посмотрели друг на друга, и любовь нашла приют в их сердцах. Они поцеловались и решили стать мужем и женой. О Самарканде никто больше не вспоминал; они задумали основать свою семью. Поэтому, рука об руку, они пошли назад той же дорогой, по которой пришел юноша. Очень быстро они добрались до умерших старцев; старцы уже успели иссохнуть, а кости их ног торчали в воздухе словно жерди. Молодым людям такая изгородь очень понравилась. Юноша поставил домик посередине круга, пожелал, чтобы он стал таким большим, каким ему нужно, и немедленно вселился в него вместе с молодой женой. Они жили счастливо, но очень недолго, так как то, что их ожидало, было уже совсем близко.
Птица Рок узнала от плачущих птенцов о том, что произошло. Она полетела разыскивать беглянку и увидела её в тот миг, когда та вышла из домика. Птица Рок кинулась вниз, схватила перепуганную девушку и снова унесла в гнездо, где её, торжествуя, встретил злобный выводок. Молодой человек всё это видел из окошка. Безмерное горе терзало его сердце, он пожелал, чтобы домик опять стал маленьким, сунул его в карман и пошел прочь. Камень он оставил на месте.
По дороге он встретил толстого повара, от которого снова сбежал заяц. Юноша отдал опечаленному повару домик и пошел дальше. Как только красное перо на его шляпе исчезло за горизонтом, упавшие навзничь старцы приняли прежнее положение и молча уставились на камень в центре круга.
ОТТО ШТАЙГЕР
РУДЕНЦ[44]
Хоть и звали его Руденцем — всё равно он был очень робкий. Это выяснилось уже при его рождении, потому что, несмотря на уговоры и угрозы врача и нажим акушерки, он никак не отваживался появиться на свет. А когда узрел наконец мрак этого мира, то вид у него самого был весьма непрезентабельный, и его головка очень смахивала на обыкновенный кочешок красной капусты.
В детстве он немало страдал от своей робости, однако эта же робость давала и известные преимущества. Если ему случалось набедокурить, взрослым было невдомек, что это его проделки, а когда вместо Руденца наказывали его товарищей, он помалкивал — не потому что трусил, а потому что от робости не смел сознаться.
И если он всё-таки со временем стал заместителем начальника цеха на льноткацкой фабрике, то лишь благодаря отцу, который был человеком благочестивым и при каждой возможности старался втемяшить сыну, что истинная, дескать, вера горы с места сдвигает. Это учение Руденц, как говорится, всосал с молоком матери, и мало-помалу оно сделалось для него таким же привычным, как тот факт, что вслед за ночью наступает новый день. Поначалу, проверяя на себе практическое значение этой теории, Руденц верил в исполнение простых желаний, которые и так, сами собой сбывались, поэтому у него не было случая усомниться в непогрешимости учения.
Но вот, уже двадцати четырех лет от роду, гуляя как-то в Розовом парке, увидел он на скамейке одинокую девушку, которая тихонько плакала. По причине робости Руденц не имел до сих пор ни счастливого, ни печального опыта в сердечных делах, и он доверчиво подсел к девушке, готовый прийти ей на помощь.
Скоро завязался разговор. Девушка рассказала, что её бросил приятель, и теперь она одна на свете и у неё нет иного пути, кроме как — ах! ах! — в воду.
Руденцу стало грустно — девушка-то ему приглянулась. Вот он и начал её отговаривать, утешал её и, самое главное, поведал ей о чудодейственной мощи истинной веры, которая даже горы сдвигает с места. Так что он посоветовал девушке просто-напросто сильно поверить, что всё переменится к лучшему.
Они долго сидели на скамейке, ночь была прохладная, и они тесно прижались друг к дружке, а за полночь девушка вдруг обхватила его за шею, рыдая и шепча, что наконец-то он убедил её и теперь она совершенно твердо верит в то, что он на ней женится, и притом не откладывая дела в долгий ящик.
Через месяц сыграли свадьбу. И в первую брачную ночь она открыла ему, как сильно, как безмерно сильно хочет она ребеночка. Руденц, более рассудительный, но тоже преисполненный радостных надежд, ответил, что они должны вместе крепко в это поверить и всё пойдет как надо.
Жена обняла его, поцеловала и воскликнула:
— Конечно, дорогой! Давай поверим вместе, что всего через четыре месяца у меня родится ребеночек! Дольше ждать никак нельзя, я умру от нетерпения!
Руденцу это показалось несколько смело, и он выразил сомнение. Но жена была в восторге от своего плана, она немедленно принялась верить и заявила, что ничто лучше не убедит соседей в истинности их с Руденцем жизненной мудрости, чем если они сумеют всего за четыре месяца, веруя, произвести на свет ребеночка. Руденц согласился, и — смотри-ка! — через четыре месяца жена и впрямь родила здоровенького мальчугана.
Всем на диво расцветал он под любовной родительской опекой, вырос большой, сильный, пожалуй, даже малость толстоватый, а уж лопал за троих. Знакомые, придя в гости, не уставали нахваливать могучее телосложение мальчика и случалось, говорили: «А на отца-то не похож…»
— Вполне понятно, — отвечал на это Руденц, украдкой косясь на супругу, — ведь у нас было так мало времени…
Конечно же, Руденц старался воспитать мальчика в своем духе и, когда тот подрос и начал соображать, рассказал ему о вере, которая движет горами и вообще свершает всё на свете.
Сын не поверил, и это огорчило Руденца больше, чем он в своей робости отваживался признаться себе. Когда он стал заместителем начальника цеха, сыну исполнилось пятнадцать лет. Руденц использовал этот повод для разговора с сыном и рассказал ему, как он с самого начала твердо уверовал, что, несмотря на все трудности, в один прекрасный день станет заместителем… И вот пожалуйста!
— Я мог бы привести тебе ещё много удивительных примеров из моей жизни, но пока и этого хватит, — добавил он.
— Брехня, — молвил сын и выплюнул резинку прямо на ковер.
Руденц опечалился, но теперь он тверже, чем когда-либо, верил: однажды он сумеет доказать сыну, что вера свершает всё, абсолютно всё на свете.
Довольно долго родители надеялись, что их отпрыск станет студентом, но обнаружилось полное отсутствие у него каких бы то ни было способностей. Его отдали в ученье к слесарю, но и тут дело шло туго, в конце концов Руденц пристроил чадо к себе на фабрику. Здесь парню как будто понравилось, а девчонки-ткачихи очень даже понравились. Так