– И в районных тоже, – Бажанов вновь усмехнулся, на этот раз – зло. – И жорики разбежались, на весь город – девять офицеров. Ты, Гизело, в прокуратуру пока не ходи, там даже связи нет. Тебе тут кабинет выделят. Ну что, все?
Мгновение я раздумывала.
Сказать? Или обойдется? Нет, надо!
– Господин Бажанов! Вы назначаете на эту должность человека, которому предъявлены серьезные обвинения…
– Ты про попов? – генерал скривился. – Так раскрутили мы это дело! Попов твоих Капустняк убрать велел. То есть, не Капустняк… Ну, ты сама понимаешь. Убрать – и тебя скомпрометировать.
Капустняк? А как же фальшивый ордер? Ладно, потом.
– Меня обвинили не только в этом, – осторожно проговорила я. – Мне предъявлено обвинение… в шпионаже.
– Чего?!
Бажанов недоуменно покрутил головой, вздохнул:
– Слушай, Гизело, ты мне голову не морочь! Как работать – так все вы шпионы! Все, катись, сейчас заседать будем. А кстати, ты не на Штаты работала? Может, они дивизию сюда пришлют, а? На весь город – триста сопляков-курсантов, воюй тут!..
Дивизию? Жаль, нет связи с Девятым. Он ведь обещал боевого слона!
* * *
Меня разместили между френчем и мундиром. Френч был на господине Молитвине, мундир же – на молодом полковнике. Его я не знала. Судя по петлицам – сагайдачник, по колодкам орденов – тот еще волк. Хотя по лицу и не скажешь: приятное, с ямочками на щеках. Почти как у Игоря.
Остальных, собравшихся в зале заседаний под масляным ликом Президента, я не знала. Президент на портрете выглядел слегка растерянным. Еще бы! Освящать своей особой сборище мятежников! Хотя, это как еще посмотреть!
Итак, никого из собравшихся (кроме шамана во френче) я не знала. То есть, из людей не знала. Громила-кентавр, пристроившийся в дальнем конце покрытого синим сукном стола, показался мне знакомым. Уж не он ли торчал у господина Молитвина за спиной, пока шаман смирял тихим словом двух других кентов, рвавшихся в квартиру Залесского? Во всяком случае, борода была очень похожа.
Молодой полковник взглянул на меня с некоторым удивлением и попытался завести речь о погоде. Я только бровью повела. Метеоролог нашелся! Вдобавок передо мной лежали бумаги, много бумаг. Указ № 1400, еще два Указа – секретные; решение о создании Комитета Обороны, решения о назначениях, в том числе о моем собственном, план введения особого положения в городе и области.
Все это следовало изучить, да не просто, а с красным карандашом. Я лихо перечеркнула два абзаца в первом же из документов (законы читать надо!) – и остановилась.
Что я делаю?
С точки зрения власть предержащих, я – мятежница.
С точки зрения моих боссов… То есть моих бывших боссов…
Бывших?
Красный карандаш замер, бессильно опустился. У меня нет санкции на такое. Даже если (еще одно чудо Маниту!) мне разрешили выйти в тираж, мое место не здесь, а где-нибудь на Антильских островах. Действующий сотрудник должен держаться серой мышкой, незаметно, а уж отставной – и подавно! Не мышкой – землеройкой.
Но что же делать?
Вспомнились отвислые щеки Никанора Семеновича, пропитая рожа Ревенко. Прав Бажанов – крысы! Крысы и сволочи! В Указе ничего нет о массовом бегстве работников прокуратуры. Изюмского бы сюда! Володя бы им показал!
Я вздохнула. Нет, бедняга-дуб такое не потянул бы. Тут требуется не голубых мордой на паркет укладывать. Законы, параграфы, Конституция, толкования Конституции.
Как сказал бы Володя: блин!
Вот уж поистине – блин!
Так что же я тут делаю?
Я покосилась на черный френч. Господин Молитвин был суров и сосредоточен.
Взгляд исподтишка…
Странно, как одежда меняет человека! В рванье да в шапке-бирке он и в самом деле походил на шамана из чума. Теперь же – хоть на экран, белогвардейцев недобитых играть. Что-нибудь вроде: «К чегту, кгасная сволочь! Когниловцы не сдаются!» Только цвет лица странноватый – серый какой-то, неживой.
А еще – губы. Бецветные, словно воском покрытые.
Вот он какой, Молитвин Иероним Павлович…
Ладно, если даже алкаши вышли Отечество спасать!
Как бы я написала в очередном докладе? Ввиду форс-мажорных обстоятельств…
Итак, ввиду форс-мажорных обстоятельств внедренный сотрудник Стрела была вынуждена стать прокурором у мятежников. Почти как Камилл Демулен – Прокурор Фонаря. Вперед, сыны Отчизны милой, мгновенье славы настает!
– Заседание Временного Комитета Обороны объявляю открытым…
Замечталась!
Бажанов уже на месте, золотые звезды сверкают. Интересно, с кого начнем? С полковника? Мятеж все-таки!
– Госпожа прокурор, вам слово!
Опаньки вам! И чего я им сейчас скажу? Граждане! Отечество в опасности! Первое – гильотину на площадь!..
4
– В связи с этим, – резюмировала я, – Указ № 1400, равно как и два последующих, незаконны, как нарушающие сразу семь статей Конституции. Даже если Законодательное Собрание их утвердит, они не вступят в законную силу. Предлагаю направить соотвествующие заявление в Конституционный суд. Проект будет готов к вечеру.
– Хорошо, – нетерпеливо кивнул Бажанов. – Направляйте! А теперь…
– Погодите! – возмутилась я. – Что значит теперь? Теперь, господин временно исполняющий обязанности мэра, будет самое интересное. Из документов, принятых за последние дни, которые я успела просмотреть, четыре полностью незаконны, два – в большей части, не говоря уже о том…
Все-таки меня выслушали, хотя призрак гильотины явственно проступал над моей головой. Выслушали, согласились, попросили подкорректировать. Корректировщика нашли! Да тут половину выкинуть, оставшуюся – сжечь!..
Я плюнула (мысленно, конечно) и взялась за карандаш.
Речь молодого полковника я слушала вполуха. Мосты, дамбы, путепроводы, подъездные пути, железнодорожное полотно… Запомнилась лишь его фамилия – Старинов – и фраза о тотальном минировании. От таких слов обычно волосы встают дыбом, но я восприняла их с непонятным равнодушием. А что я хотела? Ихтанки, как сообщил тот же Старинов, стоят под Белгородом, всего в семидесяти километрах. Танки, колонны с мотопехотой, самоходная артиллерия.
Прозвучало знакомое слово – Покров. Покров! Вот, значит, что они задумали!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});