А вот и она.
Она ведет себя, как в те дни, когда ей нужно было что-то мне сказать. Сколько бы она ни твердила, что это не так, я-то чую за десять километров. Мы были настолько единым целым, что теперь она ничего не может от меня скрыть. Ну, мне так кажется. Я только надеюсь, что это не слишком плохая новость. Вид у нее не грустный, а скорее смущенный и запутавшийся. Она знает, что я строг, когда ее заносит куда-нибудь не туда. Я не отстану от нее, пока она не сделает домашние задания, а если ей нужно сдать сочинение, я ей запрещаю идти гулять с подружками, пока она не закончит. Она отлично знает, что я прав, когда так поступаю, даже если старается уверить меня в обратном. И когда у нее что-то не ладится, она осознает, что сама где-то напортачила. На это у нее ума хватает.
И сегодня у нее что-то не ладится. Можно даже сказать, что она невероятно скованна. Я даю ей время подобраться к сути, не устраивая допроса с пристрастием. Мне всегда любопытно наблюдать, сколько времени ей потребуется, чтобы все выложить.
Явившись, она поцеловала меня в лоб. Единственная более-менее нормальная часть моего лица – после того, как сняли повязки.
– Где ты была все эти дни?
– В коллеже, а что?
– И не могла зайти ко мне?
– Нет, нам много задавали.
– И ты все сделала?
– Да, да, успокойся, Соланж строит из себя мою мамочку, я должна каждый вечер предъявлять ей свои тетрадки с упражнениями. Она даже хотела поспрашивать меня по истории. Ну тут уж я сказала «нет».
– Ты ее особо не доводи, ладно?
– Я и сама могу разобраться.
– А вообще как там, нормально?
– Где именно?
– Везде. Без меня.
– Нормально. Соланж повела меня по магазинам. Она мне кое-что купила.
– По твоему вкусу?
– Ну еще бы, конечно, не в «Дамарт»[16] же ей меня вести, верно?! Она мне купила черные шортики с такими клубничками.
– Очень мило с ее стороны.
– Ну да. С нее причиталось за все остальное.
– Ты накрасила ногти лаком?
– А тебя раздражает?
– Ты же знаешь, я не очень люблю…
– Джульетта сказала, что раз уж ты чудом избежал смерти, то теперь позволишь мне красить ногти лаком.
– Она тебе так сказала, Джульетта?
– Ну да. Может, не такими словами, я уже не помню, но смысл этот.
– А.
Джульетта заглядывает в палату. Увидев, что мы заняты разговором, она предлагает зайти попозже, чтобы поменять повязки, но Ванесса торопливо заверяет, что она совершенно не мешает.
– На самом деле мне нужно кое-что тебе сказать, и лучше уж кто-то будет рядом, на случай, если у тебя шок приключится. В твоем состоянии…
– Что ты там лепечешь, Ванесса?
– У меня задержка на месяц…
– Какая еще задержка? Ты не сдала задание учителю?
Ванесса разглядывает носки своих башмаков, стараясь залезть в них вся целиком. Безуспешно. А я смотрю на Джульетту, стараясь понять, почему моя сестренка не говорит больше ни слова. Она отвечает мне дружелюбным спокойным взглядом.
– Думаю, Ванесса хочет сообщить вам о своей беременности.
– Ты беременна? Так?
– Да.
Она ответила на еле слышном выдохе. Мне хочется вскочить с кровати и хорошенько потрясти ее, но я прикован к матрасу, как распятый. И гвозди вбиты не в ступни и не в руки, а прямо в сердце. Я снова бросаю взгляд на Джульетту, светлые глаза которой ясно дают понять, что я не должен реагировать слишком бурно. Женская солидарность?
Я смотрю на Ванессу, которая по-прежнему уперлась подбородком в грудь и теребит полу своей майки. Второй раз я падаю с восьмого этажа. Учитывая, в каком я состоянии… даже не больно. Кроме как в том месте, где гвоздь. Моя сестренка, мое любимое дитя, малышка, о которой я забочусь с тех пор, как она была совсем крохой, маленькая принцесса с хвостиками, которую я за ручку водил в школу, – она переспала с парнем. Не предохраняясь.
А я не заметил приближения опасности. В упор не видел. Потому что быстрый подсчет заставляет меня осознать, что это случилось до моего несчастного случая и, возможно, не в первый раз.
– Но как ты могла?
– Ну, я… я…
– Ромео, не думаю, что на данный момент это имеет значение. Потом будет время поразмыслить над «почему» и «как». Главное срочно решить, что делать сейчас.
– Что делать? А что, есть варианты?
– Мне нужно сделать «добровольное искусственное прерывание беременности», но кто-то из взрослых должен меня сопровождать, – добавляет Ванесса своим детским голоском.
– Какие проблемы, передай-ка мне мои шмотки, и пойдем прямо сейчас.
Голос у меня ироничный, почти злобный. Я хочу, но не могу сдержаться. В душе бушует безумная ярость. Светлые глаза медсестры удерживают ее внутри, эту ярость, но она никуда не исчезает. С одной стороны, я в ужасе от одной мысли, что моей сестренке придется пройти через аборт. С другой стороны, эта ситуация заставляет меня признать полную свою зависимость. Ванессе я нужен больше, чем когда-либо, а я не могу ей помочь.
Джульетта едва не заговорила, но спохватилась; убрала бумагу в мою медицинскую карту. Вижу, как она размышляет. Никто не говорит больше ни слова. Потом Джульетта решается:
– Я могу сопровождать ее. Я совершеннолетняя, – говорит она немного нервно.
– Вы это сделаете?
Ванесса выпрямляется. В ее глазах появляется искорка надежды.
– А почему бы и нет!
– Потому что это не ваша проблема!
– Она станет моей, если вы попытаетесь встать, чтобы сделать это самому. Ты точно помнишь дату последних месячных?
– Да, – спешит ответить сестра. – Я узнала, время еще есть.
– Завтра пятница, ты должна быть на занятиях?
– Да.
– Ничего не поделаешь, врач выпишет тебе справку.
– Но он не напишет, в чем было дело?
– Конечно нет! Я не работаю и могу отвезти тебя завтра утром.
Никому не в тягость
Сегодня суббота, день встречи с Малу. Последнее время она словно помолодела. Интересно, это из-за той консультации у акушерки по поводу фейерверков в честь великого праздника или она действительно в конце концов кого-то встретила?
Почему же у меня такое ощущение, что я за это время постарела?
На бабушке очень элегантный приталенный фиалковый костюм с кружевами по вороту и чулки – естественно, компрессионные, но подобранные по цвету к наряду, который завершается лодочками на небольшом каблучке, и ступает она с великолепной уверенностью. Сказывается привычка, которая всю жизнь вызывала у меня восхищение: сама я начинаю спотыкаться, стоит мне приподняться на три сантиметра над уровнем земли.