не находя, что можно подложить под колеса. И быть бы всей бригаде на дне оврага, если б дерево не наткнулось на пень.
Люди отпыхивались, вытирали пот, ворчали:
— Вот, дьявол, уродилось!
Кони трепетали от напряжения и страха. Арина, упрямо сжав губы, поколачивала по бревну обушком топора. Дерево гудело чистым колокольным звоном. На щебенчатой скуповатой земле оврага оно росло трудно, с тяжелой борьбой, но выросло зато уж плотное и твердое как железо.
— Как дальше будем, Арина Петровна? — спросил наконец Кузьма. — Потрудились, и хватит, пойдем обедать?
— Нет, попробуем еще.
Тут вмешался Михайло.
— Не дам! — крикнул он. — Коней загубите! — и кинулся распрягать.
Мать оттолкнула его:
— Ты куда еще? Ишь выискался — один он жалетель.
— Постромки обрежу! — погрозился Михайло.
— Я тебе обрежу!..
— А я все равно не дам! — бубнил Михайло.
— Ну и вози сам на себе!
— И вывезу! — выпалил Михайло.
— Арина Петровна, может, и в самом деле оставим затею? К чему мучиться, когда есть охотник? — съязвил Кузьма.
— Ты-то уж не дури, не к летам тебе, — упрекнула Кузьму Арина, а сыну, если у него такое жальливое сердце, велела уходить, не расстраивать других.
Михайло ушел. Но и издалека слышал, как кричали в овраге: «Пошли, пошли!» — хлопали кнуты, храпели кони. Он еле сдерживал слезы и все твердил как клятву:
— И вывезу! И вывезу!
К счастью, шум в овраге скоро затих, и Кузьма сдал потных коней Михайле.
— Ну, парень, теперь вся надежда на тебя, — сказал он, трогая Михайлу за плечо. — Крепонек ли ты, выдюжишь ли?.. Выдюжишь. На тебя вся надежда, так и знай. Мамка твоя на трактор зря надеется. До зимы, пока молотьба, пахота, кто же даст трактор! А зимой в овраге знаешь какой снег: не только трактор, а колокольню утопишь.
«Вывезу!» Михайло сказал сгоряча, никакой ясной мысли тогда у него не было. Но отказываться от своего намерения он и не подумал. Он начал заново приглядываться к машинам, какие были в колхозе: нельзя ли какую-нибудь из них приспособить к новой работе; останавливался перед всяким колесом, у каждого, даже бросового, куска железа. И во сне ему стали грезиться все машины, колеса, рычаги. Постепенно всеми его мыслями овладел молотильный привод: вот надо сделать что-то такое вроде него.
* * *
Трактор пообещали дать не раньше февраля — марта.
— Это после всех буранов… На что он мне!.. — сказала Арина.
Михайло, когда узнал, что в тракторе отказали, обрадовался. И даже не скрыл радости от матери. Она огорченно спросила:
— С чего это ты, сынок, мне и нашему колхозу недругом стал?
— И не думал, — ответил Михайло. — Наоборот. Хочу пользу сделать.
— Какую это пользу?
— А такую. За трактор платить надо? Надо. А я так, задаром, лес вывезу.
— Ты? Вывезешь?
— Да, вывезу. Весь лес по бревнышку выдерну.
— Перестань, балаболка! — рассердилась Арина.
Сын не стал надоедать ей, всякие речи про лес надолго прекратились. Снова возникли они, когда легла зима. Однажды Михайло прибежал домой в необычный час и, не закрыв двери, не отряхнув снега ни с валенок, ни с шапки, крикнул:
— Идет! Пошел! Одевайся, мамка, скорей!
— Куда? Что? Кто пошел?
— Лес, говорю, идет!
— Какой лес?
— Из оврага идет наверх. Ваше бревно наверху уж, лежит у конного двора!
— Иди-ка, сынок, морочь маленьких! Мне некогда с тобой.
— Да честное слово, идет. Я машину сделал. Она и тянет.
Услышав про машину, мать начала сдаваться. Ее Михайло был очень способный к машинам: он и пахал, и косил, и жал на машинах.
Арина Петровна оделась и пошла за сыном. У конного двора, в загончике, где был скотный колодец, лежало знакомое Арине бревно, то самое, которое тогда, осенью, не могли вытянуть колхозные кони. Под ним стояли двое саней: одни под комлем, другие под вершиной. От бревна в овраг тянулся свежий след полозьев.
— Это ты? — спросила Арина.
— Я, — ответил Михайло, и во все его широкое, пухлое, как у девчонки, лицо расплылась счастливая улыбка.
— Как?
— Да вот этим воротом.
Арина Петровна впопыхах не заметила маленькую машинку, стоявшую рядом с колодцем. Да и разглядев, она не сразу поверила, что бревно приволокла эта фитюлька. Машинка походила на цаплю с поджатой ногой: железный столбик — ножка толщиной в детскую руку, на нем чугунное колесо-туловище, в сторону от колеса длинная деревянная ручка-шея.
На колесо был намотан железный трос. Свободный конец его привязан к саням.
— И все? — удивилась мать.
— Все, — ответил сын.
— Ох, что-то не верится!
— Не веришь? Пойдем в овраг — покажу.
— Давай Кузьму позовем.
Арина Петровна сама побежала к Кузьме и вернулась с целой толпой колхозников.
— Ну, теперь показывай!
Михайло потянул сани в овраг, машина крутилась и постепенно отдавала трос. Вот сани среди бурелома.
— Ну, заказывайте, какое тащить! — сказал Михайло.
Кузьма быстро обделал сосну метров на пятнадцать длиной.
— Дальше что прикажете, товарищ инженер?
— Стоять и глядеть.
— А грузить кто будет?
— Я.
Михайло подкатил сани к бревну, привязал к высокому пню длинную жердь так, что один конец ее был в десять раз короче другого, потом комель сосны привязал к короткому концу жерди. При этом длинный конец высоко поднялся наподобие колодезного журавля. Михайло потянул за длинный конец, тогда короткий конец немного приподнялся, за ним приподнялась и сосна и легла комлем на сани.