Одна только мысль, что и я превращусь в женщину, пугает меня больше смерти. Неужели мой мужской разум, мой выверенный стиль письма, моя размеренная речь и строгость нравов падут под натиском скрывающейся в женском начале похоти и легкомыслия? Неужель я начну писать про розовые или еще какие закаты, неужель я буду падать в обмороки, вскрикивать при виде пауков, терять голову от запаха мужчины и буду без ума от восклицательных знаков? Нет, уж лучше смерть.
Они собрались там – кричат мне, требуют, чтобы я выходил. Я слышу, как рулевой кричит, что в него я войду первым, слышу капитана, который хочет, чтобы я выпил рома из него, слышу их всех, проклятых, потерянных, отданных в откуп гадкому артефакту, питающемуся людской похотью и людской же кровью. Кто-то просунул руку в смотровое окошко, и я без зазрения совести отрубил женскую кисть кинжалом с выгравированным на рукояти заклинанием. Я нашел арбалет, но не нашел для него стрел. Не знаю, может, плохо искал. Они ласкают себя и друг друга так, чтобы я слышал, они кричат Патриции с просьбой их впустить, и бедняжка все молится. Ее всю трясет. Она просит ее связать, и я, наверное, так и сделаю. Днем я доверяю ей полностью, но ночью она становится сама не своя. Вот и сейчас сидит в своем уголке и все бросает на меня взгляды, а сама уже взялась за какую-то вытянутую штуковину вроде скипетра. Знаю я их любовь к вытянутым твердым предметам. Я без труда справлюсь с ней, если она на меня бросится, это ведь всего лишь девушка, и не из крупных, но нельзя допустить, чтобы она застала меня врасплох. Если подумать, ей достаточно хлопнуть меня по голове чем-нибудь тяжелым, тем же скипетром, а передвигается она так тихо, что диву даешься!
Так или иначе, друг мой, помни, что я всегда остаюсь мужчиной. А если нет – то это уже буду не я. Встреть корабль в порту и, если понадобится, уничтожь всю команду, а еще лучше – затопи его вместе со всем содержимым. Если я буду жив и это буду я – то я дам тебе знать об этом. Если же нет…
Если же нет, то помоги нам, Светлый.
Письмо седьмоеМой милый друг!
Слава Светлому, что мы добрались!!! Не воспринимай меня серьезно, все, что я написал – шутка. Я просто смеялся над тобой! Извини, что так долго не писал, просто пришлось помогать команде!!! Они очень веселые, мы подружились! Но это особенно сложно, потому что я на солнце сгораю почти полностью, это очень больно! Ты меня ждешь? Я думаю, наверное! Я уже предвкушаю, как буду пить с тобой дорогое пиво целыми чашами, а потом возвращаться до дому под рассветом! Помнишь, мы думали однажды когда-то, какого цвета рассвет?! Мы еще тогда тошнили прямо под кусты, фу! Так вот, я понял!!! Я тогда просто не смог сказать, а рассвет был нежно-персиковый, может, немного с вишневым отливом!!! Правда, здорово?!
Меня не встречай, я и сам до тебя дойду, только попозже!
Кстати, к тебе скоро придет одна моя знакомая! Она очень хорошая девушка, и очень красивая и умная, она у тебя поживет совсем немного, хорошо?! Пусти ее хотя бы на одну ночь, это очень важно!!!!! И у тебя же осталась одежда твоей сестры после ее замужества, или ты все отдал?! Если осталась – то хорошо, а если нет – срочно купи!!! У моей подруги одежду всю украли, пришлось дать мою!!!
Ну, все!
Мне пора!!!
После строк: Ты когда-нибудь видел дельфинов?!?!?! Я сегодня видел!! Они такие волшебные!!!!!!
Константин Кривчиков
И кровь на ее губах
Я бы давно стер это из памяти – если бы смог. Но когда стоишь ночью у штурвала и смотришь на Путеводную звезду, то воспоминания неизменно приводят в те дни, когда я впервые увидел ее – увидел, чтобы затем стараться забыть навсегда; и помнить вечно.
Родился я в местности Сеговия, в небольшом селении по прозванию Аревало, в семье зажиточного крестьянина Диего Риверы. К тому времени, когда все случилось, мне исполнилось шестнадцать лет. И тут Кастилию черным крылом накрыла оспа. В считаные дни ужасная болезнь скосила матушку, старшего брата и двух сестер.
Тогда в селении и появился старик Игнасио с внучкой Летицией. Они пришли с юга, от границ с Гранадой, где королева Изабелла вела войну с маврами. Наш маленький трактир, устроенный на первом этаже дома, был закрыт, но Игнасио, постучавшись в ворота, попросил приютить его с внучкой на несколько дней. Отец, соблазненный блеском серебряной монеты, согласился.
Направлялись путники, по словам Игнасио, в Астурию, где он жил в юности, пока не нанялся матросом на корабль. А дальше очутился в Малаге, затем в Севилье… Обо всем этом старик рассказывал отцу вечером за кружкой вина, а я слушал, перебирая горох и не сводя глаз с Летиции. Высокая и стройная, с темно-рыжими кудрями и продолговатыми зелеными глазами, гостья с юга была несравнимо красивей любой девушки из нашей деревни. Игнасио же все подливал отцу вина и платил, доставая из толстого кошелька серебряные монеты.
В ту ночь мне не спалось. Смуглое лицо юной красавицы с необычно длинным и раскосым разрезом глаз не шло из головы. Я еще тогда не знал, что так начинается любовная горячка.
Заснул я поздно и настолько крепко, что проспал петухов. Разбудили меня яркие солнечные лучи. Опасаясь получить нахлобучку от отца, я торопливо оделся и спустился со второго этажа, где находились жилые комнаты. Еще на лестнице я услышал низкий женский голос, напевавший песню на мавританском языке, и невольно вздрогнул – такую же песню иногда пела покойная матушка, происходившая из рода крещеных мавров. На кухне Летиция раскатывала тесто. Увидев меня, она оборвала пение и лукаво улыбнулась.
– Проснулся? Я сама печь растопила. Иди быстрей за водой, пока отец не рассердился.
– А где он?
– Деду моему ваше хозяйство показывает. А я вот кухней занимаюсь – раз ты спишь.
Она негромко, с хрипотцой, засмеялась, выпятив и без того высокую грудь. Покраснев от смущения, я схватил в углу ведра и поспешил к колодцу, чтобы наполнить водой кухонную бочку.
Никогда в жизни я не носил воду так споро – мне хотелось как можно быстрей завершить работу и покрутиться рядом с Летицией. Но появился отец и сказал, что пора чистить коровник, пока он не утонул в навозе; а как закончу – чтобы брался за колку дров.
Я колол дрова, когда отец позвал меня, выводя из конюшни лошадь.
– Ты куда? – спросил я.
– Запрягу в телегу и съезжу в лавку, пополнить припасы. Траур трауром, а трактир нужно открывать.
– Мы же вдвоем не справимся.
Отец пожал плечами.
– Наймем кого-нибудь.
– Я с тобой?
– Нет, у тебя дел хватает. Я наших постояльцев возьму, чтобы не скучать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});