Ефимов протянул руку и выдернул из пальцев Лопатина телеграмму:
- Чего цепляетесь? "Алмаз"-то по вы, а я. Телеграмма-то мне. А вам положено только ознакомиться и принять к исполнению. Где ваша совесть? Не будь этой писанины, которая неделю пролежала на узле связи фронта, прежде чем сообразили отстучать ее копию мне, я, чего доброго, так и не узнал бы о ваших рейдах по тылам противника! Что вы в танковом корпусе - знал, но до чего вы там с другими умными головами додумаетесь - не предвидел. А то б воспрепятствовал.
- Почему?
- Потому что не ваше дело - мотаться в танке по немецким тылам на четвертом году войны и пятом десятке лет. И недостаточно молоды для этого, и слишком известны. Не хватало только в плен к немцам попасть.
- А я не попал бы, - сказал Лопатин.
- Многие другие тоже так считали. И тем не менее при всей готовности пустить себе пулю в лоб - попадали. Примеров достаточно. А чтобы написать от вашего имени какое-нибудь обращение для соответствующей листовки, вы немцам живой необязательны. Хватило бы и удостоверения личности. Имеется и такого рода опыт. А кроме всего прочего, раз вы, прибыв во вверенную мне армию, по старому знакомству явились ко мне за советом, как вам лучше действовать, а затем поступили вопреки, то разрешите ваше поведение считать непорядочным. Прислав мне с оказией вату книгу о Сталинграде, сколько помню, написали на ней: "Ивану Петрову Ефимову - дружески", - не так ли? А после вашего нынешнего недружеского поступка имел порыв вернуть вам книгу обратно. Жаль, не случилась под рукой, - неделю назад вручил ее для самообразования одному из моих офицеров, считающему, что при образцовой выправке чтение книг излишне. Почему вы своим мальчишеством прибавили мне забот, которых и без вас достаточно? Изволите видеть: что он ушел в рейд - узнаю лишь задним числом, когда мне с прискорбием доносят, что его нет среди вышедших обратно! Хотя вы этого не заслуживаете, придется выдать вам завтра новое офицерское обмундирование. - Ефимов впервые за все время улыбнулся. - Куда же вы такой - в штаб фронта, а тем более в Москву.
- Мое стирается.
- Черта лысого оно у вас отстирается после всего, о чем мне доложено, сказал Ефимов. - Обстановку хотите посмотреть?
- Хочу.
- Зайдите ко мне за спину.
Лопатин зашел за спину Ефимова, и тот стал показывать по карте обстановку на участке его армии.
"Какое же это было число, когда я встретился с ним там, на Северном Кавказе, после Ташкента? - думал Лопатин, стоя позади нагнувшегося над картой Ефимова. - Девятого, нет, восьмого января, потому что девятого уже взяли эту Горькую балку, за которую шел тогда бой. А из Ташкента я уехал второго января днем. Второго января тысяча девятьсот сорок третьего года. И с тех пор не видел ее. Второго июля, на десятый день наступления, было ровно полтора года, как я не видел ее..."
- Вот они - действия вашего усиленного батальона за минувшие двое суток, - говорил Ефимов. - Вот здесь и здесь вам предстояло выходить. Здесь вышли точно, а здесь промазали. В результате - засада, мышеловка, смерть. Семи машин и двадцати двух живых душ - как не бывало. Вот она, эта точка на карте, где и вы имели возможность отдать богу душу. Вот рубеж, который мы заняли за вечер и ночь. Утром, как видите, выскочили еще дальше, не с этих двух; участков сегодня за ночь отведем войска на километр-два назад. Убедились, что немцы успели занять господствующие высоты, и нет смысла лежать у них под носом живыми мишенями. Сидел, перед тем как вы явились, с начальником штаба и в итоговом донесении, которое предстоит подписывать, формулировал пункт о частичном отходе на более выгодный для дальнейших действий рубеж. В былые времена такое решение вызвало бы наверху гром и молнию, но и сейчас, по старой памяти, похвал не жду. Способны усомниться и прислать поверяющего из числа офицеров Генштаба, на что не сетую при условии, что офицер дельный и правдивый. А что есть правдивость в таких случаях - знаете? Правдивость есть способность, приехав на место и увидев своими глазами другое, чем то, что ты слышал своими ушами, когда тебя сюда посылали, доложить то, что ты увидел и понял, а не то, чего от тебя ждут. Думаю - формулировка, применимая и к вашему ремеслу. И раз вы теперь обретаетесь одной ногой у меня, а другой уже в Москве и неизвестно, когда вновь увидимся, - может статься, после войны, - хочу сказать вам то, что думаю о вашем брате писателе. Наблюдаю вас и ваших коллег давно, с Одессы, чаще всего люди вы неплохие; но прихожу к выводу: лучше бы вы пореже показывали нам свою храбрость, а вместо этого почаще думали над войной. Вот я вам сейчас доложил, что мы продвинулись чуть дальше разумного и за ночь по моему приказу отойдем, но не все этим будут довольны. Смотрел на вас и ждал, задумаетесь над этим или нет? Судя по вашему лицу - нет. Ждал, вспомните ли наш предыдущий разговор на ту же тему? Не вспомнили.
- Вспомнил, Иван Петрович. Не только вспомнил, но и обругал себя последними словами.
- За что?
- За то, что до сих пор не записал его.
- Значит, все же не вылетело из головы? Спасибо.
- А у меня из головы - иногда и рад бы, чтоб вылетело, - не вылетает!
- Так и должно, - сказал Ефимов, - голова только у дураков - проходной двор. А у тех, кто поумней, - тупик. Как ни странно, но так. Если человек умный - голова у него как тупик: все, что вошло, - там. Поэтому и говорю вам: берегите голову. Она не обмундирование. Новой - и рад бы - не выдам. Вся надежда на вашу БУ.
Лопатин рассмеялся неожиданности этого сравнения головы с предметами вещевого довольствия: БУ - бывшая в употреблении голова!
- А вы не смейтесь, - без улыбки сказал Ефимов, - многих из вашего брата война уже списала с лица земли. В том числе на моих глазах. С тех, кого уже нет, - нет и спросу. А вам желательно остаться в живых и успеть подумать о войне не только за себя, но и за них. Поэтому и обругал вас за излишний риск. А случиться, конечно, может все, с любым из нас, в любое время. И случается. Наслышаны, как с месяц назад на соседнем фронте один из командармов погиб? Ехал из корпуса в корпус, шальной снаряд - и все. Водитель цел, автоматчик цел, адъютант цел, а его нет. А до этого империалистическую прошел, гражданскую, четыре года провел в местах не столь отдаленных, вернулся, этой войны три года отгрохал - и пожалуйста - осколок с урюковую косточку из дальнобойного орудия за пятнадцать километров! Обмундирование получите утром. Остается пожелать вам доброго пути до самой Москвы.
Ефимов посмотрел на часы:
- Через пять минут буду занят другими делами. Завтра с утра тоже.
- Иван Петрович, на прощанье один вопрос. Как вы думаете, реальна в ближайшие дни Восточная Пруссия?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});