Читать интересную книгу Негласная карьера - Ханс-Петер де Лорент

Рюдигер задумал поступить в вечернюю гимназию, и Вегенеры поддержали его.

– У парня светлая голова, – с гордостью говорила бабушка, а дед обрадовался, что после третьего года обучения Рюдигер может уйти во временное увольнение.

– Получишь образование, никто его у тебя не отнимет. Что твое, то твое, – повторил он свое любимое изречение, которое оказалось приложимым и к данной ситуации. – Потом можно опять вернуться на государственную службу, – добавил он сквозь сигарный дым.

Для Рюдигера настали непростые времена. Целых два года ходил он с работы в вечернюю гимназию, но и после занятий Вегенерам подолгу приходилось дожидаться любимого внука, так как он попал в дружный и веселый класс, который не разбегался сразу по делам, чтобы снова засесть за учебники и заняться зубрежкой.

Одноклассники шли в ближайший ресторанчик, иногда в кино или на танцы; ночные увеселения после целого рабочего дня, да еще уроков, конечно, сказывались и на успеваемости, и на физическом самочувствии, но зато каждое утро начиналось с хорошего настроения от предвкушения совместных развлечений – с этим настроением было легче высидеть и на работе, и в гимназии. Тем не менее за три года вечернюю гимназию бросили почти семьдесят процентов учащихся. Но! только не Рюдигер.

Через три года Поммеренке сдал выпускные экзамены на аттестат зрелости. В последний год его освободили от работы, и он получал небольшую стипендию, а кроме того, Рюдигера поддерживал дед за счет своей пенсии. Наибольших успехов Рюдигер достиг в тех предметах, где мог использовать свое красноречие.

Он закончил бы гимназию почти с блеском, если бы не латынь. Рюдигер не любил зубрить слова. А прикрыть незнание красноречием тут не получалось. Да он особенно и не пытался. Не мой предмет, и весь разговор.

В компании одноклассников, совершавших ночные обходы увеселительных заведений, Рюдигер давно выделил одну девушку, Ее звали Барбара, она была на его вкус чуть крупновата и нескладна, зато проста и жизнерадостна.

Она тоже работала в страховом агентстве. Объединяла их и нелюбовь к латыни.

– Цезарь с Цицероном меня не интересуют, – говорила она. – И медициной я заниматься не собираюсь. А на «неуд» мне плевать.

Через год они уже проводили время вместе не только после уроков, но и в выходные. Сначала занимались, потом выяснилось, что можно прекрасно обойтись и без этого предлога.

Рюдигер был рад тому, что у него появилась прочная связь. Прежние знакомства продолжались недолго. Да и в гимназии он чувствовал себя из-за Барбары как-то уверенней; несмотря на нехватку времени, он старался встречаться с ней почаще. Довольный собой, своей, так сказать, внутренней жизнью, Рюдигер все больше тяготился внешними условиями. Приглашать Барбару в квартиру Вегенеров не хотелось, но и вечно уклоняться от настойчивых расспросов бабушки он не мог, поэтому, в конце концов, открыл свой секрет, рассказал о Барбаре, а позднее и представил ее старикам.

После первого же визита бабушка назвала Барбару «очаровательной», а та бабушку – «забавной». Гораздо меньше Барбаре понравилась комната Рюдигера. Прямо она не рискнула сказать об этом, лишь спросила:

– Разве тебе здесь уютно?

Впрочем, сама Барбара жила немногим лучше. Она снимала комнату у старой вдовы. Вдова была жутко любопытна, к тему же старалась запихнуть именно в сданную комнату как можно больше мебели, поэтому Барбара предпочитала бывать там пореже. Между ночными развлечениями и началом работы в конторе оставались считанные часы. Барбаре строго запрещалось «приводить мужчин», как был бы назван визит Рюдигера. Да и не чувствовали бы они себя здесь спокойно ни секунды. Кровать скрипела так, что, если просто вдвоем присесть на нее, скрип все равно переполошил бы даже тугоухих соседей.

Однажды ночью, когда Рюдигер провожал Барбару домой, он предложил ей поискать небольшую квартирку, где они смогли бы освободиться от опеки и Вегенеров, и старой вдовы; было бы место, чтобы сообща готовиться к экзаменам. И вообще, тогда у них находилось бы время не только для работы и учебы.

Барбара ответила согласием.

Но найти квартиру оказалось непросто. Рюдигер, который при поисках квартиры представлялся налоговым инспектором Поммеренке, пережил немало разочарований. Скажем, если квартплата была сравнительно невысока, то хозяина раздражало наличие «невесты», которую Рюдигер приводил посмотреть квартиру.

– Ах, только помолвлены? Ну это, каждый может сказать.

