коренного берега.
— Вон там, дядь Вань, промежуточек свободный! — оживился Дудкин. — Между купцом и нефтеперекачкой! Как раз нам приткнуться!..
«Купцом» Дудкин назвал старый двухпалубный пароход «Скобелев».
— Рули, — согласился Нерехтин.
Нефтеперекачкой служил плашкоут с двумя баками и будкой насоса при камероне. Обычно плавучую нефтеперекачку буксировали по затонам и пристаням для бункеровки на местах. Сейчас, во время войны, об удобствах навигации никто не думал, и нефтеперекачка осталась там, где и зимовала.
По неширокому свободному пространству между двумя рядами судов навстречу буксиру Нерехтина шёл другой буксир — «Еруслан».
Иван Диодорыч перебросил рукоять машинного телеграфа на «тихий ход» и взялся за стремя гудка — «Лёвшино» трижды коротко свистнул. Это означало «поворачиваю направо». На носовой палубе «Лёвшина» засуетились матросы: Колупаев подтаскивал трап, Девяткин расправлял петли каната.
— Прикидывай циркуляцию, как я учил, — напомнил Нерехтин Дудкину.
Дудкин напряжённо смотрел вперёд.
А штурвальный на «Еруслане», видимо, был неопытным судоводителем: он испугался внезапного поворота встречного парохода, забыл все сигналы и правила и заполошно подался влево — в ту же сторону, что и «Лёвшино».
— Вот же болван!.. — вырвалось у Ивана Диодорыча.
Федя выскочил на мостик, заколотил в рынду, привлекая к себе внимание «Еруслана», и скрестил руки над головой — так в старину сплавщики на расшивах и дощаниках требовали от другого судна немедленно бросить якорь.
«Лёвшино» уже совсем повернул, встав перед «Ерусланом» поперёк пути. Понятно было, что «Лёвшино» целится причалить носом в берег сразу за пароходом «Скобелев», и надо огибать его со стороны кормы. Но «Еруслан» со своим одуревшим от страха штурвальным продолжил прежнее движение, заваливаясь влево ещё сильнее, чтобы не ударить в борт Ивану Диодорычу.
— Да по лбу тебя веслом бы!.. — рявкнул на него Иван Диодорыч.
Уже ничего нельзя было изменить.
С лязгом и скрежетом «Еруслан» врезался в нефтеперекачку — проломил плашкоут и бок нефтяной цистерны. Плашкоут грузно колыхнулся; из рваной щели в цистерне крылом хлынула густая нефть; она щедро заливала палубу плашкоута и нос «Еруслана» и расплывалась по воде вокруг нефтеперекачки огромной чёрной лужей. Из будки на плашкоуте выскочили рабочие и заорали, махая кулаками, а на «Еруслане» по палубе заметались матросы.
Однако Ивану Диодорычу было не до них. Подрезая нефтяную лужу по краю, «Лёвшино» проскользнул мимо тупого и короткого носа парохода «Скобелев» и мягко выехал форштевнем на землю.
В рубку тотчас всунулся Алёшка, перемазанный машинным маслом:
— Дядь Вань, я к Бернардихе почешу! Пусть лазарет готовит!
— Давай, — согласился Нерехтин.
Алёшка скатился с мостика, спрыгнул с носа буксира на берег и помчался напрямик по зелёной траве к домикам Нобелевского городка.
А Иван Диодорыч всё не мог преодолеть себя и долго мялся возле рубки, наблюдая, как злосчастный «Еруслан», пыхая дымом, отползает назад.
— Не тяни, дядя Ваня, — сказал Федя. — Ты нужен Катерине Дмитревне.
Иван Диодорыч тяжело вздохнул.
На робкий стук в дверь собственной каюты ему открыла Стешка. Она строго обозрела Ивана Диодорыча с головы до ног и с угрозой предупредила:
— Только сопли не распускай!
Катя лежала, укрытая потрёпанным одеялом. Лицо у неё побледнело, огромные глаза погрузились в синюю тень: Катя смотрела будто из глубины. Иван Диодорыч почувствовал, какая Катюша хрупкая и одинокая сейчас, беззащитная перед той неумолимой силой, что пробудилась в её теле.
