Лекция 5
Влияние Нового Света на Старый
В одной из предыдущих лекций я показал, что история Англии восемнадцатого века сразу приобретает единство и что все крупные войны того времени сливаются в один связный ряд, лишь только мы припомним, что именно тогда создавалась Великая Британия в противовес Великой Франции. Это толкование я распространил далее и обратил ваше внимание на то, что в восемнадцатом и семнадцатом столетиях обширными колониями владеют не только Англия и Франция, но также Испания, Португалия и Голландия. Я уверен, что при изучении истории этих двух веков вами будет очень полезно всегда помнить, что в течение большей части этого периода все пять государств Западной Европы являлись собственно не европейскими, но мировыми державами: они постоянно вели между собою спор из-за великого, но отнюдь не европейского вопроса, который поэтому легко может быть упущен из виду ученым, фиксирующим свое внимание исключительно на Европе, – из-за вопроса об обладании Новым Светом.
Этот факт, если им достаточно проникнуться, вносит много единства в политическую историю этих наций и сводит к простой формуле большинство войн и союзов того времени. Теперь я хочу показать вам, преимущественно на примере Англии, что сами европейские державы, вследствие связей с Новым Светом, подверглись значительным видоизменениям не только во взаимных отношениях, но и во внутреннем строе. Мы увидим, что строй Англии нового времени в том виде, как он сложился после эпохи Средних веков, может быть охарактеризован одним общим положением: Англия расширилась в Великую Британию.
На расстоянии тридцати лет произошли два великих события – открытие Нового Света и Реформация. Эти два великих события, тесно сплетаясь с двумя другими – усилением великих европейских государств и закрытием Востока, вызванным турецким завоеванием, – создали ту глубокую перемену, которую мы принимаем за окончание Средних веков и начало Нового времени. Из двух великих событий одно по своему действию было гораздо быстрее другого. Реформация разыгралась быстро и на самой авансцене истории. С лишком полстолетия длится борьба между Габсбургским домом и Реформацией, первоначально в Германии, где Габсбургскому дому оказывает помощь Франция, затем в Нидерландах, где ему помогают то Франция, то Англия. Между тем в то же самое время на заднем плане происходит занятие Нового Света, которое не приковывает к себе внимания историков, поглощенных изучением Европы. Подвиги Кортеса и Пизарро, по-видимому, не оказывают никакого влияния на европейскую борьбу. Лишь в исходе шестнадцатого столетия, когда набеги Франсиса Дрека (Fransis Drake) и его товарищей[43] на испанские поселения в Центральной Америке окончательно принудили Испанию к решительному шагу против Англии, то есть только ко времени испанской Армады начинает заметным образом ощущаться воздействие Нового Света на Старый.
Начиная с этого времени европейские дела оказываются под одновременным влиянием двух великих причин: Реформации и Нового Света; Реформация действует с уменьшающейся силой, а влияние Нового Света все растет и растет. Характерной чертой семнадцатого века является совместное действие обеих причин во все продолжение его. Иллюстрацию этого, как я выше заметил, мы видим в войне Кромвеля, направленной против Испании; эта война двойственна: она кажется нам ударом, наносимым католицизму протестантизмом, на самом же деле это столкновение из-за владений в Новом Свете, – столкновение, которое окончилось завоеванием Ямайки. Другую иллюстрацию той же характерной черты XVII века представляет союз Франции и Англии против Голландии (1672): одна протестантская держава, с явного одобрения Шафтсбери, политика кромвелевской школы, напала на другую только потому, что в Новом Свете их интересы сталкивались. Однако к концу XVII века Реформация, как политическая сила, падает, и в течение восемнадцатого столетия господствующим является влияние Нового Света. Это-то и придает восемнадцатому столетию тот прозаический, коммерческий характер, которым оно отличается. Религиозный вопрос со всем его величием погребен, и его место заступил вопрос колониальный с его мирскими, материальными соображениями.
