Читать интересную книгу Дом, в котором... - Мариам Петросян

Он моргает. В смысле что — а кто я?

— Ты — Ужас, Подкрадывающийся в Ночи! Ты — Хищник, жующий потрох врага! Ты — Стрелок по Мишени! Ты — Чума и Погибель!..

На двойника все это не очень действует. То есть он послушно перекашивается и принимает еще более зловещий вид, но все равно видно, какой он на самом деле маленький и трухлявый.

— Жаль, что у меня нет при себе гири, да, очень жаль, и нечего мне тут таращиться!

Я вытаскиваю из-за уха фломастер и рисую на зеркале зубастую улыбку. Щетинистую, как расческа. И быстро откатываюсь назад, чтобы не увидеть, как двойник выпрыгнет из нее. Он и не успевает.

Я еду, думая о том, сколько же я всего не успел в жизни.

Я не научился играть на флейте и показывать карточные фокусы. И делать перечный коктейль. Я ни разу не был на крыше, не посидел там ни на какой трубе и ничего в эту трубу не бросил громыхающего. Я не влезал на дворовый дуб. Я не нашел ласточкино гнездо и не съел его. И не запустил самого большого и пугающего воздушного змея ранним утром перед Фазаньими окнами. Я даже до сих пор не прочел послание из давних времен, сложив все ничьи предметы, сколько их было в Доме.

Отягощенный такими мыслями, вкатываюсь в Кофейник, надев предварительно очки.

Пара Крыс, тройка Псов и в дальнем углу — Русалка с Рыжей. У них на столе три чашки, значит, кого-то ждут, а этого кого-то нет, так что вполне можно представить, что ждали они меня. Я рулю к ним, говорю: «Спасибо-спасибо», — и забираю чашку.

Кофе с молоком. Значит, ожидался Лорд, а не Сфинкс. Сдвигаю очки на лоб и пью. Никогда не удается проделать это без чавканья, даже в присутствии девушек.

— Табаки, ты подрался с кем-то? — спрашивает Рыжая, внимательно в меня всматриваясь.

— Зверски подрался, Даже вспомнить страшно. Скажу только, что у него появилась вторая улыбка, это все, что я могу вам рассказать, не вдаваясь в гнусные подробности.

Они переглядываются. Рыжая в рубашке с огурцами, которую я откопал для нее в позапрошлый меняльный вторник, Русалка в сером жилете, в прорезях которого все еще вопросительные знаки. Двадцать «почему», пугающе соответствующих обстановке и общему настрою.

— Бедняга, — говорит Русалка, подразумевая пострадавшего.

Тепло так говорит.

— Действительно, — умиляюсь я. — Бедный он, бедный, разнесчастный, пыльный…

— Это, наверное, про Перекресточный фикус, — предполагает Рыжая.

— Или про твоего медведя! — ахает Русалка.

Рыжая ощупывает рюкзак, висящий у нее за спиной на спинке стула.

— Медведь со мной. И вовсе он не пыльный, если уж на то пошло. Просто старенький.

Смотрю на окна. Кажется мне или действительно солнце ушло? В Кофейнике всегда зашторено, и потом, уже вечер, но все равно кажется, что погода меняется.

— Давай-давай, — шепчу я под нос. — Нагони тучек, пролейся дождем, напои деревья, искупай ворон…

— Колдует, — с уважением замечает Русалка. — Я тоже хочу уметь так. Вызывать грозу.

— Месяц уже всем Домом вызывают, — фыркает Рыжая. — Если бы хоть кто-то из них это умел, нас бы давно затопило по самую крышу.

— А где вы, между прочим, пропадаете? В спальне тоска и безлюдье. Все, чуть что — засыпают. Поговорить не с кем. Горбач на дубе, Лэри на первом, а теперь еще вы исчезли куда-то, — я вытираю подбородок и нос и размазываю пальцем кофейную лужицу по пластиковой салфетке. — Скучно.

— Спица шьет себе свадебное платье, — ошарашивает меня Русалка. — У нас в комнате, чтобы никто не видел. Они с Лэри решили пожениться, как только… когда смогут, в общем. Мне придется обшить его белым бисером, представь. Почти целиком.

— Лэри? — ужасаюсь я.

Рыжая хрюкает и, захлебнувшись кофе, громко стучит ногами под столом.

— Да нет же, платье, конечно. Она хочет, чтобы все было как у людей.

Представив Лэри у алтаря, в кожаном прикиде, подцепляющего отрощенным на мизинце ногтем обручальное кольцо, я чуть не падаю в обморок.

— Тьфу, какая гадость! Мещанство и мелкое «каколюдство», иначе не назовешь. Но я все же дам им свое благословение. И свадебный подарок. Прекрасно иллюстрированное издание «Кама Сутры».

