Подошло время ужинать. Роты преображенцев ушли ужинать в казармы, что на Миллионной, и больше уже не вернулись… Пошли ужинать с музыкой в свои казармы и павловцы, и тоже не вернулись… У Мраморного дворца, у Марсова поля, павловцев встретила огромная толпа народа и солдат. С криками «Ура, павловцы, ура, в Думу, в Думу!» толпа облепила роты со всех сторон… Женщины брали солдат под руки… ласкали… «Вы с нами, павловцы, с нами… Ура, ура!..» И павловцы не выдержали. Часть с музыкой пошла с толпой. Учебная команда твердо прошла в свои помещения, но ее скоро изолировали солдаты других рот. Не давали пищи. Ее офицеров арестовали…
Нехорошее было настроение и у оставшихся в распоряжении Занкевича частей. Часов около двух генералы решили, что отряд надо перевести в здание Адмиралтейства. Там будет ближе к градоначальству. Туда подойдут еще какие-то части. Двинулись туда. Было уже совсем темно. Горели фонари. Из-за Невы доносилась трескотня выстрелов.
Колоссальное здание Адмиралтейства занимает целый квартал и четырьмя фасадами выходит на все четыре части света. Здание имеет семь ворот и семь подъездов с огромными тамбурами.
Войска вошли в ворота Южного фасада, что выходили к Гороховой улице. В то крыло здания, кроме генералов Беляева и Занкевича, перешло и все высшее военно-административное начальство: генерал Хабалов со своим начальником штаба, градоначальник Балк с помощниками генералом Вендорфом и Лысогорским и начальник Жандармского дивизиона генерал Казаков. Начальства было очень много, но оно не знало и не понимало, что надо делать. Уже почти в продолжение полусуток высшее военное начальство демонстрировало свою непригодность. Между тем настроение так называемых верных ухудшалось. Кексгольмцы были деморализованы. Еще утром они имели столкновение с толпой на углу Литейного и Невского. Несколько офицеров были убиты.
Пришла рота полиции. Но полиция вообще не верила в своего градоначальника. Он был для нее чужой. Пришли эскадроны запасного гвардейского Кавалерийского полка, квартировавшего в Новгородской губернии. Их направили в манеж Конной гвардии. Там уже стояли два Донских казачьих полка. Их командиры были с генералитетом.
На одном из дворцов Адмиралтейства стояло сорок вьючных пулеметов 1-го пулеметного полка, о которых как будто забыли. Высшие начальники были растеряны. Ни Хабалов, ни Беляев, ни Занкевич не действовали. Теперь все волновались, что не идет отряд измайловцев, с которым должны прибыть две батареи и один эскадрон. Также должны прибыть и пулеметы. Привести отряд должен был полковник Данильченко. Отряд был расквартирован в районе Троицкого собора.
Его надо было собрать. К вечеру в тот район докатилась волна восстания. Толпы вооруженных рабочих и солдат осадили казармы Семеновского полка, сняли часть солдат. Толпа направилась затем к егерям, сняла и их часть. Теперь море голов двигалось к Измайловским казармам, как раз когда оттуда выходил отряд Данильченко. В темноте можно было различить огромную черную толпу против собора. Ярко горел почему-то электричеством крест на куполе. Толпа смотрела, снимала шапки, многие крестились, что-то кричали. «К измайловцам, к измайловцам!» — орали в толпе. А три роты измайловцев под командой полковника Фомина спешно двигались в это время к Фонтанке. Их нагнали две батареи запасной гвардейской Артиллерийской бригады. Артиллерия пришла из Стрельны. Ею командовал твердый характером полковник Потехин. Пулеметную команду напрасно ждали. Ее не выпустили взбунтовавшиеся солдаты. Не пришел и эскадрон. Когда эскадрон стал садиться на коней, в Манеж ворвалась толпа, овладела лошадьми, увлекла солдат, началось братание. Офицерам пришлось спасаться от самосуда.
Отряд спешил к Адмиралтейству. На площади Мариинского театра было видно, как эскадрон Жандармского дивизиона отбивался саблями от окружавшей его толпы. Он разогнал ее. Встретились с революционным отрядом. По-военному шли навстречу с винтовками рабочие. Увидя войска, прижались к панели и на ходу взяли на изготовку.
Противники разошлись, не тронув друг друга. Подойдя к Адмиралтейству, отряд встретился с толпой выходивших из ворот в беспорядке кексгольмцев. Начальник прибывших частей представился генералам. Полковнику Фомину подчинили все пехотные части.
Полковнику Фомину приказано принять меры к охране Адмиралтейства как здания. Стоял мороз градусов десять. Солдаты были одеты налегке, не было взято даже наушников. Говорить серьезно о наружной охране здания не приходилось. Роты были разведены по четырем главным подъездам. Забаррикадировали ворота, выходившие на Черноморский переулок. Артиллерию поставили во дворе здания. Пулеметы расставили у некоторых окон второго этажа и по подъездам.
Распоряжался этой обороной Занкевич. Начальник штаба Хабалова генерал Тяжельников проявлял ко всему полное равнодушие и нерадение. Генерал Хабалов пояснял, что отряду надо продержаться до вечера 28-го числа, то есть до того времени, как с фронта прибудет целая дивизия. Хабалов был уверен, что в городе восстало до 40 000 человек и справиться с этой силой может только целая дивизия. Кто распространял эти вздорные сведения, почему приводили в состояние обороны именно Адмиралтейство, о нападении на которое в тот день никто не помышлял, — остается загадкой.
На вопрос одного из начальников, почему не вызываются военные училища, Хабалов ответил, что они получили особое назначение. Это была неправда. Их просто не использовали. Хабалов пояснил Фомину, что он охраняет правительство, и просил его оповестить министров и пригласить их приехать в Адмиралтейство. Никого из министров Фомин не мог по телефонам разыскать, адмирал же Григорович заявил, что он отказывается принимать какое-либо участие в каких-либо приготовлениях. На том вопрос о министрах и правительстве и закончился.
Полковник Фомин высказал начальству мнение: не лучше ли отряду выйти за город, занять хотя бы Пулковскую высоту, там подождать двигающиеся к Петрограду войска, и уже вместе с ними обрушиться на бунтующий Петроград. Хабалов заявил, что он не считает возможным оставить Петроград и о выходе отряда не может быть и речи.
Около 11 часов приехал великий князь Кирилл Владимирович. Он все искал те две свои роты, которые он еще днем выслал на площадь, но которые куда-то исчезли. Он только что был в Офицерском собрании преображенцев, и там ему сказали, что преображенцы признали власть Временного комитета Государственной думы. Великий князь с горечью говорил Занкевичу об упущенном времени и находил положение безнадежным. Приезжал и генерал-адъютант Безобразов. Он дружески советовал генералу Занкевичу не заниматься обороной Адмиралтейства, на которое никто и не думает наступать, а самим быстро перейти в наступление. «Если вы не перейдете в наступление, все пропало. Вот вам мой совет: переходите в наступление».
С Безобразовым не соглашались. В какое наступление, против кого, ведь правительства нет, никто ничего не говорит, что надо делать… Безобразов уехал.
Около полуночи генерал Занкевич обходил посты отряда. Настроение солдат ему казалось ненадежным. Ему казалось, что если кто-нибудь