— Я ить таких мало видал, чтобы от запретов не бегали, — сказал он негромко и серьёзно. — Всё больше души заячьи, как тот вон, — Тихон брезгливо кивнул в сторону притоптанной травы, где недавно обретался Георгий Иванович.
Ира его почти не слушала. В десятке шагов от неё лежал на земле, нелепо раскинув руки, несчастный одноглазый селянин. Он не может быть мёртв — волхвам запрещено убивать; старик всего лишь приказал ему спать… Подниматься на ноги всё ещё страшно; пришлось ползти, путаясь в длинной грязной юбке. С грехом пополам Ира нашла на смуглой шее размеренно бьющуюся жилку. Потеребила своего недавнего мучителя за плечо.
— Проснитесь… Проснись, — поспешно поправилась она, вспомнив о местной вежливости. — Надо в деревню идти. Здесь зверьё всякое, сожрут ещё…
Спустя целую вечность селянин осоловело уставился на неё единственным глазом. Ира даже не вздрогнула: водя дружбу с лихом, и не к такому притерпишься. Ничего не осталось в этом человеке грозного. Он глядел на Иру потерянно, словно впервые её видел.
— Вставать надо, — настойчиво повторила она. — Идти в Березну. Помнишь, в какую сторону?
Селянин с трудом разлепил сухие губы и шумно выдохнул. От него всё ещё пахло кислым потом, но запах уже не внушал страха — только жалость. Наверное, в её силах было защитить беднягу тогда или хотя бы подлечить сейчас, но силами этими Ира не умела пользоваться.
— Пойдём, — взмолилась она, помогая человеку сесть. — В Березну. Всё хорошо будет. Я знаю, ты не со зла…
Он ответил бессвязным мычанием, отчаянием на обветренном лице. На любые мольбы и увещевания — только смотрел и бестолково разевал рот. Ира зло, безнадёжно выругалась. Что там приказал ему чёртов волхв? Забыть обо всём? Вообще обо всём?.. О своём прихвостне Георгий Иванович, значит, заботится, а всеми остальными, выходит, можно пренебречь. Как ему, интересно, клятвы нигде не жмут?
— Пойдём со мной, — вздохнула она, на всякий случай отводя взгляд. Хватит с него. — Я всё равно ни черта не умею. Пусть Зарец… тьфу ты, Яр разбирается. Пойдём. Пожалуйста.
Не без труда поднялась сама, протянула ему руку. Бедолаге пришлось куда хуже, чем ей. Хорошо хоть, в момент показательных выступлений Тихона он уже лежал в отключке. Ельник стоял вокруг сплошной однородной стеной; неровные ряды сероватых колонн, тонущих в колючей зелёной дымке. Дежурно шевельнулся в душе привычный страх. Ни с того ни с сего захотелось плакать навзрыд.
— Тихон! — к лешему подступающую истерику, надо выбираться! — Тихон, где тут выход? Деревня где?
— Там, — шепнул на ухо шальной сквозняк. Нижние лапы столетних елей тяжело качнулись, теряя хвою.
— Поняла, — Ира поднырнула под безвольно висящую руку селянина. Под весом взрослого, хоть и не очень высокого мужика её беспощадно шатало. — Пойдём, здесь не должно быть далеко.
Когда они выбрались на луговину, солнце почти поднялось в зенит. Дневной свет, словно ласковый водопад, смывал с кожи лесные тени. Спотыкаясь о кротовые норы, Ира упрямо потащила покорного попутчика к Березне. Впереди вдоль пыльной дороги не спеша шли люди; коснулся слуха умиротворяющий гул человеческих голосов. Ира с великим облегчением узнала знакомую спину, перечёркнутую длинной чёрной косой.
— Слава! — позвала она и тут же прикусила язык. Обернувшиеся на голос деревенские смотрели на неё недоумённо. — Э-э-э… Слава б-богам, ты здесь…
Изумлённые взгляды сместились с неё на её спутника, потерянно глазеющего по сторонам. Ярослав приблизился стремительным шагом, нашёл пульс на запястье бедняги, чуть сжал пальцы, обеспокоенно нахмурился.
— Ох ты ж, — тихо проговорил он, оглядывая разом сгорбившегося селянина. — Серьёзное дело. Нежить?
— Не только, — Ира качнула головой и одними губами произнесла: — Потом расскажу.
Деревенские опасливо приблизились. Они шли с полевых работ; почти все несли на плечах хищного вида наточенные косы. Целый отряд смертей, разодетых в вышитые рубашки. Ира поёжилась.
— Э! Да то ж Тихомир!
