Его отбил у австрийского офицера Образцов во время конной схватки. По словам Образцова, он, как увидел этого коня, решил его отбить и подарить мне. Он кинулся на офицера, тот в свою очередь бросился на него... Минуты две они кружились, нанося и парируя удары. Австриец был в лучшем положении, голову его защищал кивер на каркасе из толстой проволоки, лицо защищала медная чешуйка кивера, на самом на нем была надета венгерка толстого сукна на меху с барашковым воротником, все это вполне предохраняло его от шашечных ударов, в то время как Образцов был в суконной рубахе и фуражке. Ко всему этому, нанося удары, Образцов все время опасался повредить коня австрийца... Его спасли перевес на его стороне в силе, в уменье управлять конем и хладнокровие. Отбив сильным ударом острие направленного в его грудь палаша, Образцов в свою очередь ткнул австрийца концом шашки в горло с такой силой, что клинок прошел насквозь... В тот же день он подвел мне отбитого им таким путем коня, я сначала не хотела было брать... Слишком в моих глазах это был ценный подарок, но он настоял. Признаться, я от радости чуть не завизжала, как это делывала дома в особо счастливые минуты. Мы и прежде были с ним друзья, но теперь своим подарком он окончательно завоевал все мои симпатии. Впрочем, он в полку пользуется общими симпатиями. Все офицеры, даже молодежь, зовут его не иначе, как «Валя», и это уменьшительное имя очень идет к нему, несмотря на его 37 лет. Он среднего роста, худощав, с умным, выразительным лицом, нервный, ловкий и сильный. Главная его черта — бесконечное добродушие, он ни на кого не сердится, хотя иногда и горячится, но и в горячности он всегда очень деликатен, благовоспитан. В полку он считается одним из храбрейших, он никогда не теряет хладнокровия. В самые опасные минуты лицо его только чуть-чуть бледнеет, ноздри слегка раздуваются, взгляд потемневших глаз делается серьезней и сосредоточенней. Только в эти минуты можно судить, сколько страстности в этом человеке, в остальное время сдерживаемой прекрасным воспитанием. С первых же дней нашего знакомства «Валя» по отношению меня взял наилучший тон, за что я ему очень благодарна. Кроме командира полка, он единственный офицер в полку, знающий мою тайну во всех подробностях. В свою очередь, при одном случае, он посвятил меня в некоторые обстоятельства его жизни. Несмотря на видимую веселость характера, Валя переживает тяжелую драму... Он два раза сильно, самоотверженно любил и оба раза был жестоко разочарован... Он, видишь ли, в женщине ищет возвышенное сердце, чуждое материальных, низменных расчетов, прозаического благоразумия; женщина, как он выражается, должна тянуть мужчину к небу, к пониманию широких, светлых горизонтов, а, к несчастью, она, наоборот, суживает их до крохотных размеров детской и кухни... Первой его любовью была его теперешняя жена. Она пленила его, будучи девушкой, своею игрою на скрипке. По его словам, в ее игре было столько души, столько поэзии, что самые черствые люди, слушая ее, смягчались. Ему казалось, что девушка, умеющая исторгнуть из инструмента такие дивные звуки, должна обладать возвышенной душой... Он увлекся ею страстно, без оглядки, всеми атомами своей души, как он сам говорит, и что же, сделавшись женою, его кумир оказался самой обыкновенной, прозаической женщиной, прекрасной, расчетливой хозяйкой, а задушевность ее игры — просто высокой техникой, приобретенной ею в консерватории. Он точно с облаков упал. С ужасом, не веря своим глазам, следил он, как его жена, после дивной игры, уносившей его в неведомую даль, полную таинственных образов и звуков, хладнокровно откладывала скрипку и шла или на кухню, приглядеть за кухаркой, или считать белье, или беседовать с портнихой. Такое превращение «властительницы дум», «волшебницы звуков» (это все эпитеты, данные его жене знакомыми, когда она еще была девушкой) в добросовестно-мелочную экономку так потрясло Валю, что он возненавидел ее музыку, казавшуюся ему теперь насмешкой, ложью, фальшью. С появлением через два года ребенка стало еще хуже. Заботливая мать дополнила рачительную хозяйку. В доме только и разговору, что о здоровье «бэбэ». «Желудочный вопрос Жени» стал лейтмотивом, ось, вокруг которой вращалась наша жизнь. От скрипки к пеленкам переход еще резче, еще вульгарнее... Валя не выдержал и стал бегать из дому. К этому времени он вышел из полка и поступил в какое-то министерство в Петрограде. В новой жизни его ожидал еще новый сюрприз. Жена его оказалась чудовищно ревнивой. На почве ее ревности между супругами происходили ужасные сцены, превратившие жизнь в ад... Прошло около шести лет такой жизни, и вдруг Валя встречает женщину, отмеченную печатью большой оригинальности. Несчастная в замужестве, ее муж врач, большой любитель женщин, карт и кутежей, она замкнулась в самой себе, окружила себя книгами и вся ушла в таинственный мир грез и переживаний, граничащих с мистикой. Детей у нее не было, и это делало ее похожей на девушку. Она точно чего-то ждала от жизни, чего-то искала. К ней, по словам Вали, можно было приложить тот чудный образ неудовлетворенной души, зачарованной пением ангела, о которой пел Лермонтов:
И долго на свете томилась она
Видением дивным полна.
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли10.
Семейная неурядица, неудовлетворенность в жизни как бы толкнули их друг к другу. Валя стал искать ее общества, она охотно шла на сближение, но, разумеется, только на духовное... Жена, узнав об зтом, в припадке неистовой ревности, взяв сына, уехала в провинцию, в свой город, и поселилась у тетки. Так прошло около двух Лет... Оба полюбили друг друга, но тут, перед самой войной, между ними что-то произошло... Что именно, я не совсем поняла, хотя читала «ее» письмо к нему, послужившее причиной разрыва... Валя пытался объяснить, но и его объяснения были сбивчивы и непонятны мне... Я поняла только одно, что он был глубоко потрясен этим письмом и очень несчастлив. Впоследствии, когда он немного успокоился, он несколько раз повторял: «Насколько моя жена была олицетворением книг «Подарок молодым хозяйкам» и «Мать и ее первенец», настолько «она» воплощала в себе старинную брошюру: «Как надо жить женщине, чтобы удостоиться царствия небесного».
— А разве, — шутя спросила я, — женщине не надо стремиться в царствие небесное?
— Почему не надо? Надо только понимать и знать, в чем оно заключается.
Однажды мы сидели с Валей на камнях, близ развалин католической часовни, очень красивое место, на холму,