Мне вдруг становиться ужасно грустно. Мало было Македонского с его осознанием своей сущности, теперь еще Лэри собирается жениться. Я понимаю, что надо бы выпить что-нибудь покрепче кофе и утопить в этом чем-то свою скорбь о происходящем, но Кофейник на то и Кофейник, что здесь не раздобудешь ничего успокаивающего нервы. Вдруг вспоминаю, что Рыжая всегда имеет при себе фляжку и говорю:

— Надо бы выпить по этому поводу. Не каждый день Лэри готовится совершить такой ответственный шаг.

— Он вовсе не сегодня это решил, — сопротивляется Рыжая, но я смотрю на нее с укором:

— Ты что, жадничаешь?

Мне оскорбленно вручается фляжка. Я отливаю из нее в чашку из-под кофе. Как я и подозревал, это «Погибель», лично мною изобретенный экстракт для поднятия тонуса. Конечно, вряд ли я что-то почувствую, употребив такую порцию, как та, что мне удалось урвать, но лучше маленькое что-то, чем вообще ничего. Я поднимаю чашку и, к собственному удивлению, говорю срывающимся от переживаний голосом:

— Друзья! Время, наш главный и основной враг, беспощадно. Годы летят и берут свое. Старики старятся, дети растут. Дракончики покидают материнскую скорлупу и устремляют туманные взоры в небеса! Недалекие Логи вступают в брак, не думая о последствиях! Милые мальчики превращаются в брюзгливых и злопамятных юношей со склонностью к стукачеству! Собственные отражения плюют на наши седины!

— Ух ты, — изумляется Рыжая, — а ведь он еще даже не отхлебнул.

Рука Лорда ложится на мое плечо, а его костыль со звоном стукает о Мустанговы гирьки для утяжеления.

— Это он от моего кофе. Воровские натуры всегда пьянеют, поимев чужое.

— Ну, не до такой же степени!

— Дряхлые кости ломит от близости могилы, — не успокаиваюсь я. — Гордые прежде мужи позволяют всякой мелюзге безнаказанно топтать свое самолюбие. От всего этого больно и страшно, друзья мои! Как и от сознания собственного неучастия во всех этих процессах… «Но лишь один Шакал не растет, и не женится он никогда! Проводит друзей, одного за другим, и тихо уйдет в никуда!»

Меня похлопывают с трех сторон, Рыжая баюкает мою зареванную голову, приговаривая:

— Ну, Табаки, ну что ты так, не плачь!

Лорд говорит:

— Да не утешайте вы его, а то он никогда не успокоится.

А за соседним столом Викинг вырывает у Гибрида бритву, на что Гибрид кричит сквозь слезы:

— Нет, нет! Пустите меня! Он прав во всем. Во всем!..

Одним словом, кавардак еще тот, но мое время застыло и сжалось в комочек. В хитрый и коварный комок, который, пока одна моя часть изображает скорбь, незаметно осязает сквозь тонкую ткань майки два теплых бугорка, так пугающе близко расположившихся. Твердых и одновременно мягких. И если скорбящий человек судорожно вздыхает, всхлипывая, никто ведь не подумает, что он изо всех сил во что-то внюхивается. У меня, может, никогда в жизни больше не будет возможности понюхать девушку вот так, в непосредственном контакте, и до слез жаль, что я забил себе нос соплями, но с другой стороны, не будь соплей, она не стала бы прижимать меня к груди.

Но что-то я, наверное, все же сделал не так, потому что Рыжая вдруг резко отстраняется, глядя на меня сверху с таким удивлением, будто я ее укусил. И краснеет, просто ужасно, как краснеют все рыжие, когда так и ждешь, что вот сейчас они загорятся. Я, наверное, краснею тоже. Рыжая прищуривается. Я закрываю глаза в ожидании заслуженной пощечины. Успев заметить, что наша пантомима не ускользнула от Лорда и совершенно ускользнула от расстроенной Русалки.

Пощечины все нет и нет. Даже обидно. Жалеет она меня, что ли? Открываю глаза. Рыжая уплыла куда-то в далекие от Кофейника места. Задумчиво теребит влажную рубашку и смотрит хоть и на меня, но на самом деле меня не видит. Русалка сует мне платок.

Я громко сморкаюсь в него. Рыжую это выводит из транса. Она вздрагивает, говорит мне:

— Все нормально, Табаки.

И отходит к своему стулу. Вот и все. А приятнее было бы получить причитавшуюся затрещину. Это поставило бы меня в один ряд со всеми полноценными наглецами, нюхающими чужих девушек.

Русалка гладит меня по голове и шепчет, что я вовсе не стар и что никто не собирается покидать меня, один за другим.

— Глупый ребенок… наивное дитя. Таково их предназначение. А мое предназначение — глядеть им вслед и махать засморканным платком. Это жизнь…

Викинг разоружил Гибрида. Теперь Гибрид пялится на меня опухшими глазами и подает какие-то тайные знаки. Наверное, предлагает выехать в коридор и повеситься там с ним за компанию.

За Песьим столиком ругаются на тему: можно ли опьянеть с одного глотка или нельзя, а если можно, то что должно быть в чашке. Вот-вот подъедут проверять, поэтому я быстро отхлебываю «Погибели». От их проверок ничего хорошего ждать не приходится.