Если б мне только дали время, подумал я, я бы все объяснил. Но времени у меня не было, а сейчас такое объяснение само по себе повлечет за собой мышиную возню расследований и допросов, пронизанных непробойным скептицизмом. Поэтому, когда я решу, что пора все рассказать людям, я выберу не полицейский участок, а более подходящее место.
Я отлично сознавал, что мне одному не расхлебать эту кашу. Но я обязан был найти человека, которому это под силу. И уж кому-кому, а полиции такой орешек не по зубам.
Я стоял, исподтишка оглядывая лабораторию, отыскивая глазами пакет. И вдруг увидел нечто другое — на какой-то миг тут появилось что-то еще. Уголком глаза я заметил какое-то движение и зримый образ — сознание мое зафиксировало мимолетное вороватое движение в раковине, и у меня создалось отчетливое впечатление, что из раковины на секунду высунулась любопытствующая голова огромного черного червя.
Ну как, пошли, что ли? — спросил Лиггет.
О, конечно, — согласился я.
Я взял Джой за руку — ее бил озноб, но внешне это не было заметно; я почувствовал это только, когда прикоснулся к ней.
Успокойся, деточка, — сказал я. — Лейтенант только возьмет показания, и все.
С вас обоих, — уточнил Лиггет.
И с собаки тоже? — спросил я.
Он оскорбился. Я понял это по его виду. Черт дернул меня за язык.
Мы направились к двери. Когда мы уже подошли к самому порогу, раздался голос Джо:
Ты уверен, Паркер, что тебе нечего передать со мной Старику?
Я быстро обернулся — лицом к нему и лейтенанту — и одарил их обоих улыбкой.
Ни полслова, — отчеканил я.
Мы вышли в коридор: Джо шел за нами, а сыщик замыкал шествие. Он захлопнул за собой дверь, и я услышал, как щелкнул замок.
Поезжайте в центр, — сказал Лиггет. — К полицейскому управлению. А я следом за вами, в своей машине.
Благодарю, — сказал я.
Мы спустились по лестнице и, выйдя из парадного, сошли по ступенькам на тротуар.
Пес, — шепнула мне Джой.
Я заткну ему глотку, — успокоил я ее.
А как же иначе? На какое-то время он должен превратиться в самого обыкновенного добродушного, нечленораздельно ворчащего пса. Неприятностей хватало и без его разглагольствований.
Но мы напрасно беспокоились.
Заднее сиденье пустовало. Пса и след простыл.
Глава 24
Лейтенант провел нас в какую-то комнатушку, чуть побольше каморки, и оставил одних.
Я на минутку, — бросил он, уходя.
В комнате стояли небольшой стол и несколько неудобных стульев. Она была какой-то безликой, холодной, и в ней гнетуще пахло плесенью.
Джой взглянула на меня, и я понял, что ей страшно, но она изо всех сил храбрится.
Что ж теперь делать? — спросила она.
Понятия не имею, — ответил я. И добавил: — Прости, что я впутал тебя в эту историю.
Но мы ведь не сделали ничего дурного, — возразила она.
В этом-то и крылась вся нелепость создавшейся ситуации.
Мы не сделали ничего дурного, а вместе с тем завязли по уши, и, хотя могли вполне обоснованно объяснить все события, таким объяснениям никто не поверит.
Я бы не отказалась хлебнуть чего-нибудь покрепче, — сказала Джой.
Наши желания совпадали, но я промолчал.
Мы все сидели и сидели, а секунды тащились, еле волоча ноги; разговор не клеился, и было очень муторно.
Сгорбившись, я сидел на стуле и думал о Карлтоне Стерлинге, о том, каким он был замечательным парнем и как мне будет не хватать моих набегов на лабораторию, когда я неожиданно врывался к нему, наблюдал, как он работает, и слушал его рассуждения.
Должно быть, Джой думала о том же, потому что она вдруг спросила:
Ты считаешь, что его кто-то убил?
Не кто-то, — поправил я, — Что-то.
Я не сомневался, что его прикончили те самые существа, которых я принес ему в полиэтиленовом мешке. Я переступил порог лаборатории, неся смерть одному из своих самых близких друзей.
Ты казнишь себя, — произнесла Джой, — Брось, туг нет твоей вины. Откуда ты мог знать?
Что правда, то правда, знать мне было неоткуда, но это служило слабым утешением.
Открылась дверь, и в комнату вошел Старик. Один, без сопровождения.
Поехали, — сказал он. — Все улажено. Вы здесь больше никому не нужны.
Мы встали и направились к двери.
Я смотрел на него с некоторым замешательством.
Он коротко хохотнул.
Я не нажимал ни на какие тайные пружины, — проговорил он. — Не использовал ни капли влияния. Ни на кого не давил.
Тогда в чем же дело?
В заключении медицинского эксперта, — сказал он, — Причиной смерти признан приступ стенокардии.
Но ведь у Стерлинга было здоровое сердце, — возразил я.
Видишь ли, им больше не за что было уцепиться. А они ведь обязаны дать какое-то заключение.
Давайте переменим обстановку, — попросила Джой. — Это помещение действует мне на нервы.
Поедем в редакцию, — сказал Старик, обращаясь ко мне, — и опрокинем по стаканчику. Мне нужно обсудить с тобой парочку вопросов. Вы с нами, Джой, или вам не терпится вернуться домой?
Джой вздрогнула.
Я поеду с вами, — поспешно ответила она.
Я сразу понял, почему она так встревожилась. Ей до смерти не хотелось возвращаться в тот дом и слушать, как копошатся во дворе эти твари, слышать их возню, даже если их уже там нет.
Посадите к себе Джой, — сказал я Старику, — а я поведу ее машину.
Выйдя из участка, мы едва перебросились несколькими словами. Я ожидал, что Старик начнет расспрашивать меня о взрыве машины, да и не только об этом, но он почти не открывал рта.
Он не разговорился даже в лифте, когда мы поднимались на его этаж. Войдя в свой кабинет, он прямым ходом направился к шкафчику с напитками и достал бутылки.
Тебе виски, Паркер, — вспомнил он. — А что вам, Джой?
То же самое, — ответила она.
Он наполнил стаканы и подал их нам. Потом вместо того, чтобы усесться за свой письменный стол, опустился на стул рядом с нами. Вероятно, этим он хотел дать нам понять, что сейчас он с нами на равных — не босс, а такой же, как и мы, рядовой сотрудник газеты. Подчас он доходил до смешного, стараясь продемонстрировать свою скромность, но бывали, конечно, времена, когда скромностью от него и не пахло.
Он явно хотел о чем-то поговорить со мной, но все никак не решался начать. А я не пошел ему навстречу. Сидел спокойно, потягивая виски: пусть-ка сам выкручивается как может. Интересно, подумал я, что именно ему известно, и имеет ли он хоть малейшее представление о том, что сейчас творится на свете.
И вдруг меня осенило, что в заключении судебно-медицинской экспертизы, возможно, и речи не было ни о каком приступе стенокардии, что Старик оказал на полицию немалое давление и бился он за нас по той простой причине, что понял — или предположил, — что мне кое-что известно и эти сведения могут оказаться для него достаточно ценными, чтобы ради них вызволить меня из полиции.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});