— Не думаю, чтобы мне это понравилось, — заявила Марта.
Анжела, сидя на ковре скрестив ноги, не обратила на ее слова внимания. Но Марта и не заикнулась о том, чтобы выключить телевизор.
Я сказал Энди:
— Поеду с тобой. Больше нечего делать.
Мой отец — жилистый, не очень высокий человек, носит очки. Он похож на атлетическую версию Вуди Аллена, только говорит не так быстро. В то время он был агентом по продаже недвижимости и проводил много времени в отъездах, включая и уик-энды.
Я не очень хорошо помню, как складывались его отношения с моей матерью, за исключением того, что они иногда целыми неделями не разговаривали друг с другом. Помню, как они говорили со мной по отдельности, как будто они два разных кегельбана с единственной кеглей, а кегля эта — я. С Ильзой ничего подобного. Отец замучивал разговорами и ее, и Анжелу. Однако со мной он никогда много не разговаривал. Вероятно, на меня приходилось три процента его разговоров, да и эти проценты были вынужденными.
Однажды в воскресенье я остался один: папа показывал клиентам дом, а Марта взяла с собой всех остальных на передвижной рынок антиквариата. Она и меня спросила, хочу ли я ехать с ними, я отказался под предлогом домашних заданий. Но это было правдой лишь отчасти: большую часть заданий я сделал в пятницу вечером.
Закончив остальное, я был свободен. Приготовил себе сандвич с беконом, поиграл в игру с драконами, просмотрел комиксы в воскресных газетах, и все еще было четверть одиннадцатого. Я подумывал, не позвонить ли мне Энди, и тут услышал машину папы.
Он спросил:
— А где все? А, да, на антикварном рынке. Не хочешь ли удивить их, Лаури?
— Мы их не найдем.
— Они ведь в Бадлейке? На лужайке.
— Марта говорила, что они могут отправиться еще в несколько мест.
— Все равно можем попробовать.
Я ничего не сказал. Он слегка обеспокоенно посмотрел на меня.
— Ты предпочитаешь что-нибудь другое?
— Мы давно не выходили на лодке.
— Уже поздно в этом году. Да и погода неподходящая.
Ночью была буря. Сейчас она прекратилась, но по-прежнему дул сильный ветер, а небо было закрыто серыми тучами, гнавшимися друг за другом.
Я сказал:
— Мы могли бы проверить причал.
Он помолчал.
— Конечно, Лаури.
Лодка у нас была уже два года. Это “Моуди-30” с семью местами в трех каютах. У нее боковой киль, мощный дизель, дающий 20 километров в час, навигационная установка Декка и радар; в камбузе большой холодильник; есть душ. Папа купил его с рук с помощью фирмы, у которой выдался хороший год, так как цены на дома выросли.
По пути на реку папа много говорил. Я только слушал. Постепенно он истощился, и мы вернулись к нашему привычному молчанию. Я понял, что, как обычно, возмущаюсь этим, и решил что-нибудь предпринять.
Я сказал:
— Ты читал сообщение о том, что тело, найденное в обломках треножника, было предварительно вскрыто? Вероятно, вначале об этом не сообщали, чтобы не пугать народ.
— Вероятно, ты прав.
— Но кто мог проделать это вскрытие?
— Наверно, робот, управляемый на расстоянии. Часть тех механизмов, обломки которых найдены в капсуле.
Я сказал:
— Он просто выбежал из фермы. Энди или я могли выбежать из сарая, и тогда нас разрезали бы.
Папа молчал. Я продолжал:
— Ты никогда не рассказывал, что почувствовал… когда это все произошло.
— Разве?
Я резко сказал:
— Не помню, чтобы ты говорил.
— Я помню то утро, — медленно начал папа. — Помню очень хорошо. Проснулся рано, и в шестичасовых новостях было сообщение о странном предмете в Дартмуре. В 6.30 сообщили больше, упомянув, какой он огромный и что он на трех ногах, потом было сообщение об аналогичном предмете в Америке. В семь всякие сообщения прекратились, только министерство обороны перекрыло движение в нескольких районах. Я понял, что изолируют район Дартмура. Вспомнил, как накануне ты рассказывал о вашей разведывательной экспедиции. И сообразил, что ты внутри этого района.
Я несколько смутился:
— Район большой. Там было с полдесятка других команд, они ничего не видели.
— Ну, я был уверен, что ты где-то там, и похоже, происходит что-то неприятное. Я начал звонить — вначале в полицию, затем на Би-би-си, в конце концов — в министерство обороны. Со мной разговаривали так вежливо и уклончиво, что я понял: дело серьезное. Сорвался и накричал на них. Это мне, конечно, ничего не дало.
У папы обычно хороший характер, он не любит ссориться. То, что он сорвался, меня обрадовало. Он продолжал:
— Я уже собрался вывести машину и ехать туда — попробовать прорваться. Но тут сообщили о ракетном ударе и о том, что треножник уничтожен. Я решил, что лучше оставаться у телефона и ждать новостей от тебя. Ждать пришлось долго.
Я сказал:
— Мы были в безопасности в сарае.
Он снял руку с руля и положил мне на плечо.
— Ты поступил разумно, затаившись в сарае. Энди рассказывал, что ты отговорил его от попытки убежать. Мы говорили с Ильзой, и она сказала, что можно рассчитывать на твой здравый смысл.
Я отодвинулся от него.
— Ты знаешь, Лаури, Ильза тебя любит. — Я промолчал. — Любит, как Анжелу.
Звучит глупо.
Я сказал:
— Надеюсь, катер в порядке. Ночью было ветрено.
— Наш участок реки защищен, кроме южного направления. А ветер был западный.
В первое лето мы хорошо попользовались лодкой, но с тех пор почти не выходили в море. Ильзе это занятие не очень нравилось, может быть, потому что в Швейцарии ловят рыбу только в озерах. Ее обычно укачивало. Она не жаловалась и не отказывалась выходить на “Эдельвейсе” — ну и имечко для лодки! — но выходы постепенно прекратились.
— Мы так и не сходили на Гернси.
Возможно, звучало как обвинение. Во всяком случае, отец заговорил извиняясь. Он объяснил, что у него много работы, что его партнер часто болеет. И Марта всегда занята, а нам нужно подстраиваться под нее. У Марты был небольшой дом на Гернси, раньше мы проводили в нем каникулы. В этом году папа с Ильзой и Анжелой ездили в Швейцарию к родителям Ильзы; ее отец — мы называли его Швейцдед — болел. Поэтому я и отправился в летний лагерь.
— В следующем году обязательно сходим, — сказал папа. — В начале лета. А сейчас в Истер. Как насчет Истера?
— Замечательно, — ответил я.
Я готовил уроки, когда зазвонил телефон. Я взял трубку, думая, что звонит Энди. Разобрал одно-два слова, но понял, что звонит Швейцба, Ильзина мать. По сравнению с ее акцентом Ильза — диктор Би-би-си. Я сказал, медленно и отчетливо произнося слова: “Это Лаури. Я позову ее. Пожалуйста, подождите. Warten Sie, bitte”.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});