кристаллах и свитках «удачную встречу» или же «выпадающую раз на поколение возможность» тоже не собирался.
И эта возможность появилась рассвете следующего дня, когда огненный диск солнца уже поднимался из-за края моря, а луны на светлеющем небе прятали своё сияние. Ксинг не сразу понял, что произошло — где-то там за горизонтом, на многие и многие ли в стороне от курса, он почувствовал слабый, едва уловимый отблеск знакомой ци.
Не раздумывая, он круто заложил набок рулевое колесо и направился в сторону этого источника, выжимая из «Жаворонка» всю скорость, которые могли дать обновлённые и усиленные красными чернилами заново зачарованные паруса.
Несколько раз ему показалось, что он ошибся, что ему мерещится, что коварный океан в который раз сыграл дурную шутку, растворив и исказив свою могучую энергию. Но по мере приближения уверенность Ксинга крепла, так что он, оставив висеть корабль над поверхностью океана, решительно нырнул под воду.
Морская вода, затекая в лёгкие, неприятно пощипывала ноздри, но Ксинг не обращал внимание. Дыхание его участилось — то ли из-за спешки, то ли из-за плещущейся в теле воды, покидающей нос маленькими пузырьками. Тонкий слой внутренней энергии отталкивал воду от глаз, позволяя видеть на глубине ясно, а не так, как когда-то в Дуоцзя, и Ксинг, ускорившись до предела, направился в глубокую расселину. Элемент Воды ласково обнимал тело и толкал вперёд со скоростью летящей стрелы, так что вскоре Ксинг достиг дна, а затем, петляя через узкие изгибы между кораллами, уступами, растениями, зубастыми рыбами и какими-то страхолюдными монстрами с саблями и трезубцами, приблизился к одиноко плывущей фигуре, налетел на неё и обхватил руками.
Большая серая рыба с шершавой кожей, красно-рыжим гребнем на голове и мощным чешуйчатым хвостом умудрилась развернуться. Её выпученные глаза и приоткрытый полный острых зубов круглый рот придавали безносой морде выражение искреннего удивления.
Дёрнувшись несколько раз в его хватке, рыба обмякла. Она наклонила голову и коснулась своим широким лбом лба Ксинга.
— Ксинг! — прозвучал в его голове знакомый голос. — Это действительно ты!
— Ну здравствуй, Альмирах! — улыбнулся Ксинг, выпустив цепочку пузырьков. — Я по тебе скучал. Мне так тебя не хватало!
☯☯☯
Яркие лучи солнца пробивались сквозь толщу воды, белый песок, покрытые кораллами, подводными растениями и цветами скалистые уступы, снующие тут и там яркие цветастые рыбы — всё это придавало окружающему пространству сказочный, почти нереальный вид. Но Ксинг не смотрел по сторонам, его даже не интересовали дюжины и дюжины окруживших его вооружённых существ, обладающих сильной ци.
— Нравлюсь? — спросила Альмирах, игриво кувыркнувшись в воде.
— Нравишься! — ответил Ксинг, ничуть не кривя душой.
Тут, на глубине лишь дюжины человеческих ростов — почти что на на самой поверхности, Ксинг смог рассмотреть её во всём великолепии. И Альмирах была красива, пусть и нечеловеческой красотой. Красива, словно дельфин, или косатка — с матовой прочной шкурой, блестящей чешуёй, перепонками между пальцами четырёхпалых нечеловеческих рук и хищной гибкой грацией мурены. В её теле ничего не напоминало женщину — плоская серая грудная клетка не имела никаких выпуклостей, а женские бёдра заменял чешуйчатый хвост. Монстры, которым Альмирах приказала остаться в стороне, были на неё похожи, но не совсем — в их пропорциях было что-то неприятное и дисгармоничное.
— А как тебе наши детки? — хищно улыбнулась Альмирах.
— Что? — изумился Ксинг. — Наши?
Тут под водой приходилось общаться с помощью ци, так что он даже на мгновение решил, что что-то неправильно понял.
— Может и не совсем наши, но ты-то уж точно поучаствовал в их рождении!
Она вновь покатилась в беззвучном смехе, продемонстрировав зубастый оскал. На Ксинга накатило странное оцепенение — он знал, что где-то среди бадави у него, возможно, есть ребёнок, к тому же и не один, но никак не ожидал заиметь в качестве детей целый косяк рыбы!
Альмирах, увидев его замешательство, ещё сильнее рассмеялась — её ци несла лукавство и искреннюю радость. Наконец, она решила перестать его мучить.
— Мне и самой не по сердцу эти отродья семени Шарифа. Но они сильны и полезны, их очень много и они беспрекословно меня слушаются. Даже сейчас, столько лет спустя, мне не верится, что теперь я мать. Мать тритонов!
Ксинг подплыл к ней ближе и заключил в объятия. Её тело было прохладным, чуть теплее окружающей воды.
— Что случилось с тобой после нашего расставания? — спросил Ксинг, вкладывая в ци беспокойство и заботу.
Альмирах обмякла в его руках и ответила:
— Мне было очень больно и страшно, но ты пришёл и забрал мою боль. А потом… Во время вашей битвы я оставалась слабой и беспомощной, не смогла ничего сделать. Но ты пришёл снова и защитил. Накатила волна, тот шар выдержал удар, лопнув потом, уже в море. Большая часть отродий Шарифа смыло, но часть осталась со мной, с той, кто её породил. До сих пор не знаю как, но я почувствовала, что каким-то образом могу отдавать им приказы.
— Шариф не рассчитывал, что ты выживешь, — пояснил Ксинг, припоминая подробности многих украденных и прочитанных колдовских книг. — Ему нужна была армия, послушная, сильная и исполнительная. С её помощью он хочет захватить часть моей родины — весь полуостров Дулунхай и главный порт Могао. Поэтому…
— Могао? — удивилась Альмирах. — Но там же столько кораблей и моряков!
— …поэтому он и наложил чары, заставляющие воинов беспрекословно подчиняться. Для этого ему и понадобилось использовать своё семя — это создало нерушимую связь ребёнка и родителя. Вот только он никак не рассчитывал, что выживешь ты — их мать, чья связь с детьми, вышедшими из её чрева, плоти от её плоти, а значит и сила магии подчинения, намного сильнее.
— Это было ужасно! — сказала Альмирах, её ци несла отголосок застарелой боли, страха и печали, если бы русалки могли плакать под водой, она бы рыдала. — Я не понимала, что происходит. Мне было больно, боль выворачивала моё тело, когда его изменяло магией. До тех пор у меня никогда не было ног, но каким-то я образом знала, как этими ногами ходить! Люди мне всегда казались странными розовыми мягкими созданиями, лишь ненамного плотнее медузы, но я начала их воспринимать, словно они — моё племя! Даже Шариф, Шариф! Тогда он показался бы мне привлекательным, если бы не ужасные дела, которые творил! Моя голова болела, мне казалось, что она сейчас расколется и разлетится на тысячи осколков, но я стала понимать его язык! Человеческий язык, эти непонятные колебания воздуха! Тогда я стала человеком по-настоящему, не только телом, но и разумом!
Ксинг ещё сильнее