В двухстах или трехстах ярдах от берега Зверобой свернул парус и бросил якорь, лишь только тогда заметив, что ковчег плывет прямо по направлению к утесу. Судно пошло несколько медленнее, когда рулевой повернул его носом против ветра. Зверобой отпустил канат и позволил неуклюжему кораблю медленно дрейфовать к берегу. Так как у судна была неглубокая осадка, то маневр удался. Когда молодой человек заметил, что корма находится в пятидесяти-восьмидесяти футах от желанного места, он остановил ковчег.
Зверобой торопился: он был уверен, что враги не спускают глаз с судна и гонятся за ним по берегу. Он думал, однако, что ему удалось сбить мингов с толку. При всей своей прозорливости они вряд ли могли догадаться, что именно утес является целью его плавания, если только один из пленников не выдал им эту тайну. Но такое предательство казалось Зверобою невероятным.
Как ни спешил Зверобой, все же, прежде чем подойти к берегу, он принял некоторые меры предосторожности на случай поспешного отступления.
Держа карабин наготове, он поставил Джудит у окошечка, обращенного к суше. Отсюда хорошо были видны и утес, и береговые заросли, и девушка могла вовремя предупредить о приближении друга или недруга.
Ее сестре Зверобой поручил наблюдать за деревьями: враги могли забраться на верхушки и занять командную позицию над судном – и тогда оборона была бы невозможна.
Солнце уже покинуло озеро и долину, но до полного заката оставалось еще несколько минут, а молодой охотник слишком хорошо знал индейскую точность, чтобы ожидать от своего друга малодушной спешки. Но удастся ли окруженному врагами Чингачгуку ускользнуть от их козней? Вот в чем был вопрос. Он не знал, какие события разыгрались за последние четыре часа, и вдобавок был еще неопытен на тропе войны. Правда, делавару было известно, что ему предстоит иметь дело с шайкой индейцев, похитивших его невесту, но разве мог он знать истинные размеры опасности или каково точное положение, занятое друзьями и врагами! Коротко говоря, оставалось лишь положиться на выучку и на врожденную хитрость индейца, потому что совсем избежать страшного риска все равно было невозможно.
– Не видите ли вы кого-нибудь на утесе, Джудит? – спросил Зверобой, как только ковчег остановился.
– Никого, Зверобой. Камень, берег, деревья, озеро, но никакого следа человеческих ног.
– Берегите себя, Джудит, не высовывайтесь наружу, Хетти. У карабина острый глаз, проворная нога и смертельный язык. Будьте осторожны и смотрите во все глаза. Я буду в отчаянии, если с вами случится какая-нибудь неприятность.
– А вы, Зверобой, вы что делаете? – вскричала Джудит, просовывая через отверстие голову и бросая на молодого охотника благодарный взгляд. – И вы должны быть таким же осторожным, как мы. Пуля, смертельная для нас, никому не дает пощады, и мы обе придем в отчаяние, если вы будете ранены.
– За меня не бойтесь, добрая девушка. Ваши глазки очень милы, но, пожалуйста, не смотрите в эту сторону и…
В эту минуту слова Бампо были прерваны восклицанием Джудит.
– Что такое, Джудит? Что? – спросил он торопливо.
– Какой-то человек на утесе! Индейский воин, расписанный и вооруженный!
– Где у него соколиное перо? Воткнуто ли оно в пучок волос, какой имеют на темени воины, или он носит его над левым ухом?
– Соколиное перо над левым ухом.
– Это Змей! – вскричал молодой охотник, бросив руль и быстро перебегая на противоположный конец судна.
В эту минуту дверь каюты поспешно отворилась, и перед Зверобоем остановился молодой могиканин, у которого вырвалось одно только восклицание: «Хуг!» Еще минута – Джудит и Хетти испустили пронзительный крик, а воздух огласился страшным визгом и воем дикарей, выбежавших из-за кустарника на берег. Некоторые уже бросились в воду.
– Отчаливайте, Зверобой! – закричала Джудит, поспешно запирая дверь, через которую вошел делавар. – Отчаливайте! Дело идет о жизни! Дикари плывут к нашему ковчегу.
В одно мгновение Бампо и его товарищ привели в движение Плавучий дом, и после нескольких ловких и сильных взмахов веслами ковчег был на безопасном расстоянии от ружейных пуль.
– Что теперь делают эти проклятые минги, Джудит? – спросил Зверобой, который из-за каюты не мог следить за движениями неприятелей.
– Все исчезли, последний в эту минуту скрывается за кустом на берегу. Вот теперь пропал и он: никого не вижу! Мы в полной безопасности.
Приятели сделали еще одно усилие, подтянули ковчег и подняли якорь. А когда баржа, проплыв еще некоторое расстояние, остановилась, они вторично бросили якорь. Тут впервые после встречи они позволили себе немного отдохнуть. Плавучий дом находился теперь в нескольких сотнях футов от берега и служил такой надежной защитой от пуль, что уже не было нужды надрываться по-прежнему.
Обмен приветствиями, последовавший между друзьями, был весьма характерен для обоих. Чингачгук, высокий, красивый, богатырски сложенный индейский воин, сначала заботливо осмотрел карабин и, убедившись, что порох на полке не отсырел, бросил беглый, но внимательный взгляд по сторонам – на оригинальное жилище и на обеих девушек. Он не промолвил при этом ни слова и постарался не обнаружить недостойного мужчины любопытства, задавая какие-либо вопросы.
– Джудит и Хетти, – сказал Бампо, – с нами вождь племени могикан, о котором я так часто рассказывал вам. Его зовут Чингачгук, что означает «Великий Змей». Так его назвали за ум, рассудительность и необыкновенную ловкость. Он мой старый и искренний друг. Я его узнал по соколиному перу, которое у него над левым ухом, у других воинов оно обычно воткнуто в пучок волос на темени.
И Зверобой добродушно рассмеялся, радуясь, что благополучно встретился с другом при таких опасных обстоятельствах. Чингачгук хорошо понимал и довольно свободно говорил по-английски, но, подобно большинству индейцев, неохотно изъяснялся на этом языке. Ответив с подобающей вождю учтивостью на сердечное рукопожатие Джудит и на ласковый кивок Хетти, он отошел в сторону, видимо выжидая минуты, когда друг сочтет нужным поделиться с ним своими планами и рассказать обо всем, что произошло за время их разлуки. Зверобой понял, чего он хочет, и обратился к девушкам.
– Этот ветерок совсем замрет, лишь только зайдет солнце, – сказал он. – Грести бесполезно. Через полчаса подует южный ветер, и мы распустим парус. А между тем нам с Чингачгуком не мешает потолковать о своих делах.
Сестры удалились в каюту, чтобы приготовить ужин, а молодые люди уселись на носу баржи и начали беседовать. Они говорили на языке делаваров. Но это наречие мало известно даже людям ученым, и мы передадим этот разговор по-английски.