Читать интересную книгу Без единого свидетеля - Джордж Элизабет

— Они?

— Похоже, их было двое. Оба мужчины, судя по всему. Пожилая женщина выгуливала собачку в конце Уэст-Итон-плейс. Она как раз вывернула из-за угла с Чешем-стрит. Ты представляешь, где это место?

— Что она видела?

— Расстояние было довольно большое. Два человека выскочили на перекресток со стороны Итон-террас. Они как будто заметили женщину и сразу же нырнули в переулки. Там у кирпичного забора стоял припаркованный рейнджровер. У него на капоте появилась вмятина. Полиция Белгрейвии считает, что эти парни вскочили на рейнджровер и перепрыгнули через забор в сад. Ты знаешь то место, о котором я говорю?

Да, он знал это место. Позади кирпичной стены тянется полоса садиков, каждый из которых тоже огорожен забором. Они принадлежат жильцам Кадоган-лейн, которая в свое время представляла собой конюшни, как и десятки других переулков в районе, принадлежавшие внушительным поместьям поблизости. Потом эти конюшни были переоборудованы в гаражи, а гаражи впоследствии превратились в жилые дома. Вся округа состояла из сложного переплетения улочек и переулков. Здесь легко можно было скрыться от излишне любопытного взгляда. Или убежать от преследования.

— Это еще не все, Томми, — сказал Сент-Джеймс.

— Что еще? — спросил Линли.

— Девушка, работающая няней в одном из домов на Кадоган-лейн, сообщила в полицию о взломе, вскоре после того, как Хелен… вскоре после того. Примерно через час. Она сейчас дает показания. Она была в доме, когда туда вломились.

— Что уже известно?

— Только то, что кто-то проник в дом. Но если это связано — а я уверен, это должно быть связано — и если те, кто проник в дом, вышли оттуда через переднюю дверь, тогда нас ожидают хорошие новости. Потому что на одном из домов Кадоган-лейн установлены камеры скрытого наблюдения, и на них видна вся улица.

Линли смотрел на Сент-Джеймса. Он отчаянно хотел, чтобы эти сведения взволновали его, потому что их значение было ему понятно: если потревоживший покой няни взломщик вышел из дома в нужную сторону, то есть шанс, что его засняли видеокамеры. И если его засняли камеры, то это большой шаг вперед к свершению правосудия. Но какое значение имеет правосудие теперь, когда ничего не изменишь?

Однако он кивнул. От него ожидали этого.

Сент-Джеймс продолжал:

— И это еще не все, Томми. Этот дом с няней находится на приличном удалении от помятого рейнджровера в переулке.

Линли старательно думал, что следует из этого факта. У него не было никаких идей.

Тогда Сент-Джеймс рассказал дальше:

— Их — дом и машину — разделяют восемь или девять садов. Это означает, что тот, кто перепрыгивал через стену, где стоял рейнджровер, должен был продолжать в том же духе — перелезать через один забор за другим. Так что сейчас полиция Белгрейвии обыскивает все эти сады. Там обязательно должны быть улики.

— Понятно, — сказал Линли.

— Томми, они обязательно что-нибудь найдут. И довольно скоро.

— Да, — сказал Линли.

— Как ты? В порядке?

Линли задумался над вопросом. Снова посмотрел на Сент-Джеймса. «В порядке». Что значит это выражение? Дверь открылась, и вошла Дебора.

— Ты должна поехать домой, — сказал Линли. — Ты больше ничего не можешь сделать.

Он понимал, как прозвучали его слова. Он понимал, что она неверно истолкует их, услышит обвинение, которое там было, хотя направлено было не на нее. Но когда он видел ее, то сразу вспоминал, что она последней видела Хелен, последней слышала, как Хелен говорит, последней смеялась вместе с ней. И он не мог вынести этого слова «последней». Точно так же, как не выносит теперь слова «первый».

— Если ты так хочешь, Томми, — сказала Дебора. — Если тебе это поможет.

— Поможет, — сказал он.

Она кивнула и пошла забрать свои вещи. Линли сказал Сент-Джеймсу:

— Я сейчас иду к ней. Хочешь со мной? Я знаю, ты не видел…

— Да, — ответил Сент-Джеймс — Я хотел бы пойти с тобой, Томми.

