Ей было лет двадцать или двадцать пять, и она ничем не походила на Джоанну. Впрочем, Тим не искал физического сходства, он хотел найти ту слепящую искру, что когда-то просвечивала изнутри.
Но не нашел.
Значит, все-таки ошибка. Снова фальшивая надежда… сколько их уже было! Плечи его поникли, он вдруг почувствовал себя очень усталым и старым. Тим что-то пробормотал — какое-то извинение — и отвернулся. И тогда тонкая рука коснулась его плеча.
— Тим… — сказала девушка.
Он недоверчиво уставился на нее. Это было невозможно. Этого просто не могло быть после семнадцати-то лет. И в этой девушке не было… огня.
Она прочла его мысли, наклонилась к нему, и Тим ощутил пульсирующую волну жизни, божественного огня. Его потрясла эта мощь.
— Джоанна, — воскликнул он, — ты не должна!..
— Я научилась, — очень тихо ответила она. — Научилась владеть Силой. Она была слишком опасна, люди могли узнать меня.
Он не мог сказать ни слова. Неловко потянулся он к ее руке, но девушка отпрянула.
— Не касайся меня, Тим, — прошептала она. — Это ошибка. Мне не следовало… но когда я прочла твои мысли и поняла твое одиночество и печаль… я не смогла уйти просто так.
— Теперь я никогда не позволю тебе уйти, — заявил он.
— Ты все забыл. Я изменилась… более, чем ты мог бы понять.
— Это ты забыла. Смотри. — Он повел рукой вокруг, указывая на огромные здания Нью-Йорка, которые подобно гигантским стражникам окружали парк со всех сторон.
Это был их любимый пейзаж в первые годы супружества. Когда-то в такие же теплые летние вечера они прогуливались вместе по темным аллеям, слушая отзвуки музыки с карусели, смеялись и разговаривали.
Он поспешно опустил руку. Свет безжалостно вырвал из темноты старческую кисть, покрытую коричневыми пятнами и голубыми венами.
— Думаешь, возраст имеет какое-то значение? — спросила Джоанна. — Я могла бы вернуть тебе молодость, Тим, но ты по-прежнему остался бы человеком. А я уже не человек.
— Ты могла бы?..
— Да. Моя сила выросла. Но это вопрос не возраста, а… расы.
— Джоанна, — прошептал Тим, — чего ты хочешь? Чего ты пытаешься добиться?
— Сейчас? — она криво усмехнулась. — Я просто жду. Много лет я вела исследования в области электроники, пыталась вызвать искусственную мутацию, вроде моей, но я потерпела поражение. Боюсь, Тим, что на Земле нет никого подобного мне и, возможно, никогда не будет. Я буду жить долго… тысячу лет или больше… и буду очень одинока. Я уже теперь одинока. Сознание моего наследия, новой расы, поддерживало меня многие годы, но теперь я поняла, насколько безнадежны мои ожидания. Я первая из новой расы и, похоже, последняя.
— Откажись, — сказал он. — Ты теряешь драгоценное время.
— У меня его так много. Слишком много!
— Вернись ко мне, Джоанна. Забудь обо всем…
На мгновение ему показалось, что Джоанна колеблется, но тут в кустах поблизости что-то шевельнулось. Растрепанный, заросший мужчина вынырнул из темноты, черный на фоне зелени. Тим увидел, как Джоанна повернулась, почувствовал удар мощной волны, голова у него закружилась, а в глазах потемнело.
А потом он увидел черную фигуру, неподвижно лежащую на земле. С пересохшим горлом он присел рядом, потрогал пульс. Сердце не билось.
— Джоанна, — произнес он, — это был просто бродяга. Пьяный. Ты убила его?
— Он слышал нас, и я была вынуждена. Во всем мире ты единственный человек, который все знает, единственный, кому я могу доверять.
— Но он же был пьян! Он бы ничего не запомнил! А если бы даже и запомнил, никто бы ему не поверил.
— Я не могу рисковать, — ответила она. — Мне приходится в одиночку сражаться со всем миром. Забудь о нем, его жизнь не имела никакого смысла.
Что-то в лице Тима заставило ее коротко всхлипнуть, а затем разрыдаться. Девушка отодвинулась в тень.
— Я ухожу, Тим. Но если ты хочешь меня увидеть — я пою сегодня вечером в «Метрополитен».
И это было все. Она ушла, а Тим остался, дрожа всем телом. Ночь была теплая, но его кровь остыла с возрастом. Да еще эта страшная неподвижная фигура лежала у его ног.
Он побрел куда-то, не в силах ничего сделать для этого бродяги. Смерть ударила слишком сильно и внезапно. Точно так же она может ударить всегда и везде… и Джоанна будет ее Черным Ангелом.
Теперь он знал, что Джоанна настолько же бесчеловечна, как и все ангелы, а может, даже так же аморальна. Узы, связывавшие ее с человечеством, ослабли. Вероятно, Тим был последней ниточкой… но когда-нибудь порвется и она.
И тогда не останется ничего, что могло бы остановить ее, помешать ее планам. Она не умрет тысячу или даже больше лет. И будет пользоваться своей сверхчеловеческой силой. Интересно, достигла она полной зрелости? Если нет, будущее может стать настоящим кошмаром. Тим чувствовал, что рассудок покидает его. Войдя в ближайший бар, он заказал виски. Потом еще.
Он видел мир, извивающийся в бессильной агонии под пятой женщины-деспота. Лилит. Юнона. Богиня-мать расы богов и богинь. Именно таково было ее предназначение: стать матерью новой расы, той, которая победит и уничтожит человечество.
Когда пробило восемь, он был здорово пьян. Тим поехал на такси домой, вынул из ящика стола небольшой автоматический пистолет и пошел в оперу. Купив билет у спекулянта, он вошел в фойе, готовый ко всему.
Он узнал Джоанну сразу, едва она появилась. Она играла Маргариту, и ему казалось черной, дьявольской иронией, что именно ей предстояло изображать чистейшую душу, искушаемую Фаустом и его адским повелителем. Тим ждал и готовился.
Наконец он решится. Седовласая фигура поднялась с кресла и направила пистолет на Маргариту. Его тут же заметили, к нему протянулись руки. Крики вокруг становились все громче.
Тим не мог промахнуться. Он нажал спуск. Пуля попадет прямо в сердце.
Попадет в сердце… Джоанны.
Да, это было легко. Крики, излучение мозгов тысячи людей, яростно метавшихся по залу, ошеломили ее, и она не могла использовать свою силу. Она была еще не совсем зрелой, и потому Тим мог убить ее.
Мог, но не убил.
В последний момент он поднял ствол пистолета, и пуля пробила разрисованное полотно. С хриплым рыданием Тим бросился в толпу, клубившуюся вокруг, и исчез в массе людей.
Он беспрепятственно пробрался к выходу. Люди кричали так громко, что Тим не услышал, как одетая в белое Маргарита звала его.
— Тим, вернись! Любимый, ты был прав! Тим, вернись ко мне!
Тим Хэтауэй поставил на стол рюмку виски и посмотрел мне в глаза. Он немного протрезвел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});