Планета Мэй. День третий.
Ночью я вновь не сомкнул глаз и к утру уже перешагнул предел. Зверюга с раскроенной башкой лежала внизу, и разгоревшийся рассвет дал мне шанс полюбоваться ее сюрреалиалистическим размером и тем, что она натворила. А наделала она дел, обломав своей тушей все ветки. Теперь, чтобы спуститься, нужно было бы спрыгнуть с трехметровой высоты, а чтобы залезть — ну, там остались конечно едва выступающие сучки, но я не питал иллюзий — мое тело перестало мне подчиняться. Полученные раны отекли, рука в кулак не сжималась, а спина стала каменной. Слезились глаза, поднялась температура. Скорее всего, меня сейчас мог спасти любой антибиотик широкого спектра действия, так как симптомы более всего походили на заражение крови, но кроме обычного наружного антисептика в аптечке ничего не осталась, а оба спасительных укола я сделал Яру. И, тем не менее, полковник так и не очнулся. Скорее всего, Тверской должен был неминуемо умереть, раз уж двойная доза «эликсира» едва поддерживала в нем жизнь.
Лихорадка усиливалась, и с нею обострялись мои чувства. Тонкий слух терзал сознание миллиардами звуков, как тогда, в первый час на Мэй, когда я толком не понимал, что происходит. Звуки эти, подобно громогласной арии, исполняемый сотнями неумелых музыкантов, врывались в мои мысли, и я мечтал о Бахе с его плавным приглушенным перекатом фортепианных нот и нежными вкраплениями деликатной скрипки. Крики, хруст, сопение, чавканье, щелканье, хлопанье, треск, выстрелы, всхлипы, хрипы и крики сводили меня с ума. Влажная жара спирала горло, хотя здесь, у края оврага, надо которым нависало дерево, то и дело проскальзывал легкий свежий ветерок, который мои легкие ловили с отчаянным всхлипом.
Несколько раз меня рвало. Я не мог есть, только пить, и от опустошающего одиночества, бездействия и усталости впадал в состояние прострации, теряясь во времени.
Уверенный, что не усну, я на минуту прикрыл глаза и провалился в пустоту…
Я снова сидел в рубке Эвереста, но в моем сне она была пуста. Только я и плывущие вокруг плазменные шаровые молнии. В их треске я слышал шепот, но не понимал слов. Сгустки плавали, прикасаясь к приборам корабля своими разрядами, словно в раздумьях ощупывали их и иногда вспыхивали, раскаляя выбранные по какому-то определенному принципу, микросхемы. От панелей то и дело взвивались в потолку черные струйки дыма, ровные, твердеющие на глазах, образовывающие подпорки для проминающегося, складывающегося вглубь корабля потолка. Я с ужасом метался между молниями, уворачивался, но внезапно одна из них, изменив траекторию, ударила меня в лицо.
С приглушенным криком я вскочил, заслоняясь от страшного сна, и в следующее мгновение меня пронзило настоящим, не приснившимся ударом тока. Ноги подломились, когда заряд прошел через мое тело, но сознание не ушло. Я с отвратительной вялостью подумал, что все повторяется.
Я испытывал боль, но другую, не такую, как от ушиба или ранения. Она растеклась по всему телу, прошлась по каждой мышце, словно изучая мою анатомию.
Зрение прояснилось, и я поднял ладони к лицу. На пальцах слабо дрожали легкие электрические разряды. Жуткое и завораживающее зрелище. Маленькие молнии замыкались от пальца к пальцу, но, вместо того, чтобы обугливаться и темнеть, кожа моя оставалась все такой же. Я слышал когда-то давно, что при определенном параметре сухости кожи человек может быть не подвержен глубокому поражению электрическим током, но как все это сочеталась с жуткой жарой и влажностью воздуха, от которой тело сильно потело, мой измученный разум понять не мог. Вообще, о чем я думаю? Что произошло?
Приподнявшись и, наконец, оторвавшись от созерцания собственных рук, я увидел торчащий из-за крайней ветки… белый пушистый загривок. Я встал на нетвердых ногах, опершись о ствол и тут же отдернул руку, потому что ощутил, как стекает электрический разряд на кору. Неприятное ощущение, словно за кожу щиплются блохи. Какое странное сравнение… вроде, не припомню, чтобы меня кусали блохи.