— Ты ж больным сказался!
— Да глянь на него — как есть больной…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Проводите его домой, — твёрдо приказал Ярослав. Одноглазый Тихомир не горел желанием бросаться в объятия односельчан; он вряд ли вообще их помнил. — Дайте воды и оставьте в покое. Я позже приду, посмотрю.
Они не посмели его ослушаться. Неуклюже пошучивая, поддерживая товарища под дрожащие руки, деревенские медленно удалились нестройной толпой; издали казалось, что по дороге бредёт многоногое чудовище с железными клыками-косами. Иру ни с того ни с сего пробрала крупная дрожь.
— Что случилось? — негромко спросил Зарецкий, привычно касаясь её виска.
Стало немножко легче. Ира кое-как перевела дух и выложила всё без утайки. Тихо и быстро, словно боясь, что их кто-то подслушает, схватит, уличит во лжи. Ярослав не перебивал, только хмурился всё больше. Когда Ира наконец выдохлась, он несколько долгих мгновений хранил молчание; она нетерпеливо ждала его слов. Пусть отчитает её за бестолковость, за эксперименты с волшбой, за заигрывание с нежитью — лишь бы не тронул лихо…
— Тихон! — не повышая голоса, позвал Ярослав. Ира вздрогнула, как от пощёчины.
— Не надо! — взмолилась она. Дожила — упрашивает офицера магконтроля пощадить смертельно опасную тварь! — Это я виновата, он просто помог…
Тихон медленно, будто нехотя соткался из воздуха чуть поодаль. Понуро опустил патлатую голову. Ира шагнула вбок, так, чтобы оказаться между ним и Зарецким. Ярослав устало вздохнул.
— Ир, отойди. Я не собираюсь никого жечь, — он демонстративно спрятал руки за спину. — Тихон, расскажи мне про этого… Ергола. Кто он такой?
— А, — лихо обрадованно осклабилось. Ира, подумав, отступила в сторону, чтобы не мешать разговору. — Душонка пропащая. В былые времена в Тайраде при наместнике мыкался, всё местечко потеплее искал. Как Агирлан пришёл, так сразу к тому и перебёг, продавал ему нашего брата… С Драгана начал, Иланой-Искусницей закончил, думал, зачтётся ему. Ить не зачлось — пришлось через грань улепётывать. Вишь, как ловко по-тамошнему выучился, ровно всю жисть прожил…
Ярослав внимательно слушал, склонив голову к плечу. Его пальцы нервно играли с ярко-синей тесёмкой, стягивающей у горла воротник; крохотная растрёпанная кисточка беспокойно металась из стороны в сторону, словно маятник. Тихон не скупился на нелестные эпитеты; должно быть, с волхвом Ерголом его связывала давняя и крепкая вражда.
— Ученика, говорят, примучил, — с отвращением выплюнул он. — Бросил степнякам на растерзание и был таков.
— Это не может быть правдой, — медленно проговорил Зарецкий, качнув головой. — Сила при нём.
— И-и-и, клятва — она ить глупая, — возразил Тихон. — Из любого запрета вывернуться можно. Сам знаешь.
— Нет, — Ярослав упрямо сдвинул брови. — С его учеником, очевидно, почти всё в порядке. Они перешли границу вместе. Потом этот Ергол… попал в поле зрения правосудия, — он со значением оглянулся на Иру, словно приглашая начать соображать. — Ученик… ученик, похоже, уже нет. Год как-то пережили, а потом наставник куда-то сгинул на пятнадцать лет. Из дела — и из жизни Кузнецова.
Вот он к чему! А ведь правда, сходится. Помнится, Викентьев на допросе заострил на этом внимание: пятнадцать лет нелегальной практики… Наставник куда-то делся… Ира не помнила, какое имя назвал тогда Кузнецов, но наверняка что-то такое, созвучное. Одна только нестыковка, весьма значительная.
— У Кузнецова сил совсем нет, — буркнула Ира. — Ты его сам тогда отпустил…
— Точно, нет сил, — Зарецкий мрачно усмехнулся. — Он нарушил запрет.
— Какой?
— Какая разница? Клятва сработала.
— Тогда он бы умер, — недоумённо пробормотала Ира и тут же охнула, ошеломлённая припозднившейся догадкой. — А-а-а… Жизненная сила…
— Агась, — важно кивнул Тихон. — Ученичок, выходит, весь дар-то и растерямши. Только и годится нынче, что девиц пугать.
— Спасибо, Тихон, больше не задерживаю, — сказал Ярослав вежливо, как посетителю, забравшемуся на двенадцатый этаж Управы.