Читать интересную книгу Скала прощания - Тэд Уильямс

Кроме того, несмотря на долгие годы, проведенные при дворах Эркинланда, Наббана и Пирруина, несмотря на все осторожные слова, сказанные им Мегвин, Эолер оставался эрнистирийцем, а для них, более чем для других смертных, важна память о прошлом.

Прибыв в Эркинланд, Эолер проехал через опустевший Утаньят к месту битвы при Ач Самрате. Буря усиливалась. Снег, каким бы нелепым он ни казался в такое время года, до сих пор падал не слишком обильно — так, как он, бывало, падал в новандере. Теперь же ветер был настолько силен, что равнина казалась кружащейся белой пустыней. Мороз стал таким крепким, что Эолеру на несколько дней пришлось отказаться от ночных переездов. По правде говоря, он не слишком опасался быть узнанным: дорога и вся местность вокруг были почти всегда пустынны, даже в середине пасмурного серого дня. Он с горьким удовлетворением отметил, что Утаньят — вотчина Гутвульфа, одного из фаворитов Верховного короля, — был так же побит бураном, как и Эрнистир. Значит, какая-то справедливость все же существует.

Прокладывая бесконечный путь через белую пустыню, он поймал себя на том, что думает о соотечественниках, оставленных в пещере, и особенно о Мегвин. Хотя в некоторых отношениях она стала дикой и неукротимой, как зверь, после гибели отца и брата, он всегда ощущал к ней глубокую привязанность. Она, и сейчас еще не исчезла, но было трудно остаться безучастным к ее предательству, как бы он ни стремился объяснить себе его причины. Но он все равно не может ненавидеть ее. Он всегда был ее особенным другом, с самого ее детства. Он постоянно стремился поговорить с ней, когда бывал при дворе, она показывала ему сады Таига, тащила его к свиньям и курам, которым давала имена и с которыми общалась так, как мать общается со своими беспокойными детишками.

Когда она повзрослела, став ростом почти с мужчину, не утратив при этом миловидности, Эолер подметил в ней большую сдержанность. Девическая непосредственность, которая так восхищала его раньше, теперь проглядывала все реже. Она как-то замкнулась, подобно бутону розы, который уперся в крышу и завернулся так, что собственные шипы начинают ранить его стебель. У нее все еще оставался какой-то интерес к Эолеру, но отношение к нему стало непонятным: она то неловко замолкала, то сердито упрекала себя за что-то.

Был момент, когда ему показалось, что он ей небезразличен, что он для нее не просто друг семьи или дальний родственник. Он даже подумывал о том, не могут ли два таких одиноких человека соединить свои пути: Эолер, несмотря на свой бойкий язык и ловкость, всегда ощущал, что большая часть его натуры сокрыта от глаз окружающих, точно так же, как его тихий дом в горах Над Муллаха стоял в стороне от суеты Таига. Но как только он начал всерьез подумывать о Мегвин и когда его восхищение ее прямотой и нетерпимостью ко всякой чепухе начали переходить в нечто большее, она вдруг стала холодна к нему. Ей, видимо, стало казаться, что Эолер просто еще один бездельник и льстец из числа тех, что окружали короля Ллута.

Однажды во время долгого дневного пути по восточному Утаньяту, когда снег хлестал его по лицу, он унесся мыслями очень далеко, вдруг ему пришло в голову: «А что если я ошибался, и она все это время была влюблена в меня?» Это была крайне тревожная мысль, потому что она переворачивала мир вверх ногами и придавала совершенно иной смысл всему, что происходило между ними с тех пор, как Мегвин стала взрослой.

«Неужели я был слеп? Но если это так. Почему она вела себя со мной так плохо? Я-то всегда обращался с ней по-доброму и вполне почтительно».

Повертев в голове эту идею так и этак, он решил отложить ее до поры до времени. Сейчас, когда он пребывает в полной неизвестности, когда до возможной встречи с ней остаются месяцы, она была явно неуместна.

Да к тому же Мегвин послала его прочь совсем не с добрыми чувствами. А ветер все кружил снег, не давая ему улечься.

Он проехал Ач Самрат утром, когда буран немного поулегся. Эолер остановил лошадь на вершине над полем старинной битвы, где принц Синнах и десять тысяч эрнистирийцев были разбиты Фингилом из Риммергарда не без предательства со стороны вождя тритингов Ньюнорта. Как и в другое время, когда он посещал это место, Эолер почувствовал, что по телу пробегает дрожь; но сейчас это было не из-за мрачного прошлого. В лицо дул ледяной ветер, и север повернул к нему свой холодный бесцветный лик, и он вдруг осознал, что к тому времени, когда окончится эта, гораздо более страшная война — произойдет ли это на бранном поле или в приступе черной зимы, — возможно, битва при Ач Самрате покажется лишь мелкой стычкой, а мир будет биться в агонии.

