Особенно больным вопросом с первого дня войны стала связь. Если Манштейн или Гудериан, находясь в штабном автобусе, полностью контролировали действия своих войск, то советские военачальники осуществляли руководство с помощью посыльных и делегатов связи, маршалы мотались по театру военных действий в поисках командующих фронтами и армиями. Привыкнув руководить своими частями по телефону, не выходя из штаба, красные командиры оказались совершенно беспомощны в полевых условиях. Тому есть немало свидетельств:
«Действительно, связь была самым слабым нашим звеном… Слабая, с длительными перерывами радиосвязь была причиной опоздания информации, направляемой с линии фронта в высшие штабы. Поэтому и решения, которые принимались в штабах и, в свою очередь, передавались на фронт, часто не соответствовали изменившейся боевой обстановке», – генерал-полковник В.С. Архипов (Юго-Западный фронт).
«Командный состав и штабы всех соединений, в том числе и штаба армии, не умели управлять войсками при помощи радио и не любили этот вид связи из-за трудности его применения по сравнению с проводной связью», – генерал-полковник Л.М. Сандалов (Западный фронт).
«…В результате личной недисциплинированности отдельных командиров и начальников первый этап марша выявил ряд существенных недостатков, за которые в боевых условиях придется расплачиваться жизнью наших воинов. Штаб дивизии подготовкой частей к маршу и в период марша не руководил, связи с ними не имел до десяти часов 19 июня. Части были предоставлены сами себе. На десять часов 19 июня в штабе дивизии не было никаких данных о боевом и численном составе полков», – подводил итоги учений за три дня до германского нападения командир 28-й танковой дивизии полковник Черняховский (Северо-Западный фронт).
Это уже диагноз!
Тактическая безграмотность командиров, вопиюще низкий уровень боевой подготовки рядовых красноармейцев привели к тому, что Красная Армия терпела одно поражение за другим, имея шестикратное превосходство в танках и более чем трехкратное в авиации. Основным занятием советских воинов всегда было главным образом несение нарядов и хозработы, плюс обязательные политбеседы. Зато на практическую подготовку механика-водителя танка отводилось всего 5 часов, но многие имели всего 1,5–2 часа практики вождения, в то время как в Вермахте – не менее 50 часов. В результате из-за неопытности экипажей в условиях форсированных маршей случались частые поломки, которые никто не мог устранить; в коротких перерывах между боями офицерам приходилось обучать танкистов самым элементарным навыкам, таким, как вождение боевой машины и стрельба из пушки. Мы неустанно наращивали выпуск танков, а немцы повышали уровень подготовки экипажей. Мы жалуемся, что не успели освоить новую технику, а «старую» разве можно освоить за 2 часа?
Советская бронетехника применялась без разведки местности, без поддержки артиллерии, пехоты, авиации, без учета ее боевых возможностей и назначения. Так, боевая обстановка диктовала для слабобронированного БТ-7 соответствующую тактику действий – ведение огневого боя из засад, с использованием естественных и искусственных укрытий, которые давали возможность снизить вероятность попадания вражеских снарядов и одновременно позволяли подпустить танки противника поближе, на дистанцию, когда от 45-мм снаряда не спасла бы и 30-мм броня.
Именно такую тактику англичане применяли в Северной Африке. И условия были схожими: те же танки со стороны немцев и практически полные аналоги БТ-7 – крейсерские танки – со стороны англичан. Последние отличались даже рядом преимуществ перед нашей машиной: более многочисленный экипаж, хорошие приборы наблюдения и средства связи. Однако немцы превосходили английские крейсерские танки все в той же броневой защите. Англичане использовали укрытия из мешков с песком, завалы из камней, иногда просто зарывали танки в песок по башню и получали необходимый эффект – они несли значительно меньшие потери в обороне.
К тактике танковых засад у нас перешли только осенью 1941 года, после того как было выбито 90 % советских танков. Боевой устав предусматривал для танковых частей только один вид боя, как в наступлении, так и в обороне, – атаку. Стрельба с места в обороне допускалась в исключительно редких случаях. И сотни легких танков бросались во встречный бой или под прицельный огонь противотанковой артиллерии.
