— Это так, разлюбезный мой юноша. Разве мне не правильно доложили, что она с нетерпением ждет тебя назад, приказала тебе возвращаться не мешкая, что твоему капитану как раз и было велено тебя доставить?
— Это не твое, чёрт подери, дело! Советую тебе…
— Все, что происходит в Иокогаме, мое, чёрт подери, дело! — распаляясь, перебил его Норберт. — И мы не слушаем советов ни от кого из компании Струана, и меньше всего от молодого щенка, у которого ещё молоко не просохло!
Макфей вскочил на ноги, а Струан схватил свой бокал с бренди и выплеснул его содержимое в лицо Норберту.
— Господь Всемогущий…
— Возьми свои слова обратно, Норберт, — прокричал Струан; Дмитрий и Макфей оторопело взирали на них, пораженные внезапностью случившегося, — возьми их обратно, или я требую удовлетворения, клянусь Богом!
— Пистолеты на рассвете? — с издевкой спросил Норберт: все получилось даже лучше, чем он надеялся. Он резко дернул к себе скатерть, чтобы вытереть лицо, хрустальные бокалы полетели на пол. — Прошу прощения за беспорядок, но вы оба свидетели, что я не говорил ничего, кроме правды, клянусь Спасителем!
— Ты приносишь извинения — да или нет?
Норберт оперся обеими руками на стол, свирепо глядя сверху вниз на Малкольма Струана, который не мигая смотрел на него в ответ, бледный от гнева.
— Тебе действительно приказали вернуться, тебе действительно двадцать, поэтому в глазах закона ты младший член семьи, а это и означает, что молоко ещё не просохло. Все это правда, и вот тебе ещё одна: я мог бы продырявить тебе голову пулей или отрубить её, даже если одну руку мне привяжут за спину, ты и стоять-то прямо не можешь, так как ты собираешься драться, а? — проговорил он полным презрения и насмешки голосом. — Ты калека, юный Малкольм, и это святая правда! И ещё одна правда: твоя ма управляет компанией Струана, управляет ею много лет, и она загоняет её в гроб — спроси Джейми или любого, кто достаточно честен, чтобы сказать тебе правду! Ты можешь называть себя тайпэном, но ты не тайпэн, ты не Дирк Струан, ты не тайпэн и никогда не будешь им! Тайлер Брок — тайпэн, и, клянусь Богом, мы станем «Благородным Домом» ещё до Рождества. Дуэль? Ты сошел с ума, но если ты этого хочешь, я в любое время к твоим услугам. — Он вышел, хлопнув дверью.
— Я, я бы хотел, чтобы вы оба были моими секундантами, — произнес Малкольм, дрожа от ярости.
Дмитрий, шатаясь, поднялся на ноги.
— Малк, ты спятил. Дуэли запрещены законом, но ладно. Спасибо за обед. — Он ушел.
Струан тяжело дышал, сердце мучительно ныло. Он поднял глаза на Макфея, который смотрел на него так, словно видел впервые в жизни.
— Да, это сумасшествие, Джейми, но, с другой стороны, Норберт лучший в компании «Брок и Сыновья», он обскакал тебя и…
— Мне жаль, что…
— Мне тоже. Но есть ещё одна правда: я никому не говорил об этих старателях. Варгаш просто ничего о них не знал, значит, утечка прошла через тебя. Лучше тебя у нас в компании никого нет, но Норберт нас здесь похоронит. Пуля в лоб этому ублюдку — самый надежный способ договориться с ним или с любым из Броков, будь они все прокляты.
После паузы Макфей сказал:
— Мне жаль, что я подвел тебя, да, жаль, очень, но… но, извини, я не хочу участвовать ни в какой дуэли или в вашей вендетте. Это безумие.
Струан побледнел ещё больше.
— Давай поговорим о тебе. Либо ты сдержишь свою священную клятву помогать мне, клянусь Богом, либо тебе действительно конец. У тебя три дня.
В тот же день незадолго до заката Ёси спешил по полутемному каменному коридору в главной башне замка Эдо. Теперь он был в своём отличительном кимоно с двумя мечами, поверх был наброшен плащ с капюшоном для верховой езды. Через каждые двадцать шагов на стене горели масляные факелы, вставленные в железные кронштейны рядом с нишами и бойницами для лучников, которые также служили окнами. Пламя факелов трепетало на ветру, гулявшем по коридору. Воздух снаружи был прохладным. Коридор кончался винтовой лестницей. Она вела в его личные конюшни внизу. Ёси начал быстро спускаться по ступеням.
— Стой! Кто… а, прошу прощения, господин! — Часовой поклонился.
Ёси кивнул и двинулся дальше. По всему замку солдаты, конюхи, слуги готовились ко сну или к ночному дежурству, следуя всеобщему, одинаковому во всех странах обычаю ложиться спать с наступлением темноты. Только люди с достатком могли позволить себе свет по ночам, чтобы видеть, читать или играть.
— Стой! А, прошу прощения, господин! — Этот часовой поклонился, потом следующий, и следующий.
Во дворе перед конюшнями двадцать человек личной охраны ожидали его, стоя у голов своих лошадей. Среди них был и Мисамото, рыбак, мнимый самурай и старейшина. Теперь он был одет бедно, как простой пеший солдат, напуганный и без оружия. Тут же стояли два закрытых паланкина, особенно легких и предназначенных для быстрых переездов. Каждый был укреплен на двух шестах, концы которых были приторочены к сбруе двух оседланных лошадей впереди и сзади. Копыта всех лошадей были обмотаны мягкими тряпками, и все это являлось частью плана, который он задумал вместе с Хосаки ещё несколько дней назад.
Крошечное окошечко одного из паланкинов скользнуло в сторону. Он увидел, как оттуда выглянуло лицо Койко. Она улыбнулась, кивком поприветствовала его. Окошечко закрылось. Его рука крепче сжала меч. Готовый ко всему, он отодвинул её дверцу достаточно широко, чтобы убедиться, что это была действительно она, и он не ошибся, что она находилась в паланкине одна. Когда он был совсем ещё мальчиком, отец вколотил в него первый закон выживания, слово за словом: «Если тебя застанут врасплох, предадут неожиданно для тебя или убьют неожиданно для тебя, значит, ты не выполнил своего долга передо мной и перед самим собой. Вина будет лежать только на тебе, потому что ты не сумел проверить все лично и заранее учесть любую случайность. Поражению нет оправдания, кроме кармы, а богов не существует!»
Он коротко и ободряюще улыбнулся ей. Задвинув её дверцу, он убедился, что второй паланкин свободен и он может воспользоваться им, если понадобится. Удовлетворенный, он дал знак садиться в седло. Это было проделано почти совершенно бесшумно, и он опять остался доволен — он приказал, чтобы оружие и сбруя не звякали при движении. Последняя молчаливая проверка — нет, никакой опасности он не чувствовал. Его новое ружье торчало в чехле у седла, патронная сумка была полной; остальные ружья висели за плечами четырех самых преданных стрелков его охраны. Одним движением он беззвучно вскочил в седло. Ещё один взмах рукой. Авангард и знаменосец с его личным знаменем тронулись первыми. Он — следом, за ним оба паланкина; остальные пристроились сзади, образовав арьергард.