Вот и сейчас Серый встретил появление Юры негромким дружелюбным ржанием.
— Здравствуй, здравствуй! — ласково проговорил Юра, потрепал своего любимца по шее и высыпал ему в кормушку полмешка травы и виноградных побегов. Остальные полмешка он отдал корове, сначала напоив ее из ведра.
Пока Серый «хрумтел» траву, Юра любовно чистил его скребницей и щеткой.
— Стоять! Стоять! — покрикивал он с притворной строгостью на своего любимца, который то прогибал спину, то отводил бока, прижимая уши. — Ты же самый красивый, самый сильный, самый умный конь во всем Судаке!
Вот Юра нажал на скребницу чуть сильнее, кожа Серого задергалась под ней, и он ткнул Юру мордой в бок — нельзя ли полегче. Юра начал приглаживать щеткой и без того гладкую, лоснящуюся шерсть, и Серый выгибал шею, подставляя ее под щетку.
— Ты как ветер, — продолжал Юра, — как ураган, шторм, самум, тайфун!
А когда щетка коснулась живота, Серый от удовольствия поднял голову и задрал верхнюю губу, обнажив десну.
— Нечего смеяться! Сегодня тебе придется побегать. Съездим к греку за мукой — это раз. К Кильке — учительнице французского языка — это два. Потом с ней же в колонию за мешком муки для нее и обратно — это три. Поэтому получишь немного овса.
В сарае звякнуло ведро — мама пришла доить корову. Юра замолчал — домашние посмеивались над его сентиментальными разговорами с Серым.
Уходя в кладовку за овсом, Юра нарочно отвязал Серого. Отец рубил дрова возле арыка. Оксана умывалась. Набрав овса, Юра остановился возле веранды, свистнул два раза и звякнул ведром. Раздалось ржание, Серый в одно мгновение перескочил через арык и был около него.
Оксана захлопала в ладоши и крикнула:
— Юра, ты как Дуров!
Несколько дней назад Юра читал ей рассказ о великом дрессировщике Дурове. Оксана сама начала было дрессировать кошку, но та ее сильно поцарапала, и на этом сестрины опыты закончились.
— Опять фокусы! — недовольно сказал отец.
— Серый, прыгая через арык, сбил только пять яблок! — отозвался Юра. — Но я ему скажу, чтобы он больше не прыгал, а ходил по мостику. За мной!
Серый послушно пошел за Юрой, пытаясь засунуть морду в ведро.
— Балуй! — с притворной строгостью крикнул Юра, подражая Ильку, эрастовскому кучеру.
Завтракали, как обычно, на веранде, за круглым столом, на котором мама быстро расставила молоко, красные помидоры, жареный перец.
— Поедешь к греку, — сказал отец, — пусть или сегодня же даст мешок муки и бутыль масла, или вернет задаток. До чего же хитер этот грек: взял задаток, а масло и муку не дает, каждый раз назначает новую цену, тянет. А деньги с каждым днем дешевеют, так что скоро вместо мешка муки он выдаст только три фунта… Нет, лучше я сам съезжу. Поедем позже, через два-три часа.
Все пестрело под лучами яркого солнца. Становилось жарко.
Вдруг со стороны Перчема донеслись выстрелы, а потом начали постреливать и за Ферейновской горкой, на берегу.
— А может быть, пока стреляют, вам лучше не ездить? — встревожилась Юлия Платоновна. — Вдруг там опять пьяный сумасшедший стреляет.
— Какой пьяный сумасшедший? — испросил отец.
— Вчера мне рассказывали. Один офицер на Ферейновской горке, из тех, что прибыли на днях, до того напился, что начал палить из пулемета по железной бочке — якорю на рейде, а потом по Генуэзской крепости. Пули залетали даже в немецкую колонию. Потом начал палить по пляжу. Паника была ужасная. Хорошо, обошлось без жертв. А когда к нему подбежали, потащили от пулемета, он выхватил револьвер и ранил двух солдат. Ужас какой!.. Подожди, поедешь, когда перестанут стрелять.
— Мама, я же обещал Кильке.
— Обещал — выполняй! — проговорил отец и пошел вместе с Юрой запрягать Серого, хотя Юра все время повторял:
— Не надо! Я сам!..
Серый нетерпеливо дергал головой, прося повода, но разве можно быстро ехать по дороге, которая еще только позавчера служила руслом ливневому потоку, принесшему из ущелья камни, шифер, ветки! Повозка так и подскакивала.
Купец, темный, как маслина, и подвижной, как обезьяна, клялся всеми святыми, что ключи от амбара находятся у сына, который уехал к бабушке. Но Петр Зиновьевич, уже изучивший его уловки, не хотел ничего слушать и сказал, что если так, то он не даст греку ни одного литра вина из нового урожая: они раньше договорились, что греку будут проданы три бочки очень дешево. Услышав это, грек нырнул в дом. Мешок муки и четвертная бутыль масла были погружены на повозку.
3
Юра отвез отца домой, поставил на повозку корзину груш Бер-Александр и поехал тем же путем в Судак.
Узкая щебенистая дорога, огороженная с обеих сторон колючей живой изгородью, вывела его на перекресток с дорогой, окружавшей Ферейновскую горку.
На перекрестке, словно три богатыря с картины Васнецова, стояли три всадника: два казака и офицер. Только вместо лука, меча и копья у всех поперек седел лежали винтовки, а находившийся посредине офицер в золотых погонах смотрел не из-под руки, а в бинокль.
На подъеме обычно переводят лошадь на шаг, но Юра захотел «шикнуть» перед кавалеристами, благо отца с ним не было. Серый резво вынес повозку на перекресток, но тут случилось неожиданное. Офицер, опустив бинокль, крикнул: «Стой!», а ближний к Юре казак стал Серому поперек дороги. Тот озлился, ощерился на чужого коня, заставив его податься назад, но все же повозка останов вилась.
Офицер подъехал. Он был немолод, кряжист. С широкого морщинистого, в оспинах, лица, из-под густых насупленных бровей на Юру внимательно смотрели глубоко запавшие пытливые глаза. Пышные усы вразлет порыжели от табака. Одет он был, как на парад. Русый казачий чуб выбивался из-под синей с красным околышем фуражки. Синие шаровары с широкими алыми лампасами были заправлены в начищенные до блеска сапоги. На мундире, стянутом ременной портупеей, красовались две георгиевские медали и крест. На погонах три звездочки — значит, поручик. А конь? Картинка! Редкостной буланой масти, высокий, белоногий, с длинной белой отметиной на морде, он имел небольшую сухую голову и очень мускулистую грудь. А седло? Отличное казацкое седло с подушкой.
У поручика на луке кавалерийский карабин, на левом боку шашка, на правом, в кобуре, наган. У казака слева английская винтовка, а у второго — русская трехлинейка. И у всех подвешены на поясе гранаты — «лимонки» и «бутылки», патронташи.
— Солдаты в долине есть? — спросил офицер. Голос у него был простуженный, с хрипотцой.
— Какие солдаты? — не понял Юра-.
— Ты дурачком не прикидывайся, а то я тебе живо чертей всыплю! — пригрозил казак, стоявший слева.