И они пошли к Хелен. Она казалась маленькой по сравнению с приборами, которые поддерживали ее в статусе матки. Она казалась ему восковой куклой — все еще Хелен, но уже и не Хелен, больше не Хелен. А в это время внутри ее, неизлечимо поврежденный, но кто знает, насколько сильно…

— Они хотят, чтобы я решил, — сказал Линли. Он поднял безжизненную руку жены. Сжал ладонью ее вялые пальцы. — Я не вынесу этого, Саймон.

За руль сел Уинстон, и Барбара Хейверс была благодарна ему за это. Целый день она не позволяла себе думать о том, что происходит в больнице Святого Фомы, и теперь новость о Хелен Линли подействовала на нее как удар в живот. Разумеется, она не рассчитывала, что прогноз будет оптимистичным, но, думала она, люди сплошь и рядом выздоравливают после пулевых ранений, да и современная медицина достигла неслыханных высот, так что шансы Хелен наверняка довольно высоки. Но оказывается, медицина так и не научилась излечивать мозг, который долгое время оставался без кислорода. Хирург не может взять и исправить такое повреждение, если только он не волшебник и не мессия, который лечит наложением рук. То есть после того как к жизни стало применимо слово «вегетативная», назад уже не повернешь. Поэтому Барбара привалилась боком к дверце машины Уинстона и сжала зубы с такой силой, что к моменту прибытия на место, уже в полной темноте, ее челюсти пульсировали болью.

Забавно, думала она, пока Нката парковал машину со свойственной ему квазинаучной точностью. Она никогда не думала о районе Сити как о месте, где люди живут. Они работают здесь, естественно. Они приезжают на концерты в «Барбикан». Туристы приходят посмотреть на собор Святого Павла. Но когда закроются все деловые и культурные учреждения, это место должно бы превратиться в город-призрак.

Однако на углу улиц Фанн-стрит и Форчун-стрит дело обстояло иначе. Жилой комплекс Пибоди-истейт — приятная, фешенебельная многоквартирная застройка с видом на безупречно ухоженный сквер с подрезанными на зиму розами, кустарником и газонами, — ждал своих обитателей домой после рабочего дня.

Предварительно они позвонили. Они решили, что на этот раз не будут вырваться в дом, а подойдут к делу иначе — поговорить как профессионалы с профессионалом. Им нужно проверить кое-какие факты, и они пришли только за этим.

Первое, что сказал Хеймиш Робсон, открыв дверь, было:

— Как состояние у жены суперинтенданта Линли? Я видел новости. Говорят, что у полиции уже есть свидетель. Вы слышали? И еще какая-то видеозапись, хотя я не понял откуда. В новостях сказали, что вскоре покажут портрет…

Он подошел к двери в резиновых перчатках, что выглядело очень странно, пока он не провел их на кухню, где полным ходом шло мытье посуды. Похоже, он был заядлым кулинаром, если судить по удивительному разнообразию кастрюль и мисок на рабочей поверхности; в сушилке над мойкой уже влажно поблескивали тарелки, столовое серебро и бокалы — в таком количестве, что их хватило бы как минимум на четырех человек. Мойку заполняла мыльная пена. Кухню Робсона вполне можно было снимать для рекламы моющего средства.

— Ее мозг мертв, — ответил Уинни. Барбара не могла заставить себя произнести это вслух. — Она подключена к аппаратам, которые поддерживают в ней жизнь. Это потому, что она беременна. Вы ведь знаете, что она беременна, доктор Робсон?

Робсон стоял, погрузив руки в пенную воду, но, услышав это, вынул их из воды и оперся ими о край раковины.

— Мне очень жаль.

Это прозвучало искренне. Может, на каком-то уровне ему действительно жаль Хелен Линли. Некоторые люди умеют при надобности разделять свою личность на части.

— А как сам суперинтендант? Мы с ним договорились встретиться в тот день… когда все это случилось. Он так и не пришел.

— Он держится, — сказал Уинстон.

— Я могу как-то помочь?

Барбара достала из сумки заключение о возможном характере и внешности серийного убийцы, составленное Робсоном. Она спросила:

— Вы позволите? — указывая на аккуратный стол из хрома и стекла, который стоял в обеденной зоне, в некотором отдалении от мойки.