На ветке, бессильно повиснув, замерло мертвое животное. Пасть была открыта, черный язык вывалился и по нему стекала белая, пенистая слюна. Само животное было размером с пуму, и похожее по строению тела на семейство кошачьих, с большой лобастой белой головой и короткими лапами. Мэйская кошка, быстрый и хитрый хищник. О ней я успел прочесть, как и знал то, что в свое время на Мэй их истребляли из-за густого белого меха. Мэйцам, чья планета не знала холода, этот вид казался чужеродным и пугающим. Аборигены считали их за духов умерших и старались не прикасаться даже к убитым телам. Их полагалось уничтожить и сжечь, чтобы не навлечь на себя подземное проклятье мертвых. Кошки эти жили и вправду жили под землей в глубоких пещерах, чьи бесконечные коридоры уходили на многие сотни метров под землю. Там было холодно и смысл в такой шкуре у обитателей пещер несомненно был. Оно и понятно, эволюция в любом уголке Вселенной одинаков рациональна.
Мэйские кошки выходили на поверхность ночью и всегда охотились по одиночке, могли проникнуть в дом и ничего не боялись, от того их считали необычайно опасными.
Лишь счастливая «неслучайность» спасла меня в этот раз. Видимо, когда я уснул, мэйская кошка нашла себе легкую добычу и, пробравшись через крону, вознамерилась мною закусить.
Так что же на самом деле случилось?
Я убил ее разрядом с рук, вот что произошло! Черт возьми, если мои сны начнут перетекать в явь, вскоре останется только возвращаться на Парлак 15 в Школу Союза, и слезно просить главу Сатринга обучить меня пониманию происходящего. Иначе и помутиться рассудком недолго. За свою жизнь я повидал немало паронормальных явлений, центром иных становился и сам, но до сих пор не верил в то, что подобное возможно. Видя без глаз, ощущая события наперед, находя решения задач, у которых решения не было, я всякий раз списывал все это то на удачу, то на чудесные, дарованные моим старым кораблем возможности. И каждый раз, против собственного желания, а чисто интуитивно думал одно и тоже: такого на самом деле не бывает. Черт!
Я потянулся и осторожно потыкал животное, дулом автомата. Голова завалилась на бок и я увидел бьющуюся под челюстью маленькую жилку. Тварь была жива. Кто знает, сколько она провисит так, прежде, чем придет в себя. Самое простое решение — убить, но я почему-то медлил, потом и вовсе отстегнул от автомата ремень из сверхпрочного полимера. Примерил — как раз, чтобы сделать мэйской кошке ошейник. Защелкнул карабины, балансируя на ветке над пятнадцатиметровой высотой, потом, перебравшись через безвольное тело, поволок ее к соседнему дереву, ветви которого так удачно сплелись с моей «елкой», про себя решив, что если тело начнет соскальзывать, пусть падает вниз. Все равно мне эту пятидесяти килограммовую тушу (если прикинуть на глаз), мне не удержать. Выбрав сук покрепче, я прицепил карабин к нему так, чтобы кошка оказалась от развилки в четырех метрах и при всем желании добраться не смогла. Налег всем телом, проверяя, насколько прочна моя привязь, но тут же чуть не взвыл от вспыхнувшей в спине боли.
Навалилась усталость. Заряд закончился. Пропасть подо мной показалась непреодолимой, ветка, по которой я перебрался ближе к соседнему дереву, слишком тонкой, но оставаться подле опасного хищника было глупо и я, взяв себя в руки, перебежал к развилке, пару раз опасно качнувшись и расставив для баланса руки. Канатоходец, как пить дать! Все это я проделал довольно своевременно, потому что мэйская кошка долго разлеживаться не стала. Через пару минут после того, как я устроился подле Яра, она завозилась и взрыкнула возмущенно. Со своего места я видел, как она рванулась в нашу сторону, и приготовился стрелять, если ремень не выдержит. Но он выдержал. Кошка дергалась и крутилась, принялась грызть привязь, но все было бесполезно — такой материал был ей не по зубам.
Поняв, что иной угрозы от кошки, кроме шума, нет, я принялся наблюдать за ней. Животное отвернулось и застыло ко мне, выражая сей презрительной позой свое отношение к сложившейся ситуации. Да, дорогая моя, мы с тобой оба в этой самой части тела, которой ты сейчас ко мне обратилась. Распаковав сухпай, я прицельно запустил в кошку галетой. Не подумайте, не для того, чтобы накормить, просто под рукой ничего другого, чтобы кинуть в животное, у меня не было. Мэйская кошка отреагировала молниеносно, дав мне возможность полюбоваться быстротой и грацией своих движений. Галету она перехватила на лету, изящно извернувшись, и, вместо того, чтобы выплюнуть, прожевала и проглотила. Странная тварь.
Некоторое время кошка смотрела на меня выжидающе и я, не сдержавшись, подкинул ей вторую галету, с которой животное расправилось так же быстро, как с первой. Зверский аппетит, нечего сказать.