Читать интересную книгу Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства - Алексей Меняйлов

* А Пенелопа на «бульваре» (многотысячелетнем!) считается образцом верной жены — потому, дескать, что «явной» (для «бульвара») измены не было! (Примеч. ред.)

Итак, все высокопоставленные ахейцы были правоверными (истинными верующими, православными) Афродиты, они сучили ногами рядом со многими юбками и, верно, обиделись бы, если бы им сообщили, что они застряли на самом примитивном уровне взаимоотношений с противоположным полом — анально-накопительском (в верной классификации Фрейда). О возможности более высокого уровня они не знали, да и не хотели знать, — как не знали и не хотели знать и присоединившиеся к этим царям-уродам гипнабельные исполнители со всей погрязшей в гомосексуализме (эвфемизм: бисексуализме) Эллады.

И во всём остальном в стане осаждавших царил точно такой же мрак.

Не только наши современники, но и авторы-толпари давно ушедших веков расставляли акценты, чт`о есть белое, а чт`о — чёрное, таким образом, что в мантисе Кассандре толпа видела богопротивницу, а в шлюхе Елене, явной чемпионке по некрофилии (влюблены были поголовно все мужчины, женщины вокруг неё тоже пресмыкались), которая была поводом ко множеству мерзостей с той и другой стороны городских стен Трои, видела воплощение богопослушания.

Контуры же смыслов неугоднического Протопроизведения — а оно называлось «Предсказание», не знаю только, сохранилось ли его название в письменных источниках или нет — можно восстановить и чисто логическим путём. Для этого достаточно удалить все возвеличивающие или уничижительные определения действующих лиц (перестать называть мерзости Менелая «подвигами» и т. п.), также удалить все суверенитизматические объяснения-мотивировки (рационализации) их поступков, а основываться исключительно на анализе сюжетных противостояний и отождествлений — все сюжетные повороты толпарям искажать было не с руки: исчезло бы дуновение гениальности произведения. После же завершения очищения от скверн «бульвара» вывод о том, что в действительности есть тёмное, а что светлое, основывать на Евангельской нравственной системе.

Итак, кто кому противостоит в «Предсказании»? Антагонистически?

Так ли уж цари ахейцев — царю Трои?

Троянский царь Приам — в нравственном и, соответственно, мировоззренческом отношениях, естественно, не лучше, чем уроды-«ахейцы»: он приказал ввезти в пределы Трои деревянного коня, и тем обрёк бездумно преданных ему исполнителей на гибель или порабощение. Один из его сыновей Гелен, плоть от плоти папаши, позволив захватить себя в плен, начинает прислуживать захватчикам и чувствует себя там явно как среди своих. Складывается впечатление, что царь Приам той же масти, что и цари-агрессоры.

Может, и жена Приама на самом деле такая же, как и жёны этих уродов?

Жена Приама Гекуба в буквальном прелюбодеянии авторами «Троянского цикла» показана не была, однако её потаённые вкусы раскрываются в её благоволении к хамским поступкам сына — Парис поклонился Афродите, он одобрил выбранную ему Афродитой Елену, её при живом муже не постыдился привезти в стены Трои. Гекуба этих поступков сына не осудила, хотя они привели к гибели и самого Париса, и других её детей, и даже внуков. Она, окружённая гадателями и прорицателями, не могла не знать последствий некрофилических поступков своего сына, но хотела ему «счастья», в том смысле, в котором она его жаждала сама.

Но это было в начале осады.

Может, от горестей Приам с супругой поумнели, как это случается с неугодниками?

Спустя десять лет приамисты, читай — Гекуба, ввезли в город символ страсти, который посвящали только Приапу, «господу» лупанариев. Только одержимый Афродитой идиот мог так разоблачить себя и в последний день существования Трои.

Таким образом, хотя со времени начала совокуплений Париса с королевой красоты Еленой прошло десять лет, иерархи в Трое не поумнели ни на йоту. Эта мертвенная неизменность указывает на их полное разобщение с Истиной.

Словом, субиерархии по обеим сторонам стен Трои доказали свою духовную идентичность. И не только духовную, но и психологическую: они входили в одну иерархию преданных Афродите.

Афродитиане — один лагерь, частью вне Трои, частью внутри.

Они противостояли другому лагерю, тем, кто возлюбил Истину. Эти были не в Трое, а в Илионе.

Авторы «Троянского цикла» упоминают лишь двоих илионцев: жреца Аполлона копьеносца Лаокоона и мантиса деву Кассандру.

Лаокоон мелькнул — и нет его, образ Кассандры столь же лаконичен — оба они авторам «Троянского цикла» мало интересны, чужие.