Он ехал дальше, и злость обращалась в лед в его душе. Кто стоит за всем этим? Кто запустил это злое колесо? Король Элиас или его придворная змея Прейратс? Если так, то им должен быть назначен особый ад. Эолер только жаждал быть при том, как их туда отправят, хорошо бы — на острие Сверкающего Гвоздя Престера Джона, если правы подземные жители дворры.

Когда Эолер добрался до края Альдхорта, он снова перешел на ночные переезды. Здесь, во владениях Элиаса, клыки бурана казались не такими острыми.

Находясь в какой-нибудь дюжине лиг от Эрчестера, он решил не рассчитывать на то, что встречи с другими путешественниками будут редки. Здесь этими редкими путешественниками вполне могут оказаться гвардейцы Верховного короля.

Под сенью огромного леса безмолвные, укрытые снежным одеялом фермы, казалось, с опаской ожидают дальнейших событий, словно этот буран — провозвестник еще более мрачных времен. Эолер знал, что это всего лишь его ощущения, но он также знал, что не у него одного возникают подобные чувства: ужас навис над землей Эркинланда, насыщая собой воздух, подобно жуткому туману, поглощающему людскую волю. Несколько фермеров и лесорубов, которых он встретил, не ответили на его приветствие, только осеняли себя знаком древа, прохода мимо по дороге, не освещенной луной, как будто Эолер был каким-то демоном или ходячим мертвецом. Но в свете факелов именно их лица казались осунувшимися и бледными лицами мертвецов, как будто жуткие ветры и непрерывно идущий снег забрали у них самое жизнь.

Он подъехал к Тистеборгу. Эта огромная гора была всего в нескольких лигах от ворот Эрчестера. Ближе подобраться к Хейхопту он не мог. Именно оттуда, чувствовал он, в самые темные ночи исходит бессонное зло Элиаса, которое горит в высокой башне, как негасимый факел. Это всего лишь Верховный король, напоминал он себе, смертный, которого он некогда уважал, хоть никогда и не любил. Какие безумные планы он ни строит, какие страшные сделки ни заключает — он всего лишь человек.

Вершина Тистеборга, казалось, мигает какими-то огнями, как будто там на гребне разложены костры. Эолер подумал, не установил ли там Элиас наблюдательные посты, но не мог найти этому объяснения. Может быть. Верховный король опасается вторжения из древнего леса, из Альдхорта? Это в общем-то для него не имело значения, потому что Эолер твердо решил обогнуть Тистеборг с дальней от Эрчестера стороны и не имел никакого желания исследовать природу странных огней. У черной горы была дурная слава, установившаяся задолго до начала правления отца Элиаса короля Джона. Легенд о Тистеборге было много, но ни одна из них не была доброй. В такие времена Эолер предпочел бы держаться от холма как можно дальше, но из-за леса — еще одного сомнительного места для ночного путешествия — и стен Эрчестера он не мог отклониться от горы на безопасное расстояние.

Он решил обогнуть гору с севера, и конь его начал осторожно пробираться среди густо растущих деревьев Альдхортской опушки, как вдруг на него накатила такая волна страха, какой он до этого никогда не испытывал. Сердце бешено колотилось, на лице выступил холодный пот, который тут же превратился в хрупкую корочку льда. Эолер чувствовал себя, как палевая мышь, которая слишком поздно заметила, что на нее пикирует ястреб. Он с трудом сдержался, чтобы не вонзить шпоры в бока своего коня и не броситься без оглядки вперед. Граф резко обернулся, отыскивая, глазами то, что могло послужить причиной обуявшего его ужаса, но ничего не увидел.

Наконец он хлопнул рукой по крупу лошади и проехал еще немного под прикрытием деревьев. Что бы ни было источником этого ощущения, оно скорее исходило от открытых снегов, нежели от темного леса.

Буран здесь не был заметен; только легкий снежок сыпался с почти ясного неба. Огромная желтая луна висела на южной части неба, легко окрашивая все в лесу нездоровым костяным цветом. Граф Над Муллаха взглянул на нависающую громаду Тистеборга, подумав, не может ли он быть источником ею внезапного испуга, но не увидел и не услышал ничего необычного. Он даже подумал, не стало ли причиной его ощущения то, что он слишком долго ехал в одиночестве, наедине со своими мрачными мыслями, но ;ему не хотелось мириться с подобной возможностью. Эолер был эрнистирийцем, а эрнистирийцы хранят воспоминания.