Рукн ад-Дин, спустившись с той высокой вершины и с того возвышенного места, попал в положение, о котором мог сказать:
На крутой горе Джалнабад[1842] я стою, как и прежде, как
фагхфур на своем троне или Пур[1843] на своем[1844],
в недоумении и оцепенении, спотыкаясь, «подобно тому, кого соблазнили шайтаны на /134/ земле, и он растерян»[1845]. И он простился со своим привычным жилищем и хорошо знакомыми местами, испытав тысячу несчастий и страданий, и это прощение сделало невозможной новую встречу. И против приговора Вечного Прошлого что могут поделать многочисленные крепости и сильные укрепления? И когда прерываются династии, чем могут помочь им разум и сила духа? Один знак Провидения обращает в ничто сотню тысяч человеческих надежд и половины кивка Судьбы довольно, чтобы разрушить миллион хитростей, порожденных человеческим коварством.
Судьба играет с людьми,
как палка играет с мячом,
Или как ветер с пригоршней проса (
знай это!).
Судьба — охотник,
а человек — лишь жаворонок[1846].
И, поспешив вниз со своей семьей и слугами, Рукн ад-Дин искал спасения в чести целовать порог зала аудиенций Царя Мира и с выражением стыда и раскаяния признался в преступлениях и грехах, совершенных в былые дни и предшествующие месяцы. И поскольку царь соединил в своем лице всю добродетель царственного милосердия и все чудеса монаршей доброты, благодаря ему одиночество и дурные предчувствия, владевшие Рукн ад-Дином, сменились ощущением покоя и счастья, а его душа получила добрую весть о том, что и он сам, и его семья, которые до этого были мертвы, ожили вновь.
На следующий день Рукн ад-Дин отправил своих братьев, детей, домашних, слуг и всех обитателей крепости вниз, на равнину, /135/ и оттуда вышли все до одного воины, взяв с собой свое добро и имущество. После этого в крепость вошли монгольские воины и начали разрушать здания, выметая их прах метлой уничтожений[1847].
Некоторые из самых фанатичных федави, жертвуя своей жизнью ради дела Заблуждения и Невежества, вновь подняли голову и, ища смерти, раскрыли крылья, подобно муравьям, и слетелись к куполу могучего дворца правителей их королевства, — нет, тех несчастных, что погубили свою жизнь и свою душу. («А если бы Господь не желал муравью добра, он не дал бы ему крыльев»[1848].) И они вынули оружие из ножен и вступили в бой. Победоносное войско направило баллисты на тех ослепленных, ожесточившихся сердцем неверных, и на них посыпался град стрел и камней, как проклятия, обрушиваемые на Иблиса.
И так они бились три дня и три ночи, но на четвертый день ловкие как змеи и бесстрашные воины взобрались на ту высокую и величавую вершину и наголову разгромили тех злодеев и ядовитых гадов и разрубили на куски тех несчастных.
Кроме того, что хранилось в сокровищнице Маймун-Диза, у Рукн ад-Дина не было ничего, что он мог бы преподнести в дар (tikish-mishī)[1849] царю /136/, поскольку во время передвижения войск все его имущество было распределено[1850]. [Царь] раздал все это в виде вознаграждения и отдал это столпам государства и своим войскам.
В остальные крепости той долины (rūd-khāna) он направил своих посыльных и чиновников в сопровождении ельчи ильхана с приказанием их разрушить. А царь повернул назад, с победой и славой.
Прибыв к начальнику Аламута, ельчи призвали его смириться и последовать примеру повиновения и покорности, поданному его господином. Он заколебался, не решаясь подчиниться немедленно, и тогда туда был послан Балагай с большим войском, которому было приказано осадить крепость. Балагай привел свое войско к подножию Аламута и окружил его со всех сторон. Защитники крепости, рассмотрев последствия этого дела и зная о причудах судьбы, послали гонца с просьбой о пощаде и умоляли о снисхождении. Руки ад-Дин вступился за них, и царь с радостью простил их преступления. И в конце месяца зуль-каада того года [начало декабря 1256] все обитатели той колыбели беззакония[1851] и гнезда Шайтана спустились вниз со всем своим добром и имуществом. Через три дня войско поднялось в крепость и захватило то, что не смогли унести те люди. И они быстро подожгли все постройки и развеяли их пепел по ветру метлой разрушения, равняя их с землей.
/
137/ В два дня непозволительно бояться смерти: В тот день, когда ждет гибель, и в тот, когда не ждет. Коль суждено погибнуть, смысла нет бороться. А коль не суждено, бояться — преступленье.
В ночь их кончины веление [Всевышнего, заключенное в его словах]: «Мы перевернули вверх дном их селения»[1852], стало ясно тем людям, как белый день. Однако же в правление Хасана ибн Саббаха, когда время еще не пришло, та же крепость Аламут, число защитников которой тогда было еще незначительно, как и численность находящихся в ней припасов, за 11 лет не единожды подвергалась осаде Мухаммадом, сыном Мелик-шаха, сына Аль-Арслана (о чем можно прочесть в исторических книгах), но все эти попытки не приносили успеха.
А мудрому человеку хорошо известно, что всякое начало имеет свой конец, и всякое совершенство когда-либо перестает им быть, и когда приходит время, ничто не может этому помешать. Апостол Аллаха (благословение и мир ему!) сказал: «И справедливость Аллаха в том, что, возвышая что-либо, он впоследствии низвергает это с высоты».
В ту неделю прибыл Шамс ад-Дин, правитель (muḥtasham) крепостей Кухистана, и попросил ярлык. После этого он вместе с чиновниками Рукн ад-Дина отправился в путь, чтобы, начиная с Гирдкуха, уничтожить все крепости, числом более пятидесяти, которые все еще оставались в области Кухистана, крепости, воздевшие руки к небесным сферам и грозившие созвездиям; и, разрушив их, превратить вино их грез /138/ в мираж
И явились правители (kūtvālān) из Дайламана[1853], Ашкавара[1854], Тарума и Харкама[1855]. Они были приняты в число верных слуг царя и, получив ярлыки, разрушили свои крепости.
И 1-го дня месяца зуль-хиджжа того года [21 декабря 1254] царь (да продлятся его дни вечно, подобно сияющему солнцу!) повернул назад и направился в орду. Всю собранную добычу он распределил между великими и малыми, между тюркскими и таджикскими войсками. Рукн ад-Дина и всех его родственников, мужского и женского пола он отправил в Казвин, который он назначил местом их проживания. Тем временем сам царь, с победой и славой (да продлятся его дни до самого Судного Дня!), прибыл в орду в конце вышеназванного месяца [середина января 1257] и, подобно Солнцу, вступил в дом величия.
На небо своего двора вернулся царь, подобный солнцу, победу празднуя над недругом — царем.