(По тексту, восстановленному Н. Я. Мандельштам)
«Торжественное бденье» — образ, соотнесенный здесь с празднованием Рождества. В русской церкви торжество этого праздника соединялось с воспоминанием «избавления Церкви и державы Российский от нашествия галлов» и с панихидой по Александре Благословенном.
[135]…они успели сказать об его этике, идеологии, нетерпимости… — Это по праву относится к представителям идеалистического течения русской общественной мысли — религиозным философам, историкам и социологам культуры — успевшим высказаться до своей массовой высылки в 1922 г. В сб. «De profun-dis» (Из бездны. 1918) участвовали: Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, П. Б. Струве, С. Л. Франк и другие. С конца 1917 г. отдельными выпусками выходил «Апокалипсис нашего времени» В. Розанова, где есть слова об опустившемся над русской историей «железном занавесе».
[136]…рассказ Герцена о разговоре его со Щепкиным… — В статье-некрологе «Михаил Семенович Щепкин».
[137]…«десяти небес нам стоила земля»… — Из стихотворения Мандельштама «Прославим, братья, сумерки свободы…» (1918):
…Ну что ж, попробуем: огромный, неуклюжий,Скрипучий поворот руля.Земля плывет. Мужайтесь, мужи!Как плугом океан деля.Мы будем помнить и в летейской стуже,Что десяти небес нам стоила земля.
[138] К этому времени у О. М. начались сердечная болезнь и тяжелая одышка. Евгений Яковлевич всегда говорил, что одышка О. М. — болезнь не только физическая, но и «классовая». Это подтверждается обстановкой первого припадка, происшедшего в середине двадцатых годов. К нам пришел в гости Маршак и долго умилительно объяснял О. М., что такое поэзия. Это была официально-сентиментальная линия. Как всегда, Самуил Яковлевич говорил взволнованно, волнообразно модулируя голос. Он первоклассный ловец душ — слабых и начальственных. О. М. не спорил — с Маршаком соизмеримости у него не было. Но вскоре он не выдержал: ему вдруг послышался рожок, прервавший гладкие рассуждения Маршака, и с ним случился первый приступ грудной жабы. — примеч. 1977 г.
[139]Постановление ЦК о литературе — резолюция ЦК РКП (б) от 18 июня 1925 г. «О политике партии в области художественной литературы». О продолжении классовой борьбы в обществе и на «литературном фронте» в резолюции говорилось с акцентом на «мирноорганизаторской работе».
[140]. Вифли — по-видимому, ЛИФЛИ — Ленинградский институт философии, литературы, лингвистики и истории (факультеты Ленинградского университета, существовавшие некоторое время отдельно); Зубовский институт — Институт истории искусств в Ленинграде, учрежденный еще до революции гр. B. П. Зубовым (закрыт в 1930), словесное отделение его считалось приютом филологов «формальной школы»; Институт красной профессуры с трехгодичной программой по экономике, истории и философии был создан в 1921 г. с целью подготовки партийных профессорских кадров.
[141]…заставил Мандельштама рассуждать о поэзии… — См.: Рождественский В. Страницы жизни. М.; Л., 1962. C. 129 — 131. На полях одного экземпляра книги есть примечание Н. Я. Мандельштам: «О. М. — „смысловик“, и всякий разговор о стихах был мировоззренческим».
[142]Птичьим языком Герцен называл язык, каким в его время объяснялись воспитанники «монастырей немецкого идеализма» («Былое и думы», гл. XXV); львенок, который поднимает огненную лапу — образ из стихотворения Мандельштама «Язык булыжника мне голубя понятней…» (1923), у Герцена — «львенок исполинской революции», взлелеянный и откормленный «аристократическим молоком» («Былое и думы», гл. XXX).
[143]Щучья косточка, застрявшая в ундервуде —
Кого еще убьешь?Кого еще прославишь?Какую выдумаешь ложь?То ундервуда хрящ: скорее вырви клавиш -И щучью косточку найдешь».
«1 января 1924»
[144] «Поэзия — это власть», — сказал он в Воронеже… — То же Мандельштам говорил тогда С. Б. Рудакову: «Поэтическая мысль вещь страшная, и ее боятся» и: «Подлинная поэзия перестраивает жизнь, и ее боятся» (приводится в письме Рудакова жене от 23 июня 1935 г. — См.: Герштейн Э. Г. Новое о Мандельштаме. Париж, 1986. С. 202).
[145] В стихах тридцатых годов есть и совершенно прямые, в лоб, высказывания, и сознательная зашифровка смысла. В Воронеже к нам однажды пришел «любитель стихов» полувоенного типа, то, что мы теперь называем «искусствовед в штатском», только погрубее, и долго любопытствовал, что скрывается под «бежит волна волной, волне хребет ломая»… «Уж не про пятилетки ли?» О. М. расхаживал по комнате и удивленно спрашивал: «Разве?»… «Как быть, — спросила я потом О. М., — если они во всем будут искать скрытый смысл?» «Удивляться», — ответил О. М. До меня не сразу доходил второй план, а О. М., зная, что я могу оказаться «внутри», стихов не комментировал: искреннее удивление могло если не спасти, то во всяком случае облегчить участь. Идиотизм и полное непонимание вещей у нас ценились и служили отличной рекомендацией и арестованному, и служащему. — примеч. 1977 г.
[146]…победил… Авербах со своим РАЛПом. — В феврале 1926 г. Чрезвычайная конференция пролетарских писателей осудила линию «старого напостовства», проводимую журналом «На посту» (С. Родов, Г. Лелевич, И. Вардин). Ядро «нового напостовства» составили: ответственный редактор нового журнала «На литературном посту» Л. Авербах, Ю. Либединский, В. Ермилов, В. Киршон, А. Фадеев и другие. В мае 1928 г. во главе с генеральным секретарем Л. Авербахом была образована Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП). Ликвидирована, в связи с созданием единой писательской организации, постановлением ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 г.
[147]Парнок — авторский двойник в повести Мандельштама «Египетская марка» (1928).
[148]…в трех-четырех литературных статьях… — Речь идет о статьях «Буря и натиск» (журн. «Русское искусство». 1923. № 1), «Vulgata» (там же. № 2 — 3), «Литературная Москва» I и II (журн. «Россия». 1922. № 1 и 2) и, вероятно, «Веер герцогини» (газ. «Вечерний Киев». 1929. 25 янв.). Выпады против Ахматовой содержались в двух первых статьях.
[149]…напечатал статью в харьковской газете… — Статья «Письмо о русской поэзии» была напечатана в ростовской газете «Советский Юг» (1922. 21 янв.). Рецензия на Альманах муз» (1916) имеет название «О современной поэзии», в ней Мандельштам переадресовал Ахматовой слова Пушкина об «одетой убого, но видом величавой жене».