Новый Свет, рассматриваемый как безграничная территория, открытая для населения, должен был действовать на европейские нации двояко. Прежде всего он должен был оказывать чисто политическое влияние, то есть действовать на их правительства; столь спорная территория должна была являться постоянным поводом к войне. Это действие Нового Света мы и разбирали до сих пор и видели, что войны восемнадцатого столетия, и в особенности война между Англией и Францией, возгорались главным образом от этой причины. Но вместе с тем Новый Свет должен был проявить свое влияние и на сам строй европейского общества, изменяя его занятия и образ жизни, изменяя его промышленный и экономический характер. Следовательно, явление расширения Англии обнимает собою и ее превращение.
Англия теперь становится по преимуществу морской, колонизирующей и промышленной страной. По-видимому, господствует мнение, что она всегда была таковой и, по характеру ее народа, не могла быть иной. В поэме Рюкерта божество, посещающее через каждые пятьсот лет одну и ту же местность, находит там то лес, то город, то море, и на вопрос: «Откуда это взялось?» – получает ответ: «Так было всегда, так и будет всегда». Подобный не исторический способ мышления, такая наклонность считать неизбежным все то, к чему мы привыкли, часто проглядывает в отзывах о духе англосаксонской расы. Что англичане могли бы и не быть такими, какими они теперь являются, что они на самом деле были другими, кажется им настолько непостижимым, что они пытаются объяснить себе, почему они всегда были такими же, не убедившись предварительно в том, действительно ли это так. Англичанам кажется ясным, что они – великая странствующая, трудящаяся, колонизирующая раса, рожденная от морских разбойников и викингов. Они полагают, что море – их по велению самой природы, и, плавая по этой большой дороге, покоряют и заселяют землю.
Северная Америка в XVII–XVIII вв.
Однако в действительности лишь со времен Елизаветы Англия впервые находит свое призвание в торговле и владычестве на морях.
Островное положение и тот факт, что Британские острова на западе и на севере смотрят прямо в Атлантический океан, заставили англичан вообразить, будто бы само положение страны неизбежно делало их всегда морской нацией. Предки их прибыли на эти острова на судах, а затем были покорены нацией морских разбойников. Но надо помнить, что Англия – не Норвегия, где узкие полоски удобной земли заставляют народ искать пропитание на море. Англия во времена Плантагенетов не была владычицей морей, и в то время ее едва ли можно было назвать морским государством. Правда, у Англии Средних веков иногда во время войны появлялся флот, но он снова постепенно таял, лишь только водворялся мир. Постоянные жалобы на разбои в Ла-Манше показывают, каким слабым авторитетом пользовалась Англия даже в своих собственных водах. Справедливо было замечено, что Средние века не знали постоянных армий; они не знали и постоянного флота; исключения составляют только некоторые итальянские города-государства. В те времена флоты создаются и падают: когда вспыхивает война, правительство дает разрешение всем торговым судам действовать в качестве каперов, и торговые суда становятся не только каперами, но и пиратами. Хотя при Плантагенетах английская нация была войнолюбивее, чем впоследствии, но ее честолюбие было направлено более на ведение сухопутной войны, чем морской. Тогда слава английской армии вполне затмевала славу английского флота; мы помним победы при Креси и Пуатье, но забыли победу при Слюйсе.[44] Дело в том, что морское величие Англии гораздо более недавнего происхождения, чем большинство из нас воображает. Оно берет свое начало со времени междоусобных войн семнадцатого века и подвигов Роберта Блека. Его погоня за принцем Рупертом через Гибралтарский пролив вдоль восточного берега Испании[45] считается первым, после крестовых походов, появлением английского флота в Средиземном море. Конечно, у Англии были моряки-герои и до Блека – Франсис Дрек, Ричард Гренвиль и Джон Хокинз (John Hawkins),[46] но флот Елизаветы был еще флотом младенческим, да и сами герои немногим отличались от флибустьеров. До периода Тюдоров мы находим лишь зародыш флота.
В XV столетии английская история, за исключением кратковременного царствования короля Генриха V, обнаруживает слабость Англии на море, и до этого времени ничтожество флота – явление постоянное, а успехи его – исключение: так продолжается до царствования Эдуарда IV (1461–1483), у которого впервые явилась мысль о постоянном флоте.