Линда К[ильвиц][146] меня тоже очень интересовала до тех пор, пока она случайно не проговорилась о своих убеждениях, которые были мне абсолютно чужды. Галка ей в этом отношении ближе. Меня она недолюбливала и за это, и ещё за другое. Я подружилась с одной немкой, которую Галя не любила. Я тебе об этом писала. Я тогда не была к Гале достаточно внимательна, а Линда очень уважала Галю. От тебя же она просто в восторге. Впрочем, мы были в хороших отношениях. Я её ценю за хорошие качества. Безусловно, она человек интересный, но расхождение в главном решает дело.
Мы с нашими мужчинами не работаем. К украинкам я тоже чувствую большой интерес. С одной из них я в очень хороших отношениях. Конечно, иногда с ними бывает трудно. Они фанатики. Но я их очень уважаю, особенно папиных земляков.
Мне было очень интересно читать о твоих друзьях. Из ребят я ни с кем не переписываюсь. Из прежних знакомых у меня нет никого, с кем я нашла бы общий язык, так же, как и с девочками.
От папы я тоже получила сегодня письмо. Он хлопочет о свидании со мной. Всё лето я ожидаю этого свидания. Вообще, раздражение во мне всё растёт, я, кажется, решусь когда-нибудь на крайние меры. Вот только, кроме свидания с папой, я очень дорожу перепиской[147].
Привет тебе от Иды. Она узнала адрес Владика Мельникова[148] и написала ему. Он в Свердловской области. В прошлом письме я послала тебе стихотворение «Сон». Будь здорова, целую тебя крепко и жму руку. Поцелуй маму. Напишу ей отдельно.
Майя.
Открытка от мамы:
13.9.55
Родненькая! Как я обрадовалась твоему письму от 28-го. Оно как раз пришло вчера. Сегодня у меня хороший день — не ходила на картошку. Последние три года я проводила этот день на уборке картошки в поле. Чувствую себя хорошо, у меня полно цветов. Хорошо, что «квартира» просторная — целый угол у нас с Сусанной. Ты права — хорошо, что мы с ней вместе. Большое огорчение, что от Ирины нет письма. Отношу это за счёт почты. От папы я получила вчера письмо, но он, по обыкновению, забыл день моего рождения. 30 лет тому назад это меня огорчало, а теперь — не очень. Голубка моя родная, как хочется быть с тобой. Думаю, что это уже последний день рождения без тебя.
Целую, родная моя, крепко. Привет Иде и Гале. С. передаёт привет.
17.9.55
Дорогая Сусанночка!
Получила твоё письмо от 1.9. Я тоже отвечаю с опозданием. И тоже — по уважительным причинам.
Ты знаешь, я получила вчера от папы странное письмо. Ему вернули медали и удостоверения к ним, прислали посылкой из Кенгира, где он был раньше. Я не смею надеяться, но мне говорят, что это означает реабилитацию. У меня теперь все мысли заняты этим. Ведь для папы реабилитация играет громадную роль, иначе он, действительно, будет жить на иждивении родных. Адрес брата Владимира я напишу в письме к маме, чтобы быстрее дошло. О твоей странной переписке с одним из твоих братьев я слышала от Ирэны, она мне это писала. Но я как следует не поняла. Не мистификация ли это? И знаешь ли ты его почерк? Хотя, как я помню, это роли не играет[149]. Дорогая сестричка, не стыдись своих «размышлений»[150]. Это болезнь возраста. Но меня удивляет в этом отношении Алла. Ведь она не шла с закрытыми глазами, как некоторые, не слепо подчинялась Жене. И неужели у неё такая короткая память? Даже если бы у неё была одна только привязанность к Жене и больше ничего — и этого было бы достаточно, чтобы никогда не знать и не искать покоя.
