Правда снаружи, а не внутри, а истина приходит лишь через посредство человека. Я сидела рядом с чужаком под светом неведомых ему звезд, я слушала его рассказы, я чувствовала его дыхание. Я полюбила его, а значит, мой отец ошибся. Ибо раба нельзя любить. Он может стоить уважения и дружбы или ненависти и страха.
Можно овладеть его телом – или отдать ему свое.
Но только свободного можно любить.
От сотворения земли – и до угасания солнца.
Фугу в мундире
«Куда девалась моя молодая жена?»
спросил хозяин.
— «Пучок зеленой травы
у рта осла и есть твоя молодая жена»,
— ответил обезьяна-странник.
Шихуа о том, как Тринитаки великой
Тан добыл священные книги.
1. МЕСТНОСТЬ РАССЕЯНИЯ
— Арана-сан, — сказал я, склоняясь в поклоне. — Примите мое о-сэйбо по случаю кэдзимэ…
— По случаю Нового года, — неуверенно поправил меня Валера. — Или не уточняй ни фига. О-сэйбо — оно и есть о-сэйбо.
Сегодня — двадцать седьмое декабря. Срок, когда я мог исполнить нормы гири, истекал… Да, вы же не знаете, что такое нормы гири… Если на вашем календаре и стоит двадцать седьмое декабря, то год наверняка не тот. Восьмидесятый, или девяносто третий… И ни черта вам неизвестно — ни о гири, ни о ниндзе… Вы их спутаете с гирями и ниндзями. Вам хорошо. Вы живете в России — или в РСФСР. Вы…
Да ну вас на фиг. Мне дали конверт, который можно отправить в прошлое. Чистый конверт из плотной белой бумаги. Я запишу все, что успею. А объяснять вам про перестройку, про президента Ельцина, про всероссийский референдум о Курилах… Забавный все же вышел у него итог. Два года минуло, а до сих пор смеюсь, как вспомню. И надо же было острякам-русофилам из парламента вставить в текст третий пункт…
«Референдум граждан России по вопросу территориальной принадлежности Курильских островов Кунашир, Шикотан, Итуруп и Хабомаи.
1. Я за то, чтобы передать вышеуказанные острова под суверенитет Японии.
2. Я за то, чтобы сохранить над вышеуказанными островами суверенитет России.
3. Я за то, чтобы передать Россию под суверенитет Японии».
Как они веселились, парламентарии последнего созыва, голосуя за третий пункт! Показать абсурдность всего референдума! Острова наши! Наши! Навсегда! А-а-а-а! Девяносто семь процентов? А-а-а-а-а!
Вот так и живем. В Стране Восходящего Солнца. Очень демократично, и двуязычие по всей Японии введено. Даже в Токио, в столице, большинство вывесок на японском и русском.
Двуязычье — дружбы два крыла, писал мне друг из сопредельной страны, бывшей СССР-ской республики. Она тоже к нам попросилась. Но Хасэгава Мититаро, наш премьер, сказал, что не раньше середины двадцать первого века. Иначе не осилят. Японцев, коренных, понять можно — они немного растерялись. Три дня в парламенте драки шли: решали, присоединять нас или нет. Решились…
А двуязычие — это хорошо. И никакой национальной дискриминации. Любой может занимать руководящие должности, все равно, коренной ты японец, русско-японец или беглый грузин. Надо только знать оба государственных языка.
Мы с Валерой работаем в компании по постройке Садов Камней. Валера каменщик, я садовник. Вокруг Камней должна быть лужайка надлежащей формы и с надлежащей, точнее, произрастающей травкой. Валера ездит на джипе по окрестностям, ищет подходящие камни, привозит, останавливает… У него чутье на хорошие камни, он незаменим. А я потом вокруг камней травку высаживаю. Начальник наш, Арана-сан, как правило, доволен… Впрочем, что я все о себе да о Валере? Главное — рассказать вам о фугу.
2. МЕСТНОСТЬ НЕУСТОЙЧИВОСТИ
Арана-сан кивнул, и я начал декламировать:
Обвита плющом скала…В море, в Ивами,Там, где выступает мысКараносаки,На камнях растут в водеФукамиру-водоросли,На скалистом берегуЖемчуг-водоросли.Как жемчужная траваГнется и к земле прильнет,Так спала, прильнув ко мне,Милая моя жена.Глубоко растут в водеФукамиру-водоросли,Глубоко любил ее,Ненаглядную мою.Но немного нам даноБыло радостных дней…
Валерка, сидящий на корточках в стороне, дернулся и прошипел:
— Ночей, идиот…
Я уставился на сидящего с полузакрытыми глазами Арана-сана. Он слегка покачивался в такт словам — может быть, проговаривал их на японском? А, хрен с ним. Главное — не замолкать! Мысль мелькнула как молния, и я продолжал:
Что в ее объятьях спал.Листья алые плющаРазошлись по сторонамРазлучились с нею мы.И когда расстался я,Словно печень у меняРаскололась на куски.
Господи! У Арана-сан хронический холецистит! Поймет ли он меня правильно? Не примет за скрытую насмешку слова… Дьявол! У него еще и грудная жаба! А мне читать дальше…
Стало горестно болетьСердце бедное мое.И в печали, уходя,Все оглядывался я…Но большой корабльПлывет…И на склонах Батари…
Валерка дернулся — видимо, я опять в чем-то ошибся. Мне и Пушкин в школе давался с трудом. А эти проклятые стихи, без всякой рифмы…
— Хоросо, Сергей. — Арана-сан улыбнулся. Бог ведает, что за этой улыбкой. — Спасибо, что напомнири о моей неизбывной тоске по родным островам, по рюбимой жене. Спасибо… — Он слегка поклонился. Говорит Арана-сан по-русски здорово, вот только с буквой «л» проблемы. — Рад, очень рад вам…
Согнувшись в церемониальном поклоне (корпус наклоняется на 20–30 градусов и в таком положении сохраняется около двух-трех секунд), я протянул Арана-сану белый сверток — о-сэйбо, новогодний подарок. Слава Богу, справился… Я отошел в сторону, а мое место занял Валера. Поклонился и сказал:
— Позвольте, Арана-сан, прочесть мои несовершенные строки. Им не сравниться со словами мастера, что нашел Сергей, но их родило мое сердце.
Арана-сан улыбнулся. И, кажется, куда лучше, чем мне…
Оттого, что горы высоки,Стелется в полях жемчужный плющ,Нет ему ни срока, ни конца,О, когда бы так же, без концаВидеть вас, сэнсэй, я мог!
Валера протянул Арана-сану свой подарок. А начальник…
— О-рэй о-мосимас! — воскликнул Арана-сан. — Рошадь узнают в езде, человека — в общении.
Он снова улыбнулся и повторил пословицу на японском. Я стоял, посрамленный и униженный. Господи! Ну что мне стоило тоже сочинить пятистишье, а не заучивать длинный и скучный текст! Кретин! Поделом! Кто слишком умен, у того друзей не бывает! Захотелось же мне показаться самым умным… Задумал муравей Фудзияму сдвинуть…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});