Читать интересную книгу Чужой хлеб - Александра Анненская

— Ну, Леночка, я ведь эти дни много о тебе думала и даже хлопотала: я была у твоей мадам Адели и устроила дело так, что она не потребует тебя больше к себе в магазин. Потом я съездила к вашему здешнему доктору и просила у него позволения теперь же взять тебя отсюда. Но он это решительно запретил. Он находит, что тебе можно выехать не раньше, как через неделю или дней через десять. Ну, это не беда. Через неделю — первое мая, и мы можем скоро ехать прямо ко мне в деревню. Тебе нужно пожить на чистом воздухе после такой сильной болезни. А пока я займусь твоим приданым.

— Приданым? — с удивлением спросила Нелли. — Каким?

— Каким, милая? Да неужели ты думаешь всю жизнь ходить в этой уродливой больничной блузке? Я хочу, чтобы у тебя был наряд не хуже, чем у других девочек твоих лет. Завтра придет к тебе портниха снять с тебя мерку, и ты увидишь, какой франтихой ты у меня будешь.

Нелли, тронутая не столько щедростью Анны Матвеевны, сколько ее нежною заботливостью, поцеловала руку ее со слезами благодарности на глазах.

Глава V. НОВАЯ БЛАГОДЕТЕЛЬНИЦА

Через две недели Нелли действительно уехала в деревню вместе со своей новой благодетельницей. Деревня эта, расположенная в живописной местности, на берегу Днепра, была прелестным уголком; для Нелли же она казалась земным раем. Небольшой, но уютный господский домик, огромный тенистый сад, рощи, луга, поля, крутой берег величественной реки — все очаровывало девочку, все это приводило ее в восторг. Здоровье ее, благодаря чистому, свежему воздуху и, главное, благодаря материнским заботам Анны Матвеевны, быстро поправлялось, и в половине июня румянец горел на щечках ярче, чем когда-нибудь, и бегала она так же резво, как прежняя Аленушка. Она целые дни проводила со своей maman, так называла она Анну Матвеевну, и даже спала в одной с нею комнате. Они вместе читали, вместе работали, вместе гуляли, вместе купались, вместе ходили присматривать за хозяйством — одним словом, всюду были неразлучны. Хотя Нелли уже исполнилось четырнадцать лет, но она была такого маленького роста, что казалась лет одиннадцати-двенадцати, не больше, и Анна Матвеевна обращалась с ней как с совершенно маленьким ребенком. Она сама причесывала ей волосы, смотрела за ее туалетом, не пускала ее никуда гулять одну, беспокоилась о ней, если она хоть на четверть часа отходила от нее. Нелли, привыкшую в магазине жить без такого внимательного надзора и свободно ходить без всяких провожатых по улицам Петербурга, иногда смешила, иногда даже немножко раздражала такая излишняя заботливость Анны Матвеевны, но она упрекала себя за подобные чувства как за неблагодарность.

Раз как-то, когда Анна Матвеевна занялась разговором с одним господином, пришедшим к ней по делу, Нелли незаметно для нее проскользнула в сад и забралась в самую чащу его. Вечер был прелестный. Солнце клонилось к закату, легкий ветерок едва шевелил листья деревьев, разнося благоухание цветов и свежей, только что скошенной травы, на небе подымались легкие облачка, то золотистого, то пурпурового цвета. Нелли села на скамейку на маленьком пригорке, откуда глазам ее открывался вид на далекую окрестность, и задумалась. Все вокруг было так дивно хорошо и на душе ее было столько радости и спокойствия, что глаза ее как-то невольно наполнялись слезами счастья, а руки складывались точно на молитву. Она просидела с полчаса неподвижно на одном месте; если бы кто-нибудь спросил у нее, о чем она думает, она ответила бы: «Ни о чем, мне так хорошо». И действительно, ей было так хорошо, что она не замечала времени, не замечала, что солнышко уж село и заря зарумянила запад. Вдруг она услышала в саду поспешные шаги нескольких человек и свое имя, произнесенное несколько раз разными голосами. Она испугалась, быстро сбежала с пригорка и на повороте аллеи наткнулась на горничную.

— Ах, Боже мой, барышня, — вскричала та взволнованным голосом, — насилу-то вас нашла! Где это вы скрывались? Барыня так беспокоятся, они разослали всю прислугу вас искать!

— Да разве что-нибудь случилось?

— Ничего не случилось, только об вас барыня тревожатся, где вы.

Нелли пустилась бежать по направлению к дому. На балконе стояла Анна Матвеевна, бледная, взволнованная.

Увидев Нелли, она испустила крик радости.

— Где ты была, дитя мое, — спрашивала она, заключая девочку в свои объятия. — Я так страшно беспокоилась о тебе.

