– Я чувствовала, что ты сегодня не со мной. Ты всё время где-то витал. Стоило догадаться.
Её приподнятое настроение улетучилось, как дым на ветру, и ему на смену пришла озабоченность. Определённо – она самый переменчивый человек из всех, кому удавалось поразить Лазаря своей индивидуальностью. Ещё секунду назад её глаза беззаботно смеялись, а теперь преисполнены искреннего сострадания – как такое возможно? Интересно, как изменится её настроение, если сказать сейчас, что всё это ерунда, и попросить не брать в голову? И, что более важно – как быстро?
– Ну, теперь мы хотя бы на одной волне, – заметила Яника. – Рассказывай, что тебя гложет?
Аллея заканчивалась тупиком у выщербленной кирпичной стены. Широкие каменные ступени справа поднимались к железным воротам, выходящим на Пушкинский проспект. Узкая тропинка слева сбегала вдоль стены и уводила обратно вглубь парка. Фонари здесь светили ещё глуше, и Яника зябко прижалась к Лазарю. Они замедлили шаг.
– До сих пор мне не было до Игры особого дела, – признался Лазарь, ощущая под боком согревающее тепло её тела. – Знаю, звучит по-дурацки романтично, но так и есть. В целом, мне вообще ни до чего не было дела, кроме тебя. В контексте меня, естественно.
Яника хихикнула у него из подмышки. Она реагировала так почти на каждую шутку Лазаря, независимо от степени её удачности, и порой ему казалось, что это просто вошло у неё в привычку, и что та же самая шутка из уст кого-то другого не вызовет у неё и тени улыбки.
– А что изменилось сегодня? – спросила она. – Ты и раньше всё знал о Марте с самого детства. И дверь на задний двор не стала для тебя открытием. То, что рано или поздно она обязательно появится снова, ты предсказывал с самого начала.
Тут она права. В отличие от самой Марты, неизбежность рецидива «двери на задний двор» не вызывала никаких сомнений с того самого дня, когда Лазарь впервые залез к ней в голову. Игра не была бы Игрой, завершись всё прошлой весной. Чего Лазарь действительно предвидеть не мог, так это влияния, которое дверь оказала на него самого.
– В том-то и проблема, что ничего не изменилось. Это дело и раньше казалось безнадёжным. Сегодня я не приблизился к разгадке ни на шаг. Я уже вообще ни на что не надеюсь…
Невероятно: он только что расписался в собственном бессилии! Слышал бы сейчас Сенс...
– Раньше меня это не особо напрягало, понимаешь? Я изначально не считал это дело по-настоящему своим. Относился к нему, как чьей-то неудачной шутке.
– А теперь считаешь, – угадала Яника.
– Сегодня через Марту мне передалась вся безысходность её ситуации... вся отчаянность. В жизни ничего похожего не испытывал. Одно дело копаться в воспоминаниях девчонки о «двери», и совсем другое – опробовать её действие на себе. Думал, по выходу из инсона неприятное ощущение оставит меня, и всё станет, как прежде – обычно так оно и случается. Но сегодня… – Лазарь заглянул в лицо Яники – хотелось видеть её реакцию: – Оно не отпускает меня до сих пор. Правда, я ещё надеюсь, что завтра мне полегчает. Может, напиться для верности? Ты водку пьёшь?
Раньше он десять раз подумал бы, прежде чем коснуться темы алкоголя в разговоре с Яникой. Но это раньше.
– Только под хорошую закуску! – рассмеялась та, толкая Лазаря плечом в бок. Посерьёзнев, добавила: – Ты же понимаешь, напиться и забыться не получится. Ты снова пойдёшь туда, и всё вернётся.
«А можно не возвращаться!» – пискнула в голове трусливая альтернатива.
– Какой смысл? Я ничего не могу сделать, ни на что не могу повлиять. Я заперт внутри неё, как в карцере, наедине с чужими мыслями и страхами. Я не вижу ни единого способа оттуда вырваться. Тогда в чём смысл моего пребывания там?
Невероятно – он просит совета! Всё-таки хорошо, что они забрели в эту глушь.
– Причины есть у всего, даже когда их нет, – задумчиво сказала Яника. – Твоя философия.
На что она намекает? Неужели имеет какие-то соображения по этому поводу?
Они достигли конца аллеи и остановились на распутье. Направо – выход в город, налево – обратно в парк. Лазарь притянул Янику к себе и нежно поцеловал в губы.
– И что ты об этом вспомнила, тоже не беспричинно, – сказал он, когда их лица соприкасались друг с другом только кончиками носов. – Может, поделишься?
Яника пожала плечами:
– Ничего такого. Просто чутьё.
– Чутьё?
– Ну, хорошо. Просто я заметила связь: когда ты оказываешься в инсоне Марты, ты как бы заперт в её голове, так? То же самое происходит с девочкой. Когда она переступает порог двери на задний двор – она словно оказывается в чужом теле, в теле той Марты. Тот мир чужой для неё, полная противоположность её настоящей жизни, и, тем не менее, она досконально знает его, ей всё в нём знакомо. Как и тебе всё знакомо...
– …в инсоне Марты, – договорил за неё Лазарь.
Теперь и он видел связь. Такая очевидная – и как она раньше ускользнула от него? Истинно, любовь – касторка для мозга.
– Именно! – просияла Яника. – И я подумала: а что, если это неспроста? Согласись, если учесть этот факт, открывается богатое поле для размышлений… ой!
От тропинки у стены послышался цокот когтей об асфальт – звук, неизменно вызывавший у Лазаря рефлекторное оцепенение. Как-то в детстве он услышал этот звук у себя за спиной, а когда обернулся, на него мчалась свора бродячих собак.
Лазарь инстинктивно прижал Янику к груди, прикрывая собой, и обернулся. На аллею выскочила красивая немецкая овчарка, без намордника, но с ошейником. Не обращая внимания на сжавшихся от страха людей, собака принялась увлечённо обнюхивать землю под их ногами, периодически касаясь икр Лазаря то мохнатым боком, то хвостом. Секунд через десять на аллею выбежал запыхавшийся мальчишка лет тринадцати. Шапка сбилась на затылок, мокрые от пота волосы слиплись на лбу затейливым чёрным узором.
– Не бойтесь! – закричал он и подбежал к овчарке. – Она не тронет!
– Она уже раз пять тронула, – заметил Лазарь. Мягкий нос только что ткнулся ему под колено. – Ещё пару раз, и я начну возбуждаться.
– Эй! – возмутилась Яника. – Стоишь в обнимку с любимой девушкой, а возбуждаешься от прикосновений собаки?
– Что я могу поделать: она стимулирует мою естественную эрогенную зону.
– У тебя эрогенная зона под коленями?
– Нет – сантиметров на пятьдесят повыше, и… в глубину не замерял, если честно.
Мальчик схватился обеими руками за ошейник и оттащил овчарку. Лазарь с Яникой разомкнули объятия и принялись наблюдать за стараниями парня пристегнуть к ошейнику поводок. Овчарка юлила у ног хозяина и никак не давалась.
– Уймись, Агата, уймись. Сидеть! Сидеть!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});