– Господин не рассердится, если я скажу?
Я кивком подтвердил, что не рассержусь.
– Такой камень не может иметь простой человек… Если я возьму его у господина, мне надо будет иметь доказательства законности его приобретения… Многоликий строг к… к незаконным сделкам…
– Короче, ты опасаешься, что камень ворованный? – прямо спросил я.
– Я не хотел бы обидеть господина, но я тебя не знаю, поэтому мне нужно поручительство…
Такого оборота я, признаться, не ожидал.
– Хм, если бы у меня было время, я представил бы тебе поручительство Многоликого, но если бы у меня было время, я бы к тебе и не обратился… – начал размышлять я, задумчиво постукивая пальцами по столу.
– Господин знаком с Многоликим?… – перебил меня трактирщик.
– И с Многоликим, и с принцем, – улыбнулся я. Принц, правда, должен был здорово вырасти с того времени, как мы с ним последний раз виделись…
И тут на благодушной физиономии трактирщика отразилась такая буря чувств, что я испугался за его душевное здоровье. Он вскочил со стула и наклонился ко мне в полупоклоне.
– А знал ли господин двух гномов? – Голос толстяка стал странно тревожным, и я вдруг испугался, что сейчас услышу о своих друзьях дурные вести.
– Да, знал… Их звали Опин и Зопин и они носили желтый и синий колпачки…
– Как же я тебя, господин, сразу не признал! – завопил трактирщик. – Это же ты с гномами принца из подвалов Храма вытащил?! Я тогда еще парнишкой был, но прекрасно помню, как вы с принцем и маленьким колдуном на драконе улетали!…
Увидев, с каким энтузиазмом толстяк предается воспоминаниям, я несколько успокоился. Были бы у него дурные вести, он бы их выложил в первую очередь. А трактирщик все никак не мог успокоиться.
– У нас тогда все стекла, которые на площадь смотрели, полопались, после этого папаша мой и название изменил…
– Да, я прекрасно помню прежнее название… – оборвал наконец я его разговор. Он замолк, словно с разгону врезался в стену, видимо, ему очень не хотелось, чтобы я припомнил название трактира времен Храма.
С секунду он молчал, открыв рот, но, так и не сумев до конца остановить свое словоизвержение, выдохнул:
– А вам памятник поставили!…
– Вот как?!
Признаться, я был просто изумлен! Это ж надо – при жизни памятника удостоиться! Прям дважды Герой Советского Союза, хорошо еще, поставили его не на родине, а то, глядишь, на старости лет стал бы ходить к нему пол-литра на двоих распивать!
А трактирщик, даже не заметив моего изумления, принялся подробно объяснять:
– Да, в центральном сквере, на главной аллее стоит. К нему каждый день цветы приносят!… Очень красивый памятник, и похож… – Тут он радостно улыбнулся и уточнил: – А камень для постамента как раз твои друзья-гномы доставили…
Тут я вспомнил о цели своего прихода и вернулся к нерешенному вопросу:
– Так как же с моим делом…
– Да какое там дело?… – изумился трактирщик. – Давай свой камень… Сейчас тебе подадут обед и, пока ты поешь, я все устрою… – Тут он слегка замялся: – Я бы и камень брать не стал, но у меня сейчас с деньгами туго, лошадь я не подниму…
– И не надо ничего поднимать, – успокоил я его улыбкой, – это меня не разорит, а кроме того, я надеюсь, что после покупки лошади у меня останутся кое-какие деньги…
Трактирщик тут же забрал футляр с камнем и немедленно двинулся в сторону своей кухни, бросив на ходу:
– Все будет сделано!…
Через несколько минут на мой стол поставили такой обед, которого вполне хватило бы Зопину даже в самые его голодные дни.
Я принялся за еду, поглядывая на дверь, за которой скрылся трактирщик, и прикидывая, намного ли задержит меня визит к моему памятнику.
Обед был прекрасный, вино было чудесное, настроение у меня соответствовало и тому, и другому, поэтому когда в дверях показалась толстощекая физиономия хозяина трактира, я встретил его как старого друга. Он быстро подошел к моему столу и протянул мне два кожаных кошелька, в которых позвякивали монеты.
