Читать интересную книгу Две могилы - Линкольн Чайлд

— Превосходный вопрос, доктор, — усмехнулась Зивич.

Снова надолго наступила тишина, и наконец Пиццетти произнесла:

— Я распоряжусь, чтобы провели полный анализ: микроскопический, токсикологический, ДНК и прочее.

Доктор Зивич, удовлетворенно улыбаясь, сняла перчатки и маску и бросила их в мешок для мусора.

— Очень хорошо, доктор Пиццетти. Вы реабилитировали себя. Удачного вам дня, леди и джентльмены.

И она вышла из комнаты.

4

Доктор Джон Фелдер поднимался по ступеням крыльца обширного особняка, построенного в готическом стиле. Стояло великолепное для поздней осени утро. Воздух был хрустящим, словно чипсы, небо — безоблачно-голубым. Стены здания недавно были тщательно вымыты, и старая кирпичная кладка чуть ли не сияла в солнечных лучах. Даже черные решетки на украшенных лепным орнаментом окнах блестели, как полированные. Единственной вещью, не отмытой до зеркального блеска, оставалась бронзовая табличка на фасаде:

«Больница «Маунт-Мёрси» для душевнобольных преступников».

Фелдер постучал в парадную дверь и подождал, пока ему откроют. За дверью оказался сам доктор Остром, директор «Маунт-Мёрси». Фелдер сделал вид, что не заметил хмурого и холодного выражения на лице Острома, который явно не испытывал особой радости от встречи с ним.

Директор посторонился, пропуская Фелдера, а затем кивнул охраннику, и тот немедленно снова запер дверь.

— Доктор Остром, — произнес вошедший. — Спасибо за разрешение посетить вашу больницу.

— Я пытался связаться с Пендергастом, чтобы согласовать с ним ваш визит, — сказал Остром. — Однако не застал его. И у меня не нашлось веских причин, чтобы и дальше тянуть с рассмотрением просьбы, учитывая ваш статус судебного психиатра. — Он проводил Фелдера к дальней стене холла и добавил, понизив голос: — Однако у нас существует несколько правил для посетителей, и вы обязаны их соблюдать.

— Разумеется.

— Длительность беседы не должна превышать десяти минут.

Фелдер кивнул.

— Вам не следует понапрасну нервировать пациента.

— Нет, конечно же нет.

— И никаких посторонних, не относящихся к делу разговоров.

— Доктор, я вас умоляю.

Фелдер замолчал, словно одно лишь напоминание об этом причиняло ему боль.

С удовлетворенным видом Остром заключил:

— Вы найдете ее в той же палате, что и прежде. Хотя мы и предприняли меры для повышения безопасности.

Они проследовали за санитаром по длинному коридору, по обеим сторонам которого располагались непронумерованные двери. У Фелдера холодок пробежал по спине. Всего две недели прошло с того дня, когда в этих же стенах он испытал самое страшное унижение в своей карьере. По его вине из «Маунт-Мёрси» сбежал пациент. «Нет, не сбежал, — напомнил он сам себе, — а был похищен человеком, выдававшим себя за коллегу-психиатра». От этих воспоминаний лицо Фелдера залила краска стыда. Он сам клюнул на эту приманку. Если бы пациента не удалось быстро вернуть на место, карьера доктора оказалась бы под угрозой. Как бы там ни было, но его все же отправили в принудительный отпуск. Это была оплошность, непростительная оплошность. И вот он снова здесь. Почему его так тянет к этому пациенту, как мотылька на пламя свечи?

Санитар отпер тяжелую стальную решетку, и они продолжили путь по другому нескончаемому коридору, отзывавшемуся на каждый шаг гулким эхом. Наконец остановились возле двери, ничем не отличимой от прочих, за исключением того, что рядом с ней стоял охранник. Остром обернулся к Фелдеру:

— Хотите, чтобы я присутствовал при разговоре?

— Спасибо, но в этом нет необходимости.

— Тем лучше. И помните: десять минут.

Ключом, висевшим на тяжелой цепи, Остром отпер дверь, затем приоткрыл ее.

Фелдер зашел в комнату. Дверь захлопнулась, и он какое-то время простоял неподвижно, дожидаясь, пока глаза привыкнут к тусклому освещению. Постепенно очертания предметов начали приобретать четкость: кровать, стол и стул с привинченными к полу ножками, пластиковый цветочный горшок, книжный шкаф, теперь заставленный старинными тяжелыми томами, многие из которых имели кожаный переплет. За столом сидела Констанс Грин. В руках у нее не было книги или письма, она сидела неестественно прямо, в напряженной позе. Возможно, она о чем-то задумалась; во всяком случае, Фелдер не заметил в ее глазах пустого, отсутствующего выражения. Наоборот, она посмотрела на него холодным пристальным взглядом. Доктор непроизвольно вздохнул с облегчением.