— Ты потерпи немного, доченька, — присев, попросил Иван Диодорыч.
— Я справлюсь, дядя Ваня, — с благодарностью пообещала Катя.
Её опять скрутило изнутри, и она зажмурилась от боли, вцепившись руками в одеяло. Иван Диодорыч не знал, как ему быть. Лучше бы он сдох.
— Да всё она сдюжит! — грубо заявила Стешка. — Я тоже раньше срока опросталась! Вообще одна рожала! Валялась как сучка в кладовке на полу среди тараканов! Хозяин ресторации добрый был, на улицу меня не прогнал, но велел молчать, чтобы господ в зале ничем не беспокоить…
Иван Диодорыч убрался в соседнюю каюту и упал на койку. Он думал о Кате. О Кате, о сыне Саше, о Дарье и Фросе, о Мите Якутове, обо всех. И все они словно разом говорили с Иваном Диодорычем, только он ни слова не слышал.
Серёга Зеров потряс Ивана Диодорыча за плечо:
— Дядь Вань, тебя зовут!..
Вслед за Серёгой Иван Диодорыч прошёл по коридору на переднюю палубу. Здесь, на ярком свету, почему-то столпилась половина команды. Люди молча раздвинулись, и показался Алёшка, нелепо застывший у сходни.
— Лазарет готов! — дерзко крикнул он, увидев Нерехтина.
Иван Диодорыч не сразу понял, в чём дело. Алёшку за шиворот держал Роман Горецкий. В затылок Алёшке он уткнул ствол браунинга.
02
…Там, на Каме, Роман не поверил своей удаче, когда увидел в бинокль, что «Лёвшино» не свернул в затон Нижней Курьи и не причалил к пристаням Перми. Роман догадался, что Нерехтин повёл буксир в Нобелевский городок. Скорее всего, поспешил к Анне Викфорс — из-за Кати. Но это не важно. В Нобелевском городке Роман чувствовал себя хозяином: ему там подчиняются все, он — полномочный представитель компании «Шелль»!
«Гордый» миновал вход в затон Нобелевского городка и въехал носом в берег поодаль от нефтяных баков. Роман проверил обойму в браунинге.
— Давай командой на нерехтинских двинем! — предложил Федосьев.
— Все вместе их задавим! — поддержал Знаменский.
— На «Лёвшине» — Катя! — возразил Роман. — Не надо штурма. Я пойду парламентёром. Мне там сейчас ничто не грозит. Подождите, пока вернусь.
— Не вздумай отпустить капитана и нобелевца! — свирепо предупредил Федосьев. — Их под военно-полевой суд отдадим!
— Не отпущу, — непроницаемо пообещал Роман.
Он уже обдумал ситуацию со всех сторон. Оборудование Глушкова и документы Турберна вряд ли кого интересуют, а вот ящики Фортунатова — уголовное преступление, и должны остаться тайной. Однако о них знают Катя и Мамедов, возможно, Нерехтин. Значит нельзя, чтобы Мамедова и Нерехтина допрашивали для суда. Эти двое должны умереть молча. Прямо сегодня, чего тянуть?.. Сумеет ли он, Роман, их застрелить? Без сомнения, сумеет.
А Катя? И на Катю найдётся управа. Её брат служил у красных.
От «Гордого» Роман пошагал в сторону затона.
Алёшу он поймал на полпути. Алёшка летел от Викфорсов, не разбирая дороги, и не узнал Горецкого — а тот оглянулся на топот за спиной и ловко схватил пробегавшего мимо мальчишку за шкирку.
— Отпусти, гадина! — вырываясь, орал Алёшка. — Там Катька рожает!.. Бери на хер своё золото и отцепись от нас!..
Алёшкины слова будто ударили Романа под дых. Выходит, Алёше тоже известно о грузе «Кологрива»?! А кому ещё известно?! Лоцману Феде? Старпому? Стряпухе? Всей команде?!
И вдруг Роман почувствовал, что на