращать в европейскую, это будет означать смерть страны.

Восход уже засеребрился, разлил жидкое серебро по кромке неба на востоке, а серебро упало в голубое, стало смешно и торжественно, и небо, лишенное ночной целомудренности, окрасилось в пастельные тона.

Я большую часть своей жизни прожил в Азии, и пропитался азиатским духом – Уфа-Башкирия, Тюмень, ДВ. Да, это через призму славянизированной страны, но все же здесь особый азиатский дух, энергия, исходящая от земли, воздуха и леса, они проникли в мое существо.

Кстати, моду на Россию, на каждую ее территорию и части надо сделать еще и для тех людей, которые живут на этих территориях; например, надо создать сверхмоду на Дальний Восток, что важно даже не для интенсификации колонизации, но для усиления самоощущения, и оформления политической, общественной, государственной значимости для тех людей, которые живут на ДВ, чтобы они почувствовали себя особыми, нужными стране.

Всю дорогу с нами пионы. Два розовых отпали рано, а белый и на шестой день роняет белые лепестки.

Мы уже в Пермской области. Пермские леса. Чудные леса.

Странно стояли люди у речки. Это были совсем маленькие люди, по виду дети, один ближе к воде, другие дальше, стоят и смотрят через реку, будто ждут появления чего-то оттуда с другого берега реки. Они ждут новой радости, или нового страха, еще у них раннее утро, они скудно одеты в невыразительные одежды. Это – лесные люди, которые давно живут в городе, но иногда они собираются вместе и приходят в лес, туда, где могилы их предков, которые убили себя, чтобы не покориться цивилизации.

Пермь. Стоит на Каме, которая впадает в Волгу, которую мы проедем перед Ярославлем. Вокзальное здание красноватое. Здание так себе, нет размаха, но город большой, по обе стороны реки. Река, конечно, судоходная, живая, два моста – железнодорожный и автомобильный.

Поезд остановился на глухом полустанке. Мы с детьми вышли погулять в соседний лесок, поскольку проводник сообщил, что поезд будет стоять очень долго.

Пермские леса – уникальные корабельные сосны, перемежающиеся лиственными островками.

Зашли мы за кустик, прошли еще немного под соснами, и вдруг увидели маленькое лесное озеро, на берегу которого сидела сестрица Аленушка и горевала.

Что же ты горюешь, спросили у нее дети.

Да, вот, мол, братец Иванушка потерялся в лесу, я его искала-искала, но не нашла, и решила поплакать немного от усталости и огорчения.

Не горюй, сказали Аленушке дети, найдется твой Иванушка, наверное, его утащила ведьма. Давай поедем с нами на поезде, найдем твоего братца. Аленушка согласилась.

Привели мы девочку Аленушку в вагон, умыли, дали ей свежее платьице и носки, трусики и маечку, затем накормили, дали жвачку и почитали ей книжечку про сестрицу Аленушку и братца Иванушка.

А поезд тем временем тронулся. Ночь. А утром мы не нашли Аленушку, наверное, она сошла на какой-то ночной, и близкой к Иванушке станции.

Природа демонстрирует свои фантастические возможности, демонстрируя удивительную ловкость и необходимую легкость в смене пейзажа.

Анька чувствует в себе силу, которая перехлестывает ее через край, но пока не только не умеет распорядиться этой силой, но и не умеет назвать эту часть своей природой. И пока эта сила довлеет над Аней.

Главная задача: дать Ане понять, что в ней есть нечто, чего нет у большинства людей, и эту силу надо обуздать, и стать над нею, использовать ее в своих целях.

Балезино. Это – Удмуртия. Серое здание вокзала с желтыми буквами. Буханка хлеба – 500 руб., манты – 1000 руб./5 шт. Скопище резервных электровозов и тепловозов, несколько хорошо сохранившихся паровозов начала века – все хорошо законсервировано. Здесь сосенки другие, а главное, березы – тонкие и высокие, тянутся к солнцу; совсем другие были под Екатеринбургом и Пермью – крупные, основательно устроившиеся.

Киров (Вятка). Нищета, запустение. На перроне бедно одетые люди продают игрушки и псевдорусские расписные подносы, а также обычную еду, газеты, книжки, пиво и т. д. Ничего особенного я не увидел, разве что в поле одинокую избушку, пустую, но на вид крепкую.

Путешествие – как сеанс цветотерапии. Зеленый цвет чрезвычайно гармонизирует психику. Столько зеленого, точнее зелени, зараз я никогда прежде в своей жизни не видел.

Шарья. Костромская область. Желтое здание вокзала. Хорошая архитектура, но все обветшавшее. Огромные буквы – название. Прежде буквы были иллюминированы. Невелико все местечко; к поезду вышла группа милиционеров, впереди дебильного вида увалень с рацией. Бабки предлагают все и все недорого. Всюду продают молоко.

Всюду русская природа. Русский север.

Здесь деревни беднее, чем на Урале и в Сибири. А природа ущербнее, хотя может быть и изящнее. Деревья изящнее, стремятся к солнцу, к свету. Много затопленной земли. Берез мало – больше осин.

В окно купе, в котором едут дети, кинули камень, разбилось внешнее стекло. Трудно представить существо, которое бросило камень. Очевидно, это преступник, как, впрочем, и всякий, который удовлетворяет свои желания за счет других людей.

Березы и осины продолжают тянуться к небу, к солнцу, им мало тепла, и очень много влаги на земле, внизу.

Закат не розовеет, а лиловеет, нежно-лиловым светом окрашен запад. И кругом деревень и городков леса. На ДВ были сопки, а здесь леса.

Очень мало возделанной земли, леса, сплошь леса.

Очень много полевых цветов, самых всяких.

21 июня, 1994 г.

Ярославль. Я совершенно смущен новизной и красотой здания вокзала. Желтое, стильное, со шпилем и витражами. Т. е. ни в какое сравнение и с самым значительным в восточной части страны. И на всем налет цивилизации, даже платформы сделаны вровень со ступеньками вагонов для удобства пассажиров.

Почему в центре страны даже состояние вокзалов лучше, чем в сибирских городах, значение которых для России вряд-ли меньше, а, видимо, и выше, чем Ярославля?

Много раз убеждался, что территории, которые ближе к центру, и имеют больше.

Хотя мне Ярославль уже не интересен. Все города центра России – под влиянием Москвы, и никогда на новое значение уже не могут претендовать. А именно этим привлекают города Сибири, Урала, ДВ.

Как когда-то за власть с Москвой спорили города центра России, тот же Ярославль, так и теперь за первенство в России с Москвой спорят Екатеринбург и Новосибирск и т. п.