— Констанс, — произнес он, остановившись перед столом с опущенными по швам руками, как примерный школьник.

Женщина откликнулась не сразу.

— Доктор Фелдер, — едва заметно кивнула она.

Он готовился к этой встрече две недели. Но сейчас, при первых же звуках ее глубокого низкого голоса, все заранее заготовленные слова куда-то подевались.

— Послушайте, Констанс, я просто хотел сказать, что… да, я очень сожалею. Простите меня за все.

Женщина встревоженно посмотрела на него, но не ответила.

— Я сознаю, сколько боли и страданий — и унижений — доставил вам, но благодаря вам я понял, что больше всего на свете боюсь навредить пациенту.

«Особенно такому уникальному пациенту, как вы», — добавил он мысленно.

— Ваши извинения приняты, — сказала Констанс.

— В своем стремлении помочь вам я потерял осторожность. Позволил обмануть себя. Как, в сущности, обманули и всех остальных.

Эту попытку самооправдания женщина оставила без ответа.

Тогда он спросил заботливым тоном:

— Как вы себя чувствуете, Констанс?

— Хорошо, насколько это возможно в моем состоянии.

Фелдер внутренне содрогнулся. На мгновение в комнате повисла тишина, пока он обдумывал, что следует сказать дальше.

— Я совершил страшную ошибку, — признался он. — Она меня многому научила. И напомнила о том, о чем я действительно забыл. Тот принцип, которому нас учили в медицинской школе: не существует короткой дороги к полному выздоровлению.

Констант немного подвинулась на стуле, держась за него правой рукой. Фелдер заметил пластырь на большом пальце.

— Не стану отрицать, что меня особо интересует именно ваш случай, — продолжил он. — Уверен, что ни один врач не отнесется к вашей болезни с большим сочувствием, чем я.

На лице женщины появилась мимолетная холодная улыбка.

— Болезни, — повторила она.

— Я хотел спросить: согласны ли вы продолжить прерванное лечение? Начать все сначала в обстановке…

— Нет, — прервала его Констанс тихим голосом, в котором слышалось столько металла, что Фелдер замолчал и нервно сглотнул слюну.

— Простите?

Она заговорила спокойно, но твердо, не отводя взгляда:

— Как вы могли даже заикнуться о продолжении вашего так называемого лечения? Из-за вашей беспечности меня похитили отсюда. Из-за вашего желания самостоятельно работать с необычным пациентом я оказалась в плену и едва не погибла. Не оскорбляйте меня заявлениями, будто бы я как-то виновна в ваших ошибках. Неужели вы полагаете, что я смогу снова довериться вам и откажусь от традиционного лечения? Если, конечно, допустить, что я действительно нуждаюсь в лечении. Возмутительная самонадеянность!

Ее возбуждение спало так же быстро, как и возникло. Фелдер хотел что-то ответить, но передумал. Возразить было нечего.

Настойчивый стук нарушил тишину.

— Доктор Фелдер? — послышался из-за двери голос Острома. — Ваши десять минут истекли.

Фелдер попытался что-нибудь сказать на прощание, но не справился с собственным голосом. Он коротко кивнул и направился к двери.

— Доктор Фелдер, — тихо окликнула его Констанс.

Он обернулся.

— Наверное, я чересчур резко говорила с вами. Вы можете навещать меня время от времени, если захотите. Но просто как мой знакомый, а не врач.

Фелдер вдруг почувствовал невероятное облегчение… и благодарность.

— Спасибо вам, — сказал он, сам удивляясь внезапному наплыву эмоций, и вышел в освещенный намного ярче коридор.

5

Д’Агоста должен был к часу дня явиться в главный конференц-зал департамента полиции в Уан-Полис-Плаза. Он совершил большую ошибку, сразу после наблюдения за вскрытием выпив три чашки двойного кофе и съев два куска кекса с хрустящей корочкой в «Старбаксе», и теперь у него в животе происходил странный процесс, не имеющий ничего общего с нормальным пищеварением.

Без пяти минут час. Боже, день обещал быть очень долгим. Несмотря на некоторый прогресс в деле, лейтенанта не покидали дурные предчувствия. Очень дурные. Он опять задумался над тем, в какую чертову дыру провалился Пендергаст. Д’Агоста хотел просто обсудить с ним ход дела, послушать его мнение. Этот случай как раз для него. Проктор, вернувшийся из больницы в особняк на Риверсайд-драйв, ничего не знал о хозяине. У Констанс тоже не было никаких новостей. К телефону квартиры в «Дакоте» никто не подходил, а мобильник Пендергаста, очевидно, до сих пор так и не заработал.