Ида, между прочим, тоже бредит возвращением домой. А я спокойно выслушиваю все новости. Моя мечта, чтобы Тамара уехала домой. Это для меня главное сейчас. Не могу сказать, чтобы у меня была большая любознательность к «новому краю». У меня нет такой жажды знаний, как у тебя. У меня какой-то «мрачно-философский» характер.
В отношении «ребячливости». Ты знаешь, меня тоже считают ребёнком некоторые. Но я знаю, что это неправда. Я очень часто чувствую себя старше других. Мне говорят: ты ребёнок, когда я рассуждаю об отношении наших женщин хотя бы друг к другу. Я ненавижу настороженные, враждебные отношения. И не только за это называют меня ребёнком. А я знаю, что не я — ребёнок, а они — жалкие, несчастные дети, которые не понимают, что в жизни важно, а что — неважно. Чёрт, настолько серая масса окружает меня теперь, что чувствуешь себя каким-то странным, исключительным типом. А ведь странностей не так уж и много.
Дорогая сестричка, какая ты глупенькая — неужели тебе надо оправдываться, что ты моложе других? Тебе повезло. И все рады за тебя, желают тебе только хорошего.
Хорошее это твоё выражение: «благодарна, что могу понимать их величие». Да, я это тоже часто чувствую. Например, я очень люблю Гейне, хотя читала его только в переводах. А вот Гёте я, как ни старалась, не могла полюбить, его величие мне непонятно.
«Человека» Горького я давно не перечитывала. Последний раз читала его в тетрадке у Гали. Галя, между прочим, стала какой-то экзальтированной девушкой. Наверное, это одиночество так на неё повлияло. Я, не соглашаясь почти ни в чём с Галей, неодобрительно отозвалась и о «Человеке». Знаешь, я больше люблю его реалистические вещи. А некоторые романтические, например, «Старуха Изергиль» (не вся), «Макар Чудра» и, особенно, «Сказки об Италии» не нравятся. «Сказки» просто неприятно читать. Как-то слащаво, ненатурально. Так что у меня двойственное отношение к Горькому. Некоторые его вещи я очень люблю, считаю самыми любимыми, а некоторые не люблю. Из тех, что ты вспоминаешь, я помню и люблю «Первую любовь» и, конечно, «Хозяин», «Мои университеты». Другие не помню или не читала. Мне очень интересно было читать воспоминания Горького о некрупных, теперь не знаменитых писателях, например, о Леониде Андрееве. Одно время, ещё в школе, я им очень увлекалась. Я тогда жила одна, было мне тяжело во всех отношениях. Нервы были не в порядке, что ли, но я зачитывалась Андреевым почти до истерики. Тогда я вообще часто плакала над книгами. Например, над «Рассказом Филиппа Васильевича» Горького, над рассказами Мопассана и др. Дошло до того, что более или менее спокойно я могла читать только публицистику. Кончаю, хотя хочется ещё писать. Говарда Фаста я почти не читала. Постарайся достать драмы Леси Украинки. Это что-то потрясающее. Украинскую литературу я очень люблю.
Крепко тебя целую, жму руку, Майя.
Моё письмо сестре:
15.11.55.
Дорогая моя Иринушка!
Получила сегодня твою посылочку, как раз в последний день перед отъездом отсюда. Как я была счастлива, если бы ты знала. И книги, и вещи — одно другого ценнее. И именно те книги, которые мне хотелось иметь. Я как раз стала тосковать о настоящих, хороших книгах. И вот — такой подарок. Большое тебе спасибо, моя дорогая, за заботу обо мне. Я этого никогда не забуду. А вещи — какие все милые и очень нужные. Платок такой мягенький. Ты знаешь, я до сих пор боюсь колючих вещей. А рукавички и носки даже слишком хорошие, я таких давно не имела. И за мамину карточку спасибо. Но вместе с радостью я чувствую и огорчение. Я знаю, что это был для тебя большой расход. Как мне больно, что я ни тебе, ни маме с папой не могу помочь.