Она не знала, какие золотые купола сияли в воображении Кеши, но ясно видела собственные мечты. Просторный деревянный дом, послушные детишки, цветущий сад рядом с храмом. Она сама – красивая, спокойная, излучающая тихое счастье, и Кеша, мудрый, достойный, уважаемый. Зря косу весной отрезала, пожалела она. Ну ничего, хихикнула про себя, до свадьбы отрастет.
Прощание было светлым. Умиротворенная Надя проводила Кешу, смахнула пыль с настенного календаря и отметила тот день аккуратным крестиком. Нахмурилась и дорисовала снежинку: негоже крест не по назначению использовать, есть у него один-единственный истинный смысл, и охранять его теперь их задача. Нади и Кеши.
В сентябре Надя строго отказала Мише и до выпускных экзаменов просидела за партой одна. В ее движениях появилась плавность, важность. Подружки хихикали и обзывали попадьей, но Наде это даже льстило: в отличие от этих свистушек с неопределенным будущим Надя четко знала свою судьбу, свою миссию.
Последний учебный год прошел в скандалах с родителями. Мама никак не могла смириться с тем, что Надя не собирается никуда поступать.
– Я все понимаю, Наденька, – говорила она плаксивым голосом, – я же не против, жди своего Кешу! Но почему учиться-то при этом нельзя? Правда, Юра?
Папа Юра согласно кивал.
– Мам, пап, мне учеба не нужна, – объясняла Надя. Родительская опека раздражала, но нельзя давать чувствам волю, нельзя терять лицо. – Моя судьба предрешена. Зачем мне тратить время на институт? Я все равно не буду работать!
– Но почему же и не поработать, доченька? – недоумевала мама. – Хочешь ты семью, детей, это замечательно! Но специальность иметь тоже не помешает!
Папа все кивал, и Наде пришлось сдаться. Она выбрала педагогический. Умение учить может пригодиться, рассуждала она. В конце концов, можно перевести детишек на домашнее обучение, оградить их от школьной скверны.
Кеша навещал по праздникам. В Надином доме его принимали с красноречивой теплотой. За годы в семинарии он возмужал и окреп, отрастил бородку, стал говорить благостным низким голосом. Надя слушала его мелодичный бас, и почему-то представлялся тягучий сладкий мед на солнечной пасеке. Может, это предчувствие? Предвидение собственной маленькой пасеки, теплого солнца, счастливого лета?
Кеша приезжал и уезжал, Надя становилась педагогом, бывшие одноклассницы хвастались столичными друзьями, путешествиями и свадебными фото. Шло время, городок наполнялся новыми выпускниками, и в их глазах светилось радостное предвкушение великой взрослой жизни.
А потом Кеша приехал насовсем.
С женой.
Надиной истерики Кеша не понял.
– Я же говорил, что мне можно жениться, – оправдывался он своим медовым басом. – Разводиться нельзя, а жениться можно. Почему ты так удивлена?
Надя не стала объяснять. Затаив дыхание, она наблюдала, как один за другим исчезают их с Кешей сыновья и дочки, рассыпаются ульи и яблони в призрачном саду, рушится вымечтанный дом, погребая под собой Надино будущее.
Хорошо хоть на педагога отучилась.
Кеша с молодой женой – дурнушкой, надо сказать, – поселился недалеко от Нади. Хотя в таком небольшом городе, как Левитан, все недалеко. Нового батюшку полюбили, стали приглашать на городские мероприятия, в больницы и школы. Отец Иннокентий умел найти общий язык и с умирающим стариком, и с малолетним хулиганом.
Надя превратилась в Надежду Петровну, быстро дослужилась до директора школы. Рано похоронила мать, жила с отцом: он так и продолжал все время безмолвно кивать, как будто еще слышал плаксивый голос жены, уговаривающей дочь подстраховаться и не ставить на своей судьбе жирный православный крест.
В тридцать два года Надежда Петровна выглядела лет на сорок пять. О личной жизни и не думала: боль от предательства все не утихала. Десятилетней давности разговор хранился в памяти так четко, будто произошел лишь вчера:
– Как же так, Кеша? – горько спросила тогда она, имея в виду всю свою разрушенную жизнь.
– Прости, – понурился он в ответ. – Свадьбы не было, мы тихо повенчались перед лицом Господа, даже родителей не звали, ни моих, ни ее. Не держи обиду, что не пригласил тебя.
– Не пригласил? – непонимающе переспросила Надя. – Ты думаешь, в этом дело? Считаешь, я злюсь на то, что ты меня не пригласил на венчание?
– А на что тогда? – заморгал Кеша. Ресницы у него были длинные, пушистые. Да и сейчас, наверно, такими остались.
– Правда не понимаешь? – поразилась Надя. – Ты же ранил меня в самое сердце! Разбил мне жизнь! Я тебе доверилась, а ты меня так жестоко обманул!
– Да в чем же? – искренне недоумевал Кеша, и Надю осенило: ничего не было.
Не было обещаний, признаний в любви и клятв верности. Не было совместных планов, не было ни слова о том, что Кеша собирается жениться на Наде после учебы в семинарии. Огромная вселенная их счастливого будущего существовала только в Надином воображении.
Между Надей и Кешей никогда не было даже намека на роман. Она судорожно прокручивала в голове все его слова и жесты в отчаянной попытке найти хоть одно доказательство своей правоты. Ей нужно было оправдаться перед собой за свой самообман.
– Ага! – нащупав, закричала она так, что Кеша дернул бородой. – Ты просил тебя ждать, помнишь? Я спросила, мне тебя ждать? И ты ответил: да, конечно, жди! Вот где ты меня обманул!
– Какой же тут обман, – забасил Кеша, – все по-честному. Пообещал вернуться, вот и вернулся. Я тебя бросать не собирался. И сейчас не бросаю. Станем дружить, как и всю жизнь дружили. Ты же мне как сестра, Надюша!
– Но… ты… – всхлипнула Надя да так и не договорила. Хотела напомнить, что разговор был про свадьбу, когда Кеша сказал, что собирается жениться, а сразу после этого велел ждать его, вот она и решила, что роль невесты уготована ей, и все было так понятно и бесспорно, что объяснения и признания казались лишними…
Но она не стала ничего говорить. Кеша женат, считает Надю сестрой, на роль своей супруги никогда ее не рассматривал. Сама виновата. Напридумывала себе черт знает что.
Надя с облегчением выдохнула: впервые за последние годы она может без угрызений совести чертыхаться, божиться, материться и рисовать крестики. Утешение слабое, но лучше, чем никакое.
Так они и стали жить. Надя отдалилась от Кеши, церковь не посещала, углубилась в работу. И вот, столько лет спустя, он появился на пороге ее кабинета в сопровождении завуча, школьного психолога и почему-то химички.
– Надежда Петровна, это наш знаменитый отец Иннокентий, – объявила завуч. – Хотя что я вам его представляю, вы же наверняка и сами знаете эту выдающуюся личность. Благодетель, элита нашего города!
Кеша приблизился к ее столу, вежливо улыбнулся и пожал руку. Не узнал?!
– Очень приятно, чем обязаны? – скороговоркой выпалила