Читать интересную книгу 10 вождей. От Ленина до Путина - Леонид Млечин

В «трактовке» этой – ни одного слова правды. Но отделы пропаганды и международной информации ЦК КПСС были большими мастерами одурачивания миллионов людей. Советские граждане верили этому бреду. По словам Шекспира: опять «приманка лжи поймала карпа правды».

Брежнев, перед тем как покинуть этот земной грешный мир, благословил с группой своих ближайших соратников одну из самых крупных авантюр последней трети XX века. Это не было случайностью. Чего только не говорили и не писали о внутренней подоплеке неожиданной интервенции: «Ловушка империализма США», забвение чужого «опыта» во Вьетнаме, угроза южным границам, испытательный полигон для советской армии и т. д. Однако истинный ответ содержится, как это ни парадоксально, в «трактовках» политбюро. С самого начала по воле ЦК КПСС возникла версия: «Советские войска в Афганистане выполняют интернациональный долг».

Вот истинная причина вмешательства! Она все оправдывает! Так же как Ленин изобрел категорию «профессиональных революционеров» для облагораживания деятельности бланкистских заговорщиков, так и КПСС позднее придумала термин «интернациональный долг», позволяющий оправдывать грубое вмешательство в дела других стран. Коминтерновское мышление Брежнева и его соратников, идеологическая приверженность марксистской доктрине «осчастливливания» народов помимо их воли – вот где лежат подлинные причины роковых решений брежневского руководства в конце 1979 года.

Не все знают, что за два года до своей смерти Брежнев и его престарелые единомышленники едва не ввергли СССР в еще одну, вероятно, более страшную авантюру – рассматривалась возможность вторжения в Польшу.

«Солидарность» вздыбила Польшу против коммунистического режима. Власть шаталась. Если бы не советские войска на Западе в Германии и сам СССР на Востоке, взявшие Польшу в клещи, думаю, что режим рухнул бы без применения насилия. В тот август 1980 года ЦК направил Маршала Советского Союза В.Г. Куликова в Варшаву с задачей не выпустить ситуацию из-под контроля. Меня, тогда еще двухзвездного генерала, дали «в придачу» маршалу. Роль нашей группы свелась, однако, к систематическому «разъяснению» польскому руководству «советов» и «рекомендаций» ЦК КПСС. Руководители в Москве не хотели посылать и оставлять свои тексты в Варшаве, поручая доводить их содержание до Ярузельского и других лидеров ПНР вербально. Один-два раза в неделю лидер Польши Войцех Ярузельский приезжал в замок «Хеленув» под Варшавой, где Куликов, получив очередные инструкции из Москвы, вел трудные разговоры с умным поляком. По сторонам от маршала сидели генерал В. Аношкин и я. Ярузельский обычно слушал советские нотации один. Инструкции были однообразными: рекомендовалось взять под жесткий контроль средства массовой информации, дискредитировать активистов оппозиции, осуществлять разные политические маневры. Уже тогда речь велась о более «жесткой реакции властей социалистической Польши» на действия солидаристов.

Маршал Ярузельский с печальным лицом слушал очередной набор московских советов и в конце, как правило, заявлял: польская власть держит ситуацию под контролем. Поймите: прямое вмешательство СССР в наш кризис приведет к катастрофе. Ярузельский был между наковальней польских проблем и занесенным тяжелым военным молотом СССР. Думаю, роль Ярузельского еще должным образом не оценена: он сделал почти невозможное – смог убедить советских руководителей отказаться от «ввода» советских войск в Польшу. Хотя тогда прямо об интервенции ему не говорили. Осторожно, исподволь способствовал тому и маршал В.Г. Куликов, как я тогда понял, внутренний противник еще одной авантюры. А ведь советские войска в Чехословакии, ГДР, приграничных округах СССР уже готовились к «операции» (хотя и в большом секрете). Были разработаны соответствующие оперативные планы.

В глубокой тревоге и смятении я спросил Виктора Георгиевича, оставшись с ним один на один:

– Неужели будет совершена еще одна роковая ошибка?

Куликов внимательно посмотрел на меня и негромко заметил:

– Надо, чтобы этой «ошибки» не случилось, – и дипломатично перевел разговор на более безопасную тему.

Едва ли Ярузельский тогда все знал, но догадывался, что Москву не остановил Афганистан; возможна еще более страшная война, теперь европейская. Он как будто чувствовал, что теряющий из-за болезни контроль над собой Брежнев поручил Черненко с группой членов политбюро предусмотреть необходимые меры по отношению к Польше – «на всякий случай».

«Меры» были предусмотрены: 28 августа 1980 года кремлевские ястребы М.А. Суслов, А.А. Громыко, Ю.В. Андропов, Д.Ф. Устинов и К.У. Черненко передали Брежневу документ всего на одной странице. Там говорилось:

«Обстановка в ПНР продолжает оставаться напряженной. Забастовочное движение приобретает общегосударственный масштаб». Далее в документе испрашивалось разрешение «на случай оказания военной помощи ПНР» привести с 18.00 29 августа в полную боевую готовность три танковые дивизии (ПрибВО – 1, БВО – 2) и одну мотострелковую дивизию (ПрикВО). Предусматривалось в общей сложности призвать из запаса 100 тысяч военнообязанных и 15 тысяч машин из народного хозяйства.

«При дальнейшем обострении обстановки в Польше, – говорилось ниже в записке, – потребуется доукомплектовать также дивизии постоянной готовности Прибалтийского, Белорусского, Прикарпатского военных округов до штатов военного времени, а при выступлении на стороне контрреволюционных сил основных сил Войска Польского увеличить группировку наших войск еще на пять – семь дивизий…»{750}

Два-три года спустя пришлось по этому поводу доверительно разговаривать с начальником Генштаба маршалом Н.В. Огарковым, он был очень встревожен. «Еще одна война, теперь на Западе, могла бы стать непосильным бременем для страны». Может быть, он вспомнил так называемое «чудо на Висле» в 1920 году? Маршал намекнул, что имел разговоры с некоторыми членами политбюро, осторожно отговаривал от самой возможности рассмотрения такого решения «польской проблемы».

Так или иначе Брежнев после ознакомления с этой зловещей бумагой прочамкал:

– Повременим пока…

То ли он не понял существа грядущего страшного дела или не хотел брать еще одну «обузу» на себя и на страну, ясно только одно: здесь генсек проявил спасительную сдержанность. Можно считать, что вопрос о новом вторжении висел тогда на волоске.

Таков большевистский режим, созданный Лениным: от воли вождя, даже больного, зависит порой больше, чем от целого народа…

Почти двадцатилетнее «правление» Брежнева, таким образом, обрамлено в начале и его конце зловещими военными кампаниями, все более расшатывавшими стагнирующий Союз. Вот она, цена большевистского тоталитаризма.