— Да нигде, maman, я только вышла погулять в сад, пока вы говорили с тем господином. Вечер такой чудный, в саду так хорошо, я никак не думала, что вы будете искать меня.

— Леночка, ты, верно, совсем меня не любишь! — печально проговорила Анна Матвеевна. — Ты могла там весело гулять, когда я здесь так тревожилась о тебе.

— Да о чем же было тревожиться, maman, — возразила Нелли с едва заметной улыбкой, — ведь я не маленькая, мне уж четырнадцать лет, я в Петербурге поздно вечером ходила одна по улицам, и ничего со мной не случалось; что же может случиться здесь в саду, подле самого дома?

Анна Матвеевна ничего не отвечала, она опустилась на стул, закрыла глаза рукой, и Нелли увидела, что слезы текли по ее щекам.

— Maman, душечка, что с вами, о чем вы плачете, если я виновата, простите меня, но, милая, не плачьте, не огорчайтесь! — вскричала испуганная девочка, бросаясь на колени перед Анной Матвеевной и покрывая поцелуями ее руку.

— Леночка, — печально произнесла мать, — мне кажется, что ты совсем меня не любишь, тебе со мной скучно, ты смеешься над моею заботливостью о тебе!

Долго пришлось Леночке уверять свою благодетельницу, что она ошибается, долго пришлось ей нежными ласками доказывать свою любовь и много раз повторять обещание никогда, никогда больше не причинять такой тревоги своей maman, пока наконец лицо Анны Матвеевны прояснилось и она опять пришла в свое прежнее расположение духа.

Сцена эта сильно взволновала Нелли. С одной стороны, ей казалось, что она нисколько не была виновата, погуляв полчасика одна в саду, с другой стороны, она вспоминала слезы Анны Матвеевны и упрекала себя и мысленно называла себя разными бранными словами за то, что могла причинить ей горе. «Никогда не думала я, — говорила она сама себе, — лежа в тот вечер в своей хорошенькой уютной кроватке рядом с кроватью Анны Матвеевны, что я могу быть такою злой, неблагодарной. Как много делает она для меня каждый день, каждую минуту, я ничем, ничем не могу вознаградить ее за все ее благодеяния, а я еще причиняю ей горе. Я не стою той жизни, какую веду здесь; таким дурным девочкам, как я, нужно всегда жить с такими, как Авдотья Степановна, а не с доброю, милою maman… Да ведь, впрочем, я не хотела сделать зла… Все равно, все-таки я гадкая, злая, негодная!..»

И с такими упреками себе заснула девочка, в первый раз невесело с тех пор, как она приехала в деревню.

После этого дня Нелли буквально ни на шаг не отходила от Анны Матвеевны. Иногда ей очень хотелось побегать в саду, вместо того чтобы чинно сидеть и разговаривать на балконе, иногда ее тянуло дальше сада, ей хотелось пройтись по рощам и лесам, видневшимся из окон, хотелось переехать реку и заглянуть, что Сделается в деревеньках, расположенных на другом берегу ее и напоминавших ей ее детство, но она не смела даже выражать этих желаний, чтобы опять не оказаться неблагодарной. Несмотря на эти легкие стеснения, она все-таки была счастлива, так счастлива, как никогда. После лишений, какие она испытывала в магазине, она живо чувствовала все удобства обеспеченной, богатой жизни. Время ее было приятно занято то чтением разных интересных книг, купленных для нее Анною Матвеевною, то легкими женскими работами, то прогулками, то тихими, задушевными разговорами. Вся прислуга в доме, видя любовь Анны Матвеевны к ее воспитаннице, всеми силами старалась угождать Нелли и иногда даже смущала ее своею излишнею предупредительностью. Одним словом, в это лето Нелли вполне отдохнула от всех невзгод своей прежней жизни и на вопрос своей благодетельницы: «Счастлива ли ты?» — она, не задумываясь, отвечала:

— Да, я счастлива, мне хорошо, — и немножко подумавши, про себя прибавила: — Я, кажется, почти совсем счастлива.

В сентябре месяце Анна Матвеевна со своей воспитанницей опять возвратилась в Петербург. У Анны Матвеевны был свой дом на одной из чистых, но не шумных улиц Петербурга, и в этом доме она занимала просторную, красивую, богато отделанную квартиру. Для Нелли отведена была комнатка рядом с ее спальней, такая уютная, чистенькая, веселенькая и хорошенькая комнатка, что девочка не могла удержаться от радостного восклицания при входе в нее.

— Я рада, что твоя комната так понравилась тебе, дружок, — сказала Анна Матвеевна, стоявшая подле нее. — Но я надеюсь, что ты не будешь целые дни сидеть в ней, что ты не захочешь оставлять меня одну.

Нелли обещала уходить в свою комнату только тогда, когда этого пожелает ее maman, и та, совершенно успокоенная, нежно поцеловала девочку.