– Лошадь, полностью готовая к дороге, ждет во дворе, надеюсь, ты будешь доволен… – Толстяк так торопился, что даже слегка запыхался.
– Ты вычел стоимость обеда? – поинтересовался я у трактирщика, но тот энергично замахал руками.
– Даже и не говори!… Я счастлив накормить такого знаменитого чародея. Да если люди узнают, кто у меня сегодня обедал, здесь яблоку негде будет упасть!
– Ну тогда ты можешь говорить, что я дважды побывал в твоем ресторане, – рассмеялся я. Трактирщик удивленно посмотрел на меня, и я пояснил: – Первый раз за два дня до штурма Храма. Мы с моими друзьями здесь завтракали, как раз за этим столом, а второй раз – сегодня…
Вдруг маленькие глазки толстяка зажглись новой мыслью, и он выпалил:
– Я переименую заведение! Я назову его, во-первых, ресторан, а во-вторых, «Приют чародея»!
– Отличное название! – одобрил я. – А теперь покажи что ты там для меня приобрел.
Мы прошли через зал и вышли во внутренний коридор, который привел нас во двор. Посреди двора стоял прекрасный, серый в яблоках, жеребец, уже полностью оседланный. К седлу был приторочен объемистый мешок. На мой вопросительный взгляд трактирщик несколько смущенно ответил:
– Это чтобы ты не сразу свои деньги тратил.
Я не смог отказаться от его подарка и лишь покачал головой.
Уже сидя в седле, я наклонился и спросил:
– Послушай, друг, если представится оказия, сообщи моим друзьям, что видел меня, что все у меня в порядке и что я направляюсь к западной Границе владений Многоликого…
– Так я Многоликому сообщу, – пообещал толстяк, – а уж он-то найдет способ довести все до твоих друзей…
Очень хотелось спросить у него про ближайшую дорогу к западной Границе, но рассудив, что чем меньше людей будет знать направление моего движения – тем лучше, я промолчал. «Буду двигаться на запад, а дорога сама под ноги ляжет…»
Еще раз улыбнувшись новому другу, я тронул своего коня и выехал со двора.
Проехав по короткой безлюдной улочке, я свернул за угол и оказался на одной из главных улиц Некостина. Время было самое что ни на есть рабочее, поэтому народу на улицах было мало. Только дети, да и то те, что помладше, носились стайками по каким-то своим, только им известными делам. Именно из-за этого малолюдства я и почувствовал сразу тот нездоровый интерес, который проявило молодое поколение к моему появлению.
Сначала мне показалось, что детишки довольно пристально меня разглядывают и потихоньку вперемежку обсуждают мою личность. Потом я заметил, что молодежи на улице значительно прибавилось. Более того, с мостовой стали раздаваться крики, призывающие товарищей, находящихся дома, обратить внимание на происходящее снаружи, например, такие: «Эй, Пичка, глянь, кто у тебя под окнами проезжает!…»
Создавалось впечатление, что моя фигура вызывает у окружающих малолетков какие-то стойкие ассоциации. И буквально минуту спустя я понял какие! Один маленький, не старше шести лет, мальчишечка, вывернув из-за угла со своим не менее взрослым приятелем, вдруг остановился, вытаращив на меня глаза, и громко заявил:
– Глянь, памятник на лошади едет!…
Его товарищ, прищурившись, осмотрел меня и с сомнением прошепелявил щербатым ртом:
– Не… не похож… ну разве что прическа…
Они были совсем рядом, и я, наклонившись с седла, поинтересовался:
– А не подскажут мне юные джентльмены, как проехать к главному скверу?
– Он, наверно, поехал погулять и заблудился, – раздался сзади девчачий голосок. Я повернулся в седле. Рядом с лошадью стояла прелестная девчушка лет восьми в клетчатой рубашечке и чудесном комбинезончике и с жалостью глядела на меня.
– Давай, дяденька-памятник, я тебя провожу…
– Давай… – согласился я и, спрыгнув на землю, подхватил девочку и усадил ее на своего коня. Затем, взобравшись в седло и придерживая свою проводницу перед собой левой рукой, я правой погладил ее по темным волосам и сказал: – Ну давай, командуй!…