Рюдигер почти отчаялся, но тут произошли важные события.

Барбара целую неделю чувствовала себя неважно. В понедельник после уроков они пошли отпраздновать день рождения одноклассника. Вечеринка получилась веселой, они пили вперемешку шампанское, пиво, вино. Барбаре сделалось дурно. Потом тошнота преследовала ее еще несколько дней, что уже не похоже на похмелье. Она обратилась к отцу.

Тот осмотрел ее и посоветовал сходить к гинекологу:

– Если не ошибаюсь, быть мне скоро дедом.

Отец не ошибся, и его коллега два часа спустя подтвердил ото. Сначала Рюдигер запаниковал. Он принялся соображать, каковы могут быть последствия для него и Барбары, удивляясь спокойствию ее отца: «Быть мне скоро дедом». Разве тут можно остаться спокойным? Или это сарказм, ирония? Может, он зачерствел, как все врачи? Неужели ничто не способно вывести его из равновесия, даже судьба собственной дочери?

Барбара попробовала его успокоить.

– А я не против ребенка. Глядишь, и квартиру будет легче найти. Экзамены я сдать успею, пойдет всего шестой месяц. Потом можно сделать перерыв, заняться ребенком. Не хочется сразу опять браться за учебу.

Рюдигер продолжал нервничать, хотя доводы Барбары звучали довольно убедительно. А почему бы им не пожениться? Барбара ему нравилась. Возможно, они и впрямь найдут квартиру. Он поступит в университет. А детьми рано или поздно придется обзаводиться. Пожалуй, даже лучше сделать это сейчас, а не в разгар университетских забот.

Все решилось за две недели. Отец Барбары подыскал по знакомству квартиру и выделил в приданое полторы тысячи марок. Рюдигер и Барбара зарегистрировали свой брак.

Сложнее всего оказалось поначалу с бабушкой. Она прямо-таки слегла, когда ее Рюди сообщил, что собирается переехать на другую квартиру. Но потом смирилась. Бабушка всегда была склонной к восторженности, а Барбара недаром показалась «очаровательной», словом, опомнившись, она начала радоваться, что вскоре сможет нянчить правнука и восхищаться новым вундеркиндом. В том, что малыш у Рюди и его прелестной жены будет именно таким, не вызывало у нее ни малейших сомнений.

Дальше все пошло в полном соответствии с трезвыми предсказаниями Барбары. Оба сдали экзамены. Оба неплохо. Правда, с латынью у обоих обстояло так себе. Корнелиус родился через два дня после того, как его отца зачислили в университет на факультет социологии и психологии.

Тем временем молодожены обставили новую квартиру – три комнаты с кухонькой и душем. Родители Барбары не поскупились. Да и дед расщедрился. Он подарил тысячу марок на мебельный гарнитур.

Денег им, в общем-то, хватало. Рюдигер получал пособие, Барбаре почти столько же давал отец, который сказал, что все равно намеревался поддерживать ее, если бы она поступила в университет.

– Кое-что я заработаю на консультациях по налогам, – пообещал Рюдигер, старавшийся свыкнуться с ролью отца семейства.

Пока Барбара, уже довольно неуклюжая, готовилась к родам, делала специальную гимнастику, ходила по врачам и обставляла детскую, Рюдигер начал свою студенческую жизнь. В вечерней гимназии он почувствовал некоторый интерес к политическим наукам, поэтому, прочитав проспекты разных факультетов, решил избрать социологию.

Видимо, многим абитуриентам пришла в голову та же мысль. Во всяком случае, женщина, которая консультировала поступающих, аж застонала, когда Рюдигер назвал выбранный факультет. После почти двадцатиминутной консультации определилась и вторая специальность – психология.

На двух ногах чувствуешь себя устойчивее, подумал Рюдигер. Потом посмотрю, что больше понравится.

На консультации ему говорили, что ученому сейчас нужна научная мобильность, универсальность; Рюдигер слабо представлял себе, чем будет заниматься конкретно, но «психология» – это звучало солидно. Он целый день проблуждал по университету.

При подаче заявления на стипендию главной проблемой оказалась не столько длинная очередь претендентов, сколько запутанность собственных семейных обстоятельств. Кого указывать в справках? Отца, которого он знать не знал и который неизвестно где пропадает? Отчима, так и не усыновившего Рюдигера? Может, деда? Формальности утряслись, но вера в себя, чувство собственного достоинства, с которыми он вышел из гимназии, были поколеблены.

Расстроенный Рюдигер наведался на факультет психологии. Здесь его окончательно обескуражили многочисленные газеты, агитгруппы с мегафонами, лозунги на стенах, суета, в которой он не мог разобраться.