Генерал Меллентин оставил свое описание танковых сражений 1941 года: «В 1941 и 1942 годах тактическое использование танков русскими не отличалось гибкостью, а подразделения танковых войск были разбросаны по всему огромному фронту… Особенно слабое понимание методов ведения танковых боев и недостаточное умение проявляли младшие и средние командиры, им не хватало смелости, тактического предвидения, способности принимать быстрые решения. Первые операции танковых армий заканчивались полным провалом. Плотными массами танки сосредоточивались перед фронтом немецкой обороны, в их движении чувствовалась неуверенность и отсутствие всякого плана. Они мешали друг другу, наталкивались на наши противотанковые орудия, а в случае прорыва наших позиций прекращали движение и останавливались, вместо того чтобы развивать успех. В эти дни отдельные немецкие противотанковые пушки и 88-мм орудия действовали наиболее эффективно: иногда одно орудие повреждало и выводило из строя свыше 30 танков за один час. Нам казалось, что русские создали инструмент, которым они никогда не научатся владеть…»
В результате механизированные корпуса оказались неспособными решить бездумно поставленные им задачи и были разгромлены в первые же дни войны. Это заставило Ставку принять 15 июля решение о расформировании мехкорпусов, продолжавшемся до сентября 1941 года. Танковые дивизии передавались в подчинение командующим армиями, а моторизованные реорганизовывались в стрелковые. В конце августа Наркомат обороны утвердил штат танковой бригады полкового состава на 93 танка. Танковый полк бригады состоял из трех батальонов. Один батальон комплектовался тяжелыми и средними танками (рота КВ и две роты Т-34), два других – легкими (шесть рот Т-26, БТ-7). До конца года количество машин в танковой бригаде неуклонно сокращалось.
Таким образом, несмотря на беспрецедентную в истории милитаризацию всей жизни страны, Советский Союз и его Вооруженные силы оказались в итоге неготовыми к требованиям современной войны. Главной причиной катастрофы 1941 года стала не внезапность германского нападения, а преимущество Вермахта в боевой подготовке, преимущество германского командного состава в стратегическом, оперативном и тактическом мышлении, преимущество в уровне организации и взаимодействия родов войск, короче говоря, больший профессионализм немецкой армии. Это подтверждает даже такая маленькая деталь: в РККА один офицер приходился на 6 солдат и сержантов, в Вермахте – на 29 бойцов, тем не менее все советские источники жалуются на нехватку командного состава.
В эйфории от первоначальных успехов Восточного похода Гитлер 14 июля 1941 года отдал приказ о подготовке реорганизации Вермахта в предвидении перенесения основных усилий на борьбу с Англией и США, которая должна была выйти на первый план после разгрома СССР. Предусматривалось увеличить численность военно-морских и военно-воздушных сил за счет сокращения сухопутных войск, в составе которых одновременно планировалось увеличить количество танковых и моторизованных дивизий. Так как Германия не обладала экономическими возможностями для выполнения этой программы в условиях сохранения темпов производства вооружений для сухопутных войск, было решено переориентировать производство на нужды авиации и флота. В результате военное производство для сухопутных войск стало снижаться. Так, производство боеприпасов сократилось с августа по декабрь 1941 года на 13,6 %, а вооружений – на 29 %, что не позволяло одновременно накапливать запасы и восполнять потери на фронте. В 1941 году германская промышленность произвела 540 тысяч тонн боеприпасов, а Вермахт израсходовал только на Востоке 583 тысячи тонн; «в результате боевая мощь немецкой артиллерии была подорвана».
В июле Генеральный штаб стал детально разрабатывать вопрос о скором возвращении в Германию войск после победы над Советским Союзом и о порядке его военной оккупации. 15 июля завершилось составление доклада ОКХ «Об оккупации и охране русского пространства и о строительстве сухопутных сил после окончания «Барбаросса».
Для оккупации завоеванного «жизненного пространства» следовало оставить «возможно меньшие силы» – 56 дивизий. Их распределение «должно будет отвечать политическому расчленению, которое составит «четыре государственных образования»: Прибалтику, Россию, Украину, Кавказ. Генеральный штаб определил, что «Западную и Восточную Россию» займут танковые соединения 3-й и 4-й танковых групп; Украину и Кавказ – 1-й танковой группы. Войскам Гудериана предстояло стать подвижным резервом. Пехотные соединения «будут сосредоточены в тех же районах, где и танковые, и вместе они составят небольшие оперативные группы». Одновременно Верховное командование установило, что с начала августа 1941 года войска начнут возвращаться из России на родину, а число войск, завершающих последние операции, будет сведено до минимума.