«Мне пришла в голову мысль, — говорилось далее в письме Мазура бен Аврена, — что одной из причин ваших колебаний по поводу нашего спасения от гибели является мое присутствие в Рагозе. Эмир Бадир — хороший человек и мудрый правитель, любимый своим народом. Если это облегчит вам бремя принятия решения, знайте, что я готов покинуть этот город, если вы пришлете весточку».
Покинуть город? Осажденные города не покидают. Разве что…
«Я пойду в лагерь джадитов, как только от вас придет известие, что вы решили плыть в Аль-Рассан и очистить его от тех, кого необходимо изгнать, чтобы эта земля не была потеряна для Ашара и звезднорожденных».
И это говорил киндат, сам предлагал это.
Язир представил себе, как его ответ несут на северо-восток, один всадник за другим, — из города в город, а потом почтовая птица взлетает с гор неподалеку от Рагозы. Он представил себе, как эта птица садится в городе и его записку, продиктованную писарю, приносят колдуну. Язир представил себе, как тот ее читает.
Странно, самое странное из всего: он ни на мгновение не усомнился, что этот человек поступит так, как обещал.
«Эмир отнесется неблагосклонно к моему самонадеянному поступку — посылке этого письма, и у вас я также прошу прощения за свою дерзость. Если вы согласитесь с моими недостойными мыслями, о Меч Ашара, вождь всех племен, пришлите одну фразу: „Будет так, как было написано“, и я один пойму и поблагодарю вас, и сделаю так, как сказал. Пускай те грехи, которые, на взгляд Ашара и ваш собственный, совершила Рагоза, падут на мою голову, когда я выйду за городские стены. Мой народ в этом городе почитает своего правителя-ашарита и знает положенное ему место. Если здесь проявились высокомерие и самонадеянность, то лишь с моей стороны, и я готов искупить их».
Серп белой луны почти окунулся в море. Язир смотрел, как он скользнул вниз и пропал из виду. Бесчисленные звезды сияли в небе, и бесконечные пески лежали вокруг него.
Он услышал шаги и узнал их.
— Ты просил меня прийти после захода белой луны, — тихо сказал его брат, присев на корточки рядом с разостланным плащом Язира. — Мы поплывем через пролив? Или подождем? Мы поплывем на земли родины?
Язир вздохнул. Впереди их ждало множество смертей. Человек рождается в этот мир, чтобы умереть. Лучше всего сделать это во имя служения Ашару, совершая то, что можешь совершить.
— Сорийя слишком далеко, — сказал он. — Не думаю, что кому-то из нас суждено увидеть земли родины, брат.
Галиб ничего не ответил, он ждал.
— Лучше было бы плыть весной, — сказал Язир. Зубы его брата сверкнули в темноте.
— Ты всегда недоволен, — сказал Галиб.
Язир отвел глаза. Это правда, в последнее время. Он был когда-то счастлив, еще молодым, когда у него не было больших забот, на земле зухритов, к югу от того места, где они находятся сейчас. До того как он ступил на тропу праведности, проложенную по крови.
— Мы переправимся через пролив, — наконец проронил он. — Начнем завтра. Мы больше не позволим сынам Джада сжигать звезднорожденных и захватывать города, как бы далеко наши люди ни отошли от тропы Ашара. Мы вернем их на нее. Я считаю, что если правители городов проиграют Аль-Рассан джадитам, то именно мы будем в ответе за это перед богом.
Галиб встал.
— Я рад, — сказал он.
Язир видел, что глаза брата горят, будто у кота.
— А киндатский колдун? — спросил Галиб. — То письмо, которое пришло?
— Иди к моему писарю, — ответил Язир. — Разбуди его. Пусть он напишет ответ и отправит его через пролив — сейчас же, до того, как мы все отплывем.
— Какой ответ, брат?
Язир посмотрел на него.
— «Будет так, как было написано».
— И это все?
— Это все.
Галиб повернулся и пошел назад к своему верблюду. Заставил его опуститься на колени, вскочил на него и уехал. Язир остался на месте. Так много звезд, так много песка, голубая луна высоко в прозрачном ночном небе…
Он видел, как его послание пересекает пролив, как скачут всадники, как летит птица. Потайная дверь в стенах Рагозы, возможно, в серый предрассветный час. Человек выходит наружу, один, и идет к кострам дозорных своих врагов.
Он медленно кивнул головой, видя все это мысленным взором. То воля Ашара, закон Ашара: ни один киндат не может править звезднорожденными. Так было написано. И колдун из Рагозы будет не первым и не последним человеком — отважным или трусливым, — который погибнет в грядущие кровавые дни.
На следующее утро осеннее море было ласковым и щедрым, и на следующее после него, когда дети пустыни, закутав лица, в изумлении перед творением бога, опустились на колени для молитвы, а потом отправились через незнакомую им стихию, чтобы возродить былое величие Аль-Рассана.
Менее чем через год, в конце ветреного летнего дня, две женщины стояли на вершине холма возле печальных руин Силвенеса, за несколько минут до конца того мира, который они обе знали.
Белые облака неслись над ними и на западном горизонте, где низко висело солнце. Хлопали и развевались знамена, две армии стояли внизу, к северу от быстрой, сверкающей Гвадиары.
Войска Ашара и Джада, в конце концов, сошлись, проведя лето, осень, а затем и весну в осадах и мелких стычках. Суровая зима с ее вынужденным бездельем осталась позади. Много людей погибло той зимой от голода, холода и болезней, идущих по пятам за лишениями и войной. Снег выпал до самой Лонзы и Рониццы на юге и Арденьо на западе.
Все три города теперь принадлежали джадитам.
Родриго Бельмонте, командующий объединенными армиями Руэнды, Вальедо и Халоньи, взял их этой весной. У Арденьо — этот город пал первым из трех — он сам вел в бой западную часть армии Эспераньи в первом столкновении с воинами пустыни, и он убил Галиба ибн Карифа.
Ни один человек даже не ранил Галиба в бою, с тех пор как он прискакал на восток рядом со своим братом, более двадцати лет назад. Воины потеряли счет тому, сколько раз он защищал честь зухритов и видения Ашара в единоборстве с лучшими воинами других племен в ритуальном бою перед началом битвы. У Арденьо, однако, не было никакого ритуального поединка. Родриго Бельмонте высмотрел его на трудном, скользком склоне к востоку от города. Он разрубил шлем и щит Галиба одним ударом, сбросил его с коня, а затем, спрыгнув вниз, до кости разрубил его бедро и почти отрубил руку прежде, чем прикончить ударом меча сверху вниз в шею и ключицу.
Никто в обеих армиях никогда не видел, чтобы человек так дрался.
Все знали, что сын сэра Родриго едва не умер, попав в засаду мувардийцев прошлым летом. Отмечали, что у Арденьо министр Вальедо впервые получил возможность встретиться с воинами пустыни в открытом бою.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});