В веках образ Кассандры менялся: если у Еврипида она психически здорова, во всяком случае, в большей степени, чем не понимающая её толпа, то, спустя несколько столетий, у того же властительного Сенеки, воспитателя Нерона и премьера, упорно пытавшегося «закосить» под философа, Кассандра уже исступлённая менада. Аналогично Сенека оговаривал и Пифий, жриц Аполлона в Дельфах.

То, что Пифии были исступлёнными, надышавшимися неких испарений истеричками, в наше время знают все, прошедшие через мельницу обязательного образования, — эту чушь активно внушают во всех учебных заведениях с соответствующими дисциплинами. Но психическое нездоровье Пифий — абсолютное враньё. Прошло уже больше столетия (!), как завершены раскопки на месте храма в Дельфах — среди камней сохранившегося основания не было обнаружено не только испарений, но даже и следов расщелины. И вообще, храм стоял на скальном выступе из такой геологической породы, в которой расщелин не бывает. Не бы-ва-ет!

Потрясённые археологи, до тех пор подобно прочим веровавшие в исступлённость Пифий, обратились к античным первоисточникам — и тут выяснилось, что об исступлённости и расщелине пишут только бульварные авторы, не имеющие никакого отношения к Дельфам. А вот те, которые отношение имели, скажем, Плутарх, который был жрецом Дельфийского храма, всегда писали в том смысле, что Пифия — разумная, особо одарённая женщина, никогда ни в какие болезненные исступления не впадающая.

Археологам ничего не оставалось, как опубликовать свои открытия. Но — учебники тому свидетели! — и столетие спустя двухтысячелетнее враньё нам внушать продолжают. Значит, духу иерархии это враньё необходимо.

Кстати, дальше всех в лжесвидетельстве зашли Отцы Церкви («христианской», пилатоненавистнической). Например, Иоанн Златоуст пишет, что Пифии своим пророческим «даром» заряжались над курящейся ядом расщелиной, причём широко расставив над ней бёдра, а как «одним местом» зарядились, так начиналось… Подобные фантазмы характеризуют не только пишущих, но и признающих их за Отцов.

Кассандра не была безумной, не был безумцем и пожертвовавший своей жизнью Лаокоон — врагами же им обоим была одержимая иерархия.

Итак, Аполлон, защищая Илион, так ли уж был на стороне всего населения, вернее, толпарей, входивших в иерархию анальной Афродиты?

Немедленно вспоминается знакомое:

Господь сказал: если Я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу всё место сие.

…не истреблю ради десяти…

Быт. 18:26, 32

Можно не сомневаться, что Аполлон защищал Илион не ради троянцев.

И противостоял правоверным Афродиты.

Кстати, рассмотренная троица вождей (Менелай, Агамемнон, Одиссей) и их банды поклонялись Афродите не только дома, но и под стенами Трои тоже. Они все влюбились в троянок, которые их ненавидели за убийство своих братьев, детей и отцов.

Можно с уверенностью сказать, что родовая память подсказывала этим отправлявшимся в поход дегенератам, что, обагрив кровью мечи, они обретут страстную любовь ещё б`ольшую, чем корёжила их на родине.

И так далее, и тому подобное — тема страсти в «Троянском цикле», как и на современном «бульваре», смакуется.

Итак, вопреки щебету орд литературоведов и пристроившихся им в хвост училок, Илион, который отстаивал один Аполлон, штурмовали вовсе не две богини — Гера и Афина, но и третья, Афродита-Киприда, тоже. Она отличалась от первых только тем, что разрушала оборону Трои не столько извне, сколько изнутри.

А кто такие Гера и Афина — как психические реальности?

Гера — жена Клятвоблюстителя Зевса. Он — Всеведущ, втайне изменить ему невозможно: дал супружескую клятву — блюди, несмотря на тягомотность брака со случайным, в сущности, партнёром.

В наиболее яркой форме этот тип взаимоотношений встречается в религиозных субкультурах, проще говоря, в сектантстве. В общинах друг за другом следят все её члены, «матушке» невозможно не то что изменить, но и стакана украдкой пригубить — немедленно всё станет известно. В дополнение к этому еженедельные внушения в пилатоненавистнических «домах молитвы» — служи «Гере», а то Бог покарает. В приходах госрелигий всё проще — в городах, ясно, доступно всё, но и в сёлах жёны священников хотя бы нажираются водкой до поросячьего визга (см. рассказ Леонида Андреева «Жизнь Василия Фивейского», не без многих прототипов) и тем хоть как-то скрашивают себе жизнь, растрачиваемую в супружеской «любви».