начать операцию «Оверлорд» в мае. Было также решено усилить помощь партизанам Тито.
Но некоторым другим «военным» решениям, принятым на конференции, например об эвентуальном вступлении Турции в войну на стороне Большой тройки, было суждено остаться на бумаге.
Вопрос о будущем Германии обсуждался, но определенного решения принято не было; удалось достичь чего-то вроде согласия о приблизительных границах будущей Польши, хотя вопрос о границе по Нейсе остался нерешенным, а рассмотрение вопроса о польском правительстве было отложено.
Черчилль призывал СССР проявить снисхождение к Финляндии и получил от Сталина половинчатые обещания. В конечном счете русские дали возможность Финляндии весьма легко расплатиться за участие в войне – и не столько в силу полуобещаний, данных Черчиллю, сколько в силу специфической «скандинавской» политики СССР, стержнем которой является нейтралитет Швеции.
Сталин пообещал вступить в войну против Японии после капитуляции Германии, но на условиях, подлежащих определению в дальнейшем.
Об этих условиях в то время открыто не сообщалось. В «Декларации трех держав» говорилось:
«Мы согласовали наши планы уничтожения германских вооруженных сил. Мы пришли к полному соглашению относительно масштаба и сроков операций, которые будут предприняты с востока, запада и юга… Наше наступление будет беспощадным и нарастающим».
Советские люди предвкушали, что наконец они получат настоящий второй фронт. Именно с этим чувством, вызывавшим большое удовлетворение в СССР, заканчивался победный, но очень тяжелый для него 1943 г. Это был год, в течение которого Красная Армия прошла путь от Сталинграда и Кавказа до Киева и дальше на запад. Было освобождено более двух третей захваченной немцами территории. Но путь до Берлина все еще был долог.
Пожалуй, Сталин не преувеличивал, когда говорил в Teгеране, что Красная Армия начинает уставать от войны и над ее чем-то подбодрить. Это сделала тегеранская «Декларация трех держав».
Многие были поражены, когда менее чем через два месяца после Тегеранской конференции в «Правде» было напечатано знаменитое сообщение «Слухи из Каира» – о тайных сепаратных переговорах о мире между Англией и Германией, происходящих «в одном из прибрежных городов Пиренейского полуострова». Преследовала ли публикация этого материала цель ослабить чрезмерные чувства благополучия, появившиеся в СССР после Тегеранской конференции, или она отражала раздражение, которое Черчилль вызвал у Сталина, оказавшись гораздо более «трудным» партнером на Тегеранской конференции, чем Рузвельт? Показательно, что американцы не упоминались в этом сообщении про «Слухи из Каира». К Рузвельту все время относились, как к верному другу и союзнику Советского Союза.
На такое отношение не повлияло то обстоятельство, что Рузвельт не рассматривал серьезно выдвигавшиеся Москвой в виде опыта предложения – они делались и в 1943-м, и в 1944 г. – о широком экономическом сотрудничестве между СССР и Америкой после войны, и в частности о предоставлении займа в 7 млрд. долларов для восстановления советской экономики. Идею такого «сотрудничества» поддерживали, как было известно, некоторые влиятельные деловые круги Америки, но она вызывала отрицательную реакцию у других, в том числе у посла США в Москве Аверелла Гарримана.
Часть седьмая
1944-й – год решающих сражений
Глава I
Некоторые характерные черты 1944 г
Парад пленных немецких войск в Москве 17 июля 1944 года
В оценке советской историографии 1943 г, стал переломным годом коренного поворота в ходе военных действий. После Сталинграда и особенно после Курска Красная Армия, почти не задерживаясь, стремительно продвигалась на запад. К концу 1943 г. было освобождено две трети обширной территории, оккупированной немцами в 1941–1942 гг., и хотя большая часть Западной Украины и Белоруссии, а также вся Прибалтика все еще находились в руках немцев и они все еще обстреливали Ленинград, Советское Верховное Главнокомандование готовилось к окончательному их изгнанию из пределов Советского Союза в 1944 г. Более того, на своем пути к Германии Красная Армия оказалась на всем протяжении фронта от Балкан до Польши на несоветской территории» и это обстоятельство не могло не породить целого ряда новых политических, дипломатических и психологических проблем. Со времени Сталинграда и в особенности с момента падения Муссолини сателлиты фашистской Германии (Финляндия, Румыния, Болгария, Венгрия, Словакия) искали путей и средств выйти из «гитлеровской войны» с минимальным ущербом для себя. Уже в самом начале 1944 г. Финляндия, Венгрия и Румыния начали зондировать почву в целях заключения мира. Тегеранская конференция окончательно убедила эти страны в том, что боевой союз между русскими и англо американцами был значительно более солидным предприятием, чем это старалась изобразить немецкая пропаганда. Наиболее консервативные элементы в этих странах надеялись на смягчение суровых условий советской оккупации, если Англия и США примут активное участие в любом мирном урегулировании. Так, адмирал Хорти в своей первой попытке подобного зондажа проявил готовность порвать с Гитлером при условии совместной оккупации Венгрии советскими и англо-американскими войсками.
Польша по-прежнему оставалась центральной проблемой во взаимоотношениях между Востоком и Западом, проблемой, которая должна была вызвать на протяжении 1944 г. множество новых осложнений. И дело тут не в том, что проблема Польши по сути своей резко отличалась от проблемы Румынии, Болгарии или даже Чехословакии, но именно она оказалась тем критическим вопросом, по которому как СССР, так и западные державы заняли, по-видимому, непреклонную позицию. Так, например, хотя по поводу Чехословакии и возникли известные трения и разногласия между Бенешем и чехословацким эмигрантским правительством в Лондоне, с одной стороны, и Готвальдом, Копецким и другими «московскими чехами» – с другой, до открытого конфликта дело дошло только через много времени после окончания войны. Советские власти поддерживали достаточно корректные отношения с чехословацким «лондонским правительством» и не делали никаких попыток создать в противовес ему прокоммунистическое чехословацкое правительство в Москве или в освобожденной части Чехословакии. Они, казалось, были готовы провести в Чехословакии эксперимент с демонстрацией образчика сосуществования Востока с Западом.
Визит президента Бенеша в Москву в декабре 1943 г., почти сразу же после Тегеранской конференции, и подписание советско-чехословацкого договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве были, по-видимому, большим успехом, хотя атмосфера, в какой проходил этот визит, и говорила о наличии у обеих сторон кое-каких задних мыслей, что не в последнюю очередь касалось отношений между Бенешем и Зденеком Фирлингером, чехословацким послом в Москве, который тесно сотрудничал с Готвальдом и Копецким. Однако многое сделало благословение, которое Бенеш дал частям чехословацкой армии, сражавшимся на советском фронте, и их командиру, полковнику Свободе. 18 декабря Сталин принял Бенеша и Фирлингера, но в официальном сообщении об этой встрече не было обычной в таких случаях фразы о «сердечной атмосфере», что вызвало некоторое удивление. Было известно, что чешские коммунисты стали с некоторых пор обвинять Бенеша в том, что он не стремится к активизации движения Сопротивления. Готвальд, например, критиковал чехословацкое правительство в Лондоне (в нескольких статьях в газете «Правда» и в других выступлениях) за то, что оно не поощряло более энергичное сопротивление немцам в самой Чехословакии.
Тем не менее прощальная речь Бенеша 